Подземка
Шрифт:
Вы так хорошо помните?
Да, помню действительно хорошо. Первое впечатление — ужасно мрачный тип. Какой-то мудреный, грубиян, что ли… Мне он сразу не понравился, и я с ним не разговаривал. Стоит человеку услышать пару реплик в разговоре, и он понимает, подходит ему собеседник или нет. Мне не подошел. Никак. Слыша, как он отвечает своему товарищу, как разговаривает, я, даже не общаясь с ним напрямую, понял, что с этого парня толку мало. В предпоследнем классе я перешел в токийскую школу,
Друзей у меня было немало. Мы увлекались мотоциклами, и все вместе куда-нибудь гоняли. Мне нравилось проводить время на улице. А Иноуэ был совсем другим.
Когда после инцидента вокруг «Аум Синрикё» пресса устроила шумиху и членов секты начали показывать по телевизору, я узнал, что в руководстве секты есть человек по фамилии Иноуэ. Увидев лицо, я понял, что где-то его уже встречал. Было это спустя две недели после инцидента. Сразу позвонил однокашникам по школе Ракунан. У меня до сих пор много друзей из их числа. Спрашиваю: неужели это тот самый Иноуэ? А мне в ответ: да, именно он. Поэтому я знал об этом до того, как опубликовали подробности.
Разозлился. Очень разозлился. Хотя это чувство не имело ничего общего с дискомфортом школьной поры. Там меня просто от него воротило. Хоть я перешел в другую школу и не считаюсь выпускником Ракунан, но горжусь, что учился там. Думал, что выпускники этой школы не способны ни на что дурное. Поэтому произошедшее стало для меня шоком. Я очень расстроился.
Иноуэ, в свою очередь, в последнее время занимает позицию, противопоставляя себя Тидзуо Мацумото. Я наблюдаю за этим с интересом, и неотрывно слежу за всеми новостями про него. Ну-ка, покажи, на что ты способен! Насколько искренние твои намерения, Иноуэ!
Мужчина шел по платформе и кричал:
Зарин! Это зарин!
Г-н Макита занимается производством видеоматериалов. Со студенческой поры играл в группе — может быть, поэтому с самого начала хотел работать с музыкой, но постепенно все свелось к видео. С 1988 по 1994 год держал собственную фирму и работал отдельно, но конъюнктура ухудшилась, и сейчас он работает в фирме покрупнее. Отвечает за отдел видеоматериалов для игрового ПО.
Интервью для этой книги я решил брать у каждого человека по одному разу, без дополнительных встреч и расспросов, но было и несколько исключений. Одним из них стал г-н Макита. Дело в том, что испортился магнитофон, и мы не смогли снять с ленты первое интервью. Но помимо этого после первого интервью у меня однозначно осталось чувство легкого сожаления, что я не расспросил этого человека подробней. А поломка магнитофона — нечто вроде символичного послания. Таким образом, г-н Макита дважды дал нам продолжительное интервью.
Нельзя сказать, что он тяготится разговором, но он не из тех, кто говорит о себе самом по собственной инициативе. Задашь вопрос — непременно получишь ответ. Но в большинстве случаев ничего больше не услышишь. Я тоже по своей натуре не стремлюсь с жадностью наброситься на собеседника, выспросить, выудить из него информацию частного характера. Что касается конкретной ситуации с газовой атакой — еще куда ни шло, но есть и всякие запутанные семейные коллизии, и лицом к лицу спрашивать о них очень неловко. Но после мне стало казаться, что в некоторых случаях стесняться нельзя.
Немало из нашего разговора не попало на страницы книги по обстоятельствам г-на Макиты. Но даже при этом, хорошо, что мы встречались дважды.
Для поездок на работу я использую линию Хибия. Поезда жутко переполнены. Особенно на станции пересадки — Кита-Сэндзю: там идут ремонтные работы, и на платформе страшно тесно. Даже опасно. Удивляться смертным случаям здесь нечего. Подтолкни кого-нибудь слегка — и он запросто может упасть на рельсы.
Как бы вам объяснить, насколько все ужасно? Один раз я пытался втиснуться в вагон, и мой портфель поглотили волны человеческих тел. И с концами. Я держал портфель крепко, чтобы его не вырвали из руки, но если бы не отпустил, сломали бы мне руку. Портфель тут же пропал из виду. Я забеспокоился, пропадет, не найдется (смеется). Постепенно вагон опустел, и портфель опять вернулся ко мне.
Сейчас еще куда ни шло — в вагонах работают кондиционеры, а раньше утешением было лишь «тоннельное охлаждение», и летом приходилось тяжко. Не было ощущения, что вообще живешь.
На Акихабаре часть пассажиров выходила, и дышать становилось легче. На станции Кодэмматё уже можно было стоять, не касаясь соседа, а на Каябатё даже при случае сесть. После Гиндзы можно свободно читать журналы.
Семья — жена и ребенок. Дочери четыре года, мы поженились пять лет назад.
Снимаем квартиру. Мы жили там всей семьей, еще, когда я был ребенком, но пока я учился в институте, и родители, и младший брат один за другим умерли, и я остался в этой квартире один, а сейчас живу со своей семьей.
Жилой квартал, никаких неудобств, кроме одного — тесновато. Две комнаты по шесть татами [81] да в придачу кухня — четыре с половиной. Дому скоро будет тридцать лет. Квартплата, признаться, невелика, хотя раньше была намного меньше. После «мыльного пузыря» под предлогом косметического ремонта раз в два года квартплату повышали.
Изначально я хотел заниматься музыкой, в институте даже играл в группе, еще три года проиграл после института. Скромная группа, игравшая в основном техно. Мне и сейчас хотелось бы продолжать играть, но уж слишком тесная у нас квартира. Аппаратуру поставить — и то негде.
81
Татами (соломенный мат) занимает около полутора квадратных метров и служит единицей измерения жилой площади.