Поджигатели (Книга 2)

Шпанов Николай Николаевич

Март застал Долласа в Париже. Конференция, переговоры следовали друг за другом; свидания, явные и тайные, происходили изо дня в день, - в посольствах, банках, кабаках, гарсоньерках разведчиков и в салонах депутатов. Доллас был неутомим. Казалось, его не занимало ничто: ни весеннее парижское солнце, ни робкая зелень бульваров, ни по-весеннему четкий стук женских каблуков по тротуарам. Дело, дело, дело - это было единственным, о чем он говорил, о чем способен был думать.

В мартовское утро, если можно считать утром время, когда солнце подошло к зениту, Доллас отпустил таксомотор

у Иенской площади. Заложив руки за спину и наклонив голову, словно боясь, что, глядя на прохожих, может отвлечься от своих мыслей, он мелкими шажками устремился к улице Шейо, где помещалось американское посольство. Дойдя до угла улицы Фрейсинэ, откуда был виден подъезд посольства, он заметил хорошо знакомый ему автомобиль посла. Это показалось Долласу странным: ведь они условились с Буллитом именно на это время. И беседа вовсе не должна была быть краткой.

Доллас на мгновение остановился, отер вспотевшую голову, держа котелок на отлете и помахивая им. Потом засеменил еще быстрее.

Буллит не дал ему даже поздороваться:

– Не раздевайтесь, - прямо садимся и едем к одному моему другу. Будем есть простоквашу и любоваться прелестной женщиной.

– Странная комбинация, - проворчал Доллас.

– Ее муж - нечто среднее между пресвитерианским проповедником и Зигфридом. Забавный малый. Безобиден, как теленок.

– Вероятно, именно это вас больше всего и устраивает, - язвительно заметил Доллас.

Буллит расхохотался и вместо ответа выразительно подмигнул. Доллас достаточно знал своего спутника, чтобы понять: его влечет не странный хозяин дома и уж, во всяком случае, не простокваша.

Адвокату было совсем не по душе ехать куда-то ради того, чтобы занимать загадочную личность, пока посол будет флиртовать с женой этой личности. Он недовольно спросил:

– Быть может, встретимся в другой раз?

– Не дурите, Фосс, - Буллит дружески ударил его по колену.
– Если я скажу вам, как зовут этого малого, то чтобы только иметь возможность с ним поговорить, вы побежите за моим "каделлаком".

Доллас исподлобья подозрительно посмотрел на Буллита:

– Ну?

– Не будьте любопытной бабой, - отмахнулся Буллит.
– Увидите сами.
– С этими словами он нагнулся и поднял стекло, отделявшее пассажирскую кабину от сиденья шофера. Несмотря на эту предосторожность, он все же заговорил, заметно понизив голос: - Новости знаете?

Острые глазки Долласа быстро забегали по лицу собеседника, словно на нем-то и были написаны эти новости, ради которых нужно было принимать такие предосторожности. Но черты Буллита, казавшиеся за минуту до того такими открытыми, даже добродушными, не отражали теперь ничего, кроме упрямства и жестокости, сквозивших, казалось, в каждой складке кожи.

– Вчера у меня был человек Киллингера, - сказал Буллит.

Доллас беспокойно заерзал, и все лицо его мгновенно покрылось крупными каплями пота.

– Промах, - едва слышно проговорил Буллит.

Глазки Долласа испуганно скользнули по видневшейся за стеклом спине шофера, но Буллит успокоил его движением руки:

– Гоу выпил то, что предназначалось Тридцать второму.

–

Киллингер осел!
– вырвалось у Долласа громче, чем нужно, и он сразу перешел на шопот: - Пустая похвальба вся эта их немецкая система.

Буллит покачал головой:

– Нет, они свое дело знают. Киллингер велел передать мне, что ничего страшного нет. Это только первый промах в бактериологической войне, которую они объявляют Тридцать второму.

– Вы совсем передоверили это им?

– Не могу же я толковать о таких вещах от своего имени!
– с укоризной проговорил Буллит.

– Ах, дураки, дураки!
– в смятении пробормотал Доллас.
– Пока жив Рузвельт, сближение с Германией не удастся сделать популярным в Америке. А оно с каждым днем становится все более необходимым. Настоятельно необходимым!

– Поэтому я и хочу, чтобы вы познакомились с одним моим другом...

– Тот, к кому мы едем?

– Пока я не вижу надобности афишировать нашу близость. Но со временем... У него дьявольский ум, Фосс! Он принесет нашему делу большую, очень большую пользу.

Но Доллас плохо его слушал. Его мысли вертелись вокруг неудачи с отравлением президента. Следуя им, он сказал:

– Но как вы думаете, Уильям, они сумеют, этот Киллингер и другие?

Буллит досадливо повел плечами:

– Если они окажутся не способными покончить с ФДР, мы пустим в ход свою собственную машину. Не хочется только подвергать такому риску Говера.

– Нет, нет, что вы!
– испуганно воскликнул Доллас.
– Президент верит ему и должен верить до конца!

– А Говер мог бы. У него отлично работающая машина, - мечтательно проговорил Буллит.

Глазки Долласа испуганно ощупали лицо Буллита: мог ли этот человек знать, что и первое неудачное покушение на Рузвельта в 1933 году тоже было делом рук Говера?

– Вы чертовски легкомысленный человек, Уильям, - недовольно пробормотал Доллас, чтобы переменить разговор.
– Всякому встречному болтаете первое, что придет в голову. Европа теперь очень болезненно относится к проявлению каких бы то ни было симпатий к немцам.

– Не к немцам, а к наци, - поправил Буллит.

– Один дьявол!

– К сожалению, далеко не так. Когда дойдет до настоящего дела, я не поставил бы ни цента даже на многих из тех, кто носит свастику в петлице, а об остальных нечего и говорить. У фюрера вовсе не так много поклонников в Германии. Там его знают лучше, чем за границей.

– Тем больше смысла в том, что я вам только что говорил: не слишком осторожно для посла Штатов якшаться чорт знает с кем. Скандал, которым это кончилось для вас в Москве, не должен повториться.

– Париж не Москва.

– Но люди, кажется, начинают кое-что понимать и тут.

– Пока они поймут все, мы завернем их в такие пеленки...

– В такой игре предпочтительнее саван.
– Доллас немного помолчал. Однако русские меня беспокоят все больше и больше. Та ужасающая гласность, которой они уже успели предать чешские дела, может привести к полному провалу. Мир слишком насторожился. Мы вынуждены следить за каждым своим шагом, выбирать каждое слово.