Поджигатели (Книга 2)

Шпанов Николай Николаевич

– Всю жизнь вы толковали нам, что мы работаем на нашу республику, а вот теперь мы вдруг узнали, что дело не столько в нашей Чешской республике, сколько в американских биржевиках, которые сцапали контрольный пакет Вацлавских заводов.

– Кто сказал тебе такую чепуху?!
– крикнул Кропачек, но в голосе его звучало больше смущения, чем решительности.

– Уж кто бы ни сказал...

– Тоже, может быть, господа коммунисты?

– Может быть, и коммунисты, - с улыбкою ответил механик.

– А если бы это и было правдой, так что

тут плохого?
– подбоченясь, спросил Кропачек.

– А что хорошего, ежели чешскими заводами распоряжаются янки?.. Сегодня заводы, завтра банки, послезавтра парочка-другая министров, а там, глядишь, и вся Чехословакия окажется в кармане иностранных торгашей. Может быть, так оно уже и вышло. Оттого и очутились мы теперь в таком положении, что сами себе не принадлежим, а?

Кропачек сумрачно молчал, отведя взгляд от собеседника.

Тут впервые подал голос Ярош. Он говорил негромко, сосредоточенно глядя себе под ноги.

– Нет, отец, тут ты не прав. Сколько бы усилий ни прилагали иностранцы к тому, чтобы захватить нашу страну, она никогда не будет им принадлежать. Ее единственным законным хозяином всегда был, остается и будет во веки веков чешский народ.

Старый Купка лукаво покосился в сторону Кропачека.

– И те, кто бросает родину в эти дни, они тоже будут хозяевами? спросил он.

Ярош молча покачал головой.

– Я тоже так думаю, сынок, - сказал механик.
– И убей меня бог, ежели я поверю, что праздник будет на их улице. Никакие американцы, ни кто бы то ни было другой, кто заинтересован в наших нынешних делах своим карманом, не поможет им спасти свои шкуры. Уж это как пить дать. Верно, сынок?

Ярош ответил таким же молчаливым кивком, и в сторожке наступила напряженная тишина, в которой отчетливо слышалось сердитое сопение Кропачека.

Внезапно дверь порывисто распахнулась и на пороге появился Гарро. Он сумел сохранить не только бодрость духа, но и вид человека, уверенного в себе, в будущем, в жизни. Его смуглое сухое лицо не отражало даже усталости, хотя именно на его долю выпали все хлопоты с визами и пропусками друзей.

Он вошел в сторожку, потрясая над головой пачкою бумаг.

– Я вам говорил: все будет в наилучшем порядке.

– Французская виза?
– бросился к нему Кропачек.

– Я ни минуты в ней не сомневался.

– Еще бы!
– сразу приободрясь, воскликнул Кропачек.
– Мое имя достаточно известно деловой Франции.

– К сожалению, нет времени, чтобы достать визы для иного пути, как только через Австрию.

– Полетим хотя бы через ад.

– Мне такой путь не очень нравится, - усмехнулся Гарро.
– Я предпочел бы отправить вас кружным путем.

– Не имеет значения, не имеет значения, - твердил Кропачек, рассматривая документ.
– Ярош! Как быть с бензином?

– Бензин есть, - сказал Ярош, - сейчас заправим.

Он поспешно вышел, чтобы не оставить директору времени для вопросов. Пришлось бы признаться, что бензин он решил перекачать из собственной

машины, которая должна была перевести самого Яроша в Прагу. Пришлось бы сказать, что ему вообще не нужно лететь в Прагу, так как он остается здесь, записавшись добровольцем в армию, которой предстояло защищать родные горы. Он остается вместе с товарищами, которые стали ему ближе всей родни, ближе дяди Яна и даже... да, даже ближе и дороже Марты. Это были Гарро, Даррак и Цихауэр, уже оформившие переход в чехословацкое подданство ради того, чтобы иметь право сегодня же вечером явиться на армейский сборный пункт.

Выйдя из сторожки, Ярош по привычке оглядел серый горизонт и в сомнении покачал головой: погода не внушала доверия. Тем не менее самолеты садились и взлетали. Ярош направился к своей машине. Через полчаса бензин был перекачан, и Гарро повез к самолету на своей "татре" Кропачека с грудою чемоданов. От возбуждения лицо директора раскраснелось, усы растрепались. Сопя и смешно семеня короткими ногами, он помогал грузить багаж. Ярош вместе с пилотом в последний раз осматривал машину.

– Можете прогревать моторы!
– крикнул Крсшачек летчику в крайнем возбуждении.

– А пани Кропачек?
– удивился пилот.

Кропачек сделал решительное лицо:

– Я ей сказал: один час.

– Не хотите же вы сказать...
– в нерешительности начал было Ярош, но директор перебил его:

– Именно это я и хочу сказать! Да, да, не смотри на меня, как на сумасшедшего.

Кропачек пытался закурить сигару, по руки его так дрожали, что он только раскрошил ее и раздраженно бросил. Тут раздался испуганный возглас пилота:

– Кто-то выкачал масло из моего бака!

Ярош побежал к зданию склада. Вернувшись, он, не обращая внимания на протянутый Кропачеком бумажник, обратился к Гарро:

– Кладовщик предлагает масло в обмен на вашу "татру".

Кропачек возмущенно закудахтал, но Гарро вскочил в автомобиль и умчался с Ярошем. Они вернулись с маслом в запломбированных бидонах. За рулем "татры" сидел немец с налитой кровью физиономией, - такою же красной, как шарф вокруг его шеи. Как только бидоны были вынуты, он, не сказав ни слова, угнал автомобиль. Гарро добродушно расхохотался:

– Даже не извинился в том, что ограбил нас.

– Вы так и не сказали мне, сколько стоит ваша "татра"?
– обеспокоенно проговорил директор, все еще держа в руках бумажник.

Гарро беспечно отмахнулся:

– Рассчитаемся, когда я приеду в Париж.

Ярош давно уже не следил с таким трепетом за стрелками приборов, как в те минуты, когда пилот грел моторы. Привычные прикосновения к рычагам управления казались Ярошу полными нового смысла: быть может, он касается их последний раз в жизни... И кроме того... кроме того, в душе его еще не угасла надежда на то, что пани Августа вернется с Мартой. Марта улетит с родителями прочь от всего, что может ждать ее тут, прочь от ненавистного Пауля. Марта придет!.. Она не сможет не прийти!