Поджигатель
Шрифт:
«Бедная Ребекка», — подумала я.
Наверное, нелегко было все время улаживать конфликты между двумя своими подругами-соперницами. Я не представляла себе людей более разных, чем Тилли и Луиза, и не хотела бы ссориться ни с одной из них, как не хотела бы присутствовать при их ссоре.
Тилли больше не сказала ничего важного, и я горько вздохнула, садясь в машину.
— Что, надеялась узнать больше? — спросил Роб.
— Вообще-то информации даже слишком много. Ну почему Тилли не сказала, что Гил Маддик — жестокий головорез, который грозился убить Ребекку,
— А что ты скажешь о предчувствии Ребекки?
— Скажу, что она не попалась бы в лапы убийце, если бы действительно могла угадывать будущее.
— Но это была ее судьба, а от судьбы не уйдешь, — процитировал Роб.
— Ну да, разумеется. А какая судьба ждет тебя?
— Бутылка пива, мясной пирог и сладкий сон с девяти вечера. — Он пожал плечами. — Надо стремиться к высоким целям, не так ли?
— Помечтай, Роб, помечтай!
Я забронировала номер в гостинице Солсбери и приехала туда вечером накануне панихиды, чтобы заранее навестить Хауортов и пообщаться с ними без посторонних. Меня пугала мысль о предстоящей встрече: даже телефонный разговор с ними дался мне нелегко. В поезде я все время смотрела в окно — от волнения не могла ни читать, ни работать. Я взяла двухдневный отпуск по семейным обстоятельствам и радовалась возможности немного отдохнуть — все равно на работе от меня никакого толку. Сойдя с поезда, я тут же отправилась к Хауортам, потому что боялась передумать.
Джеральд увидел такси на подъездной аллее и вышел из дома с бумажником в руке раньше, чем я выбралась из машины.
— Я могу сама заплатить за такси, — сказала я, роясь в сумочке в поисках наличных денег, но он уже расплатился с шофером и отмахнулся от моей благодарности.
— Не волнуйся, все в порядке. Я бы подвез тебя сам, но ты не сказала, что приедешь поездом. Что с твоей машиной?
— Сломалась. Я отправила ее в утиль. Собираюсь купить новую.
— Давно пора. Твой «пежо» еле ползал. — Он сжал меня в объятиях. — Спасибо, что приехала к нам, Луиза. Мы с Аврил тебе очень признательны.
— Как вы? — Я внимательно вгляделась в его лицо. — Вид усталый.
— Я только что хотел сказать тебе то же самое.
Не снимая с моих плеч тяжелую руку, он развернулся и повел меня в дом. Мы вошли в большую теплую кухню. Аврил сидела в плетеном кресле рядом с плитой, сложив руки на коленях и уставившись в пространство. Когда я позвала ее, она подняла голову и просияла улыбкой.
— Луиза, ты уже здесь? Как дела?
— Хорошо, — машинально ответила я, хотя на самом деле мне было очень плохо, и она это видела.
В этой до боли знакомой обстановке я особенно остро ощущала отсутствие Ребекки. Неужели она больше никогда сюда не войдет, не сядет за стол? Сколько раз за многие годы мы с ней вместе обедали, болтали, смеялись, пили чай и пекли пироги? Ее тень витала повсюду. Я не могла поверить, что уже никогда ее здесь не увижу. Как ужасно для меня и как, наверное, невыносимо для
— Не надо плакать! — Аврил встала с кресла, подошла и обняла меня. — Иначе я тоже заплачу и уже не смогу остановиться.
Судорожно сглотнув, я молча кивнула и попыталась улыбнуться, потом вдруг выпалила:
— Хочу, чтобы вы знали: я всегда мечтала, чтобы вы были моими родителями. Конечно, никто и никогда не заменит вам Ребекку, но если вы примете меня как вторую дочь, я буду счастлива…
Я осеклась, увидев потрясенное лицо Аврил. Спустя мгновение женщина вежливо улыбнулась, но я уже поняла, что совершила глупость: выбрала не тот момент и не те слова. Аврил слишком добра, она ни за что не откажет мне прямо, однако я прочла в ее глазах молчаливое неприятие.
— Да, пока не забыли, — подал голос Джеральд. Он стоял у меня за спиной и сыпал в чайник заварку. — Пожалуйста, выбери себе что-нибудь из вещей Ребекки. Вряд ли она оставила завещание, но ей наверняка было бы приятно, если бы ты взяла себе на память что-то особенное. Раз уж ты приехала раньше остальных, тебе первой и выбирать.
— Мне ничего не надо… — начала я.
Джеральд вскинул руку вверх, заставив меня замолчать.
— Поднимись в ее комнату и посмотри. Мы все выложили на ее кровати. Нам без разницы, что ты возьмешь. Бери что понравится.
— В самом деле, Луиза. — Аврил вновь улыбнулась, но на этот раз искренне. — Мы не хотим выбрасывать эти вещи, а нам самим они не нужны. К тому же вокруг полно предметов, которые напоминают о Ребекке.
Я не хотела спорить, поэтому кивнула, хоть и боялась заглядывать в комнату подруги. Выйдя из кухни, я начала медленно подниматься по лестнице — ноги отяжелели, будто я брела по колено в воде. На верхней площадке я на секунду зажмурилась, потом толкнула знакомую дверь, которую неумело расписала розовыми розами четырнадцатилетняя Тилли, и остановилась на пороге. Кто-то (наверное, Аврил) застелил кровать льняной простыней и выложил на ней маленькими кучками одежду, ювелирные украшения и разные безделушки.
В остальном комната не изменилась: те же бледно-голубые занавески на высоких окнах, те же обои с приятным цветочным рисунком, тот же толстый серый ковер на полу с давнишним пятном возле туалетного столика, следом от пролитого лака для ногтей. У стены по-прежнему высился георгианский комод, заставленный хрустальными флаконами духов с серебряными крышечками, которые собирала Ребекка. В углу, в мягком кресле, сидел плюшевый кролик, любимая игрушка моей подруги. Как-то Ребекка объяснила мне, что он ей слишком дорог и она боится брать его с собой в университет или в Лондон. Кролик жил в ее комнате, потому что здесь было надежнее.