Подземелье
Шрифт:
Василий оказывается перед дырой. Зев подземелья, словно перекошенный рот урода, медленно втягивает вовнутрь язык белесого свечения. Оно струится вокруг ног оперуполномоченного, поднимается выше, прилипает к одежде, вцепляется в тело и тянет, тянет в мрачную глубину. Вкрадчивая, но неодолимая сила обретает над Василием все большую власть.
— Нет! — кричит он. — Нет! — И начинает выдираться из тенет смертоносного тумана с таким неистовством, будто его волокут кастрировать.
Но трепыхание это результатов не приносит. Тусклая плесень охватывает его все плотнее, залепляет глаза, нос, рот. Василий понимает, что сейчас задохнется, как муха, угодившая
Василий начинает понимать, что это уже чересчур, ничего такого в реальной жизни происходить не может, и предпринимает отчаянную попытку освободиться от клейкой субстанции, а заодно и от заполонившего рассудок бреда. Внезапно он ощущает удар, пришедшийся по всему телу, словно его скидывают с изрядной высоты…
Придя в себя, он обнаружил, что, действительно, совершил неболышой полет — с постели на пол. Было холодно, болела ушибленная спина. Никаких каменных пищеводов вокруг не наблюдалось. Но сперва Василию показалось, что он по-прежнему плавает в прокисшем молочном киселе. Наконец, он догадался, что это не кисель, а утренний свет, сочащийся из окна. Вязкую осязаемость придает ему перепойная слизь, залепившая веки.
Седых сообразил, что после вчерашнего «отрубона» как-то очутился у себя в комнате и теперь валяется на половичке перед собственной кроватью.
Из-под двери тянуло ледяным сквозняком. Опершись рукой о пол, он приподнялся и сел. При этом ладонь угодила во что-то мокрое и липкое. Та же мерзость обнаружилась на подушке и простынях. Оказывается, во сне он умудрился заблевать койку и прилегающие окрестности.
Стуча зубами, он вскарабкался на постель и закутался в испачканное одеяло.
Сквозь ознобливую одурь продирались два вопроса: как ему удалось добраться до своей берлоги, и что он еще успел натворить? Припоминалось, что успел-таки.
Перед глазами замелькало перекошенное лицо замполита.
Василий сморщился. Вот это зря. Полный атас! Попортит ведь гад биографию. Ни звания не получишь, ни черта. И не выберешься из этой дыры никуда. Будет любой рапорт дробить. Надо как-то отмазываться.
Несмотря на отвращение к службе, вылетать с нее так по-дурацки Василию вовсе не улыбалось. Впрочем, терзался он недолго. Да уж, уволят, щас! Можно подумать — в коридоре очередь на теплое место стоит. Вон, Емельянцев, говорят, был случай, с самим Онуфрием подрался, — и ничего!
Василий поднялся с загаженной постели; собрал разбросанную на полу одежду, пошатываясь, добрел до стола и выхлестал полграфина воды, которая показалась на вкус сладковато-горькой. По дороге в умывальник, расположенный в конце коридора, ему вдруг пришло в голову, что, собственно, позапрошлой ночью он убил человека, своего коллегу, пусть даже и сумасшедшего преступника. Убил не на войне и, можно сказать, не в бою. Должен был Василий, как ему казалось, ощущать что-то такое, особенное, может быть, гордость за проявленную решительность, или, наоборот, страх и отвращение. Но ничего он не чувствовал, кроме гадкого похмелья и беспокойства, вызванного ссорой с замполитом. Странно…
Но тут подкатил новый спазм тошноты, и лейтенант, судорожными глотками сдерживая рвоту, устремился
39
Раиса открыла дверь в кабинет начальника уголовного розыска — можно? — и вошла, не дожидаясь ответа.
Логинов поднял голову от разложенных перед ним бумаг, указал на стул.
— Проходите, присаживайтесь.
Был он весь из себя занятой, погруженный в работу, так что могло показаться, что обычное это для него дело — допрашивать представителей областной прессы.
Впрочем, на отсутствие должного внимания к ее персоне Раиса не обиделась. Не до обид ей сейчас было.
С той сумасшедшей ночи минуло уже двое суток, но бесцельному Раисиному пребыванию в Октябрьске конца не предвиделась, потому что за окном по-прежнему волочились над самой землей прохудившиеся тучи. Раисе временами начинало казаться, что она обречена всю оставшуюся жизнь провести в этой, похожей на дурной сон, нескончаемой командировке.
Кабинет Логинова ей не понравился. Мало того, что был он захламленным, мрачным и прокуренным до безобразия, пер еще вдобавок здесь из каждого угла какой-то нежилой дух не то прорабского вагончика на захудалой стройке, не то складской подсобки. Раиса затруднялась представить себе, как в этом помещении расследуются серьезные и важные дела. Она, наверное, не удивилась бы, если б сидящий перед ней мужчина схватил вдруг телефонную трубку и проорал в нее что-нибудь, наподобие «Саня, раствор вези, мать твою!..» Впрочем, хозяин кабинета не походил на прораба.
— Сейчас, минутку, извините. — Логинов одной рукой начал собирать бумаги, а второй все еще что-то торопливо дописывал на косо лежащем перед ним листе.
Усевшись перед приставным столиком, Раиса еще раз оглядела шефа «угро». Со дня ее приезда они не встречались, но, как и в прошлый раз, Логинов ей понравился, не то, что давешний зампрокурора.
Накануне ей пришлось выдержать допрос в районной прокуратуре, где моложавый хлыщ, явно не местный, стараясь держаться подчеркнуто официально, вытягивал из свидетельницы — так он перед началом беседы определил Раисин статус — подробности ее скоротечного знакомства с Репиным. Но за показной официальностью Раисе отчетливо виделся ухмыльчатый, подернутый сальцом, мужской интерес.
Скрывать свидетельнице было нечего, к тому же хотелось, чтобы побыстрей окончилась неприятная процедура, а потому Раиса старалась в меру сил и терпения удовлетворить прокурорский интерес. Деятель же юстиции, упирая на то, что случай расследуется не рядовой, а значит, каждая деталь важна для установления истины, настаивал на все новых и новых подробностях. В конце концов Раисе начало казаться, что ничего, кроме способов траханья, его не интересует, и она тут же высказала вслух эти свои соображения.
Логинов, судя по всему, был другим человеком. Но сейчас Раисе не хотелось разговаривать ни с кем — ни с хорошими, ни с плохими.
Начальник угрозыска окончил свои писания и приступил к делу.
— Извините, что пришлось вас вызывать, — начал он, — но такие уж обстоятельства…
— Не понимаю, — надменно перебила Раиса. — Вроде, я законопослушная гражданка, а меня по милициям таскают. (Она поморщилась. Конец фразы вышел, как у базарной тетки, которую сцапали за нечестную торговлю. К тому же все Раиса прекрасно понимала, и надменности ее грош была цена. Но не скажешь ведь: конечно, я любовница этого психопата, допрашивайте меня в свое удовольствие.) — Прямо затаскали вас, — улыбнулся Николай.