Поджигатели (Книга 2)
Шрифт:
– Именно, - не сдерживаясь, выкрикнул телефонист, - бок о бок, всегда с плеткой в руках; всегда либо в шапке жандарма, либо с тростью помещика. Мы их хорошо помним - и наших "королевско-императорских" немцев и мадьяр великой двуединой империи славных Габсбургов.
– По-вашему, чтобы быть честным человеком, нужно перестать быть немцем?
– Август покачал головой.
– Словно немцы не такой же народ, как все другие.
– Тут-то и зарыта собака!
– горячо воскликнул Даррак.
– Вопрос в том, о каких немцах идет речь. Из-за того, что некоторые из них возомнили себя особенным
Цихауэр вскинул голову.
– Немцем я не только был, но и остался. И всегда останусь. Но именно немцем, а не гитлеровской швалью.
Каске посмотрел на него злобно горящими глазами, но смолчал.
– Послушайте-ка, ребята, - вмешался каптенармус, - бросьте вы ссориться. Политика не для нас с вами.
– Заткнись ты, Погорак!
– крикнул телефонист.
– Сейчас опять заговоришь о Сыровы. Слышали мы его речи: "Идите по домам и доверьтесь правительству". К чорту правительство, которое поджимает хвост при одном виде немецких псов!
– Я тоже умею браниться, ребята, - вдруг повышая голос и как бы сразу превращаясь из священника в офицера, проговорил Август.
– Не воображайте, что вы одни были солдатами и никто, кроме вас, не сумеет постоять за себя. К чорту такие разговорчики! С чего вы взяли, будто немец не может понять того, что надвигается на Судеты? Именно потому, что мы с Каске немцы, мы здесь, в этом форте, и не уйдем из него даже тогда, когда уйдете все вы. Не одним вам тесно на этом свете с Гитлером.
– Пусть сам Бенеш придет сюда и скажет: "Каске, оставь свой пост" - я не уйду, - сказал Каске.
– А знаете, ребята, мне это нравится!
– воскликнул Даррак.
– Так и должен рассуждать солдат.
– Да, - раздельно и громко сказал Цихауэр.
– Если он... провокатор.
Каске подскочил к художнику.
– Что ты сказал?
Цихауэр спокойно выдержал взгляд механика. Он знал, что Каске дрянь, ни на грош не верил ни его разглагольствованиям, ни проповедям отца Августа. Больше того, он подозревал их в способности предать, но раз власти нашли возможным включить их в состав гарнизона, не его дело спорить.
Он только сказал:
– Солдат, даже самый храбрый, должен понять, что один несвоевременный выстрел на границе может окончиться трагедией для всей Чехословакия. Вы, Каске...
– Господин Каске, - сердито поправил механик.
– Вы, Каске, - упрямо повторил художник, - знаете, что Гитлеру только и нужен такой провокационный выстрел на границе, чтобы вторгнуться сюда всеми силами и захватить уже не только Судеты, которые так любезно предлагают им господа чемберлены, а все, что ему захочется.
Повелительным движением Август заставил спорщиков замолчать.
– Послушайте, Цихауэр, вы еще новичок в таких делах, а я вам скажу: если чехи отдадут без боя эти прекрасные укрепления на оборонительном рубеже, созданном для них самою природой, то чешское государство будет беззащитно, как цыпленок.
– Правительство знает это не хуже вас.
– Знает или нет, но у него не будет больше естественной линии для обороны против
– Мы дали клятву слушаться офицеров.
– Бог дал мне власть разрешать клятвы... Умереть на этих фортах - вот задача честного защитника республики. Если будет бой, мы будем драться. Если бой будет проигран - взорвем форт. Вот и все, - решительно закончил Август.
– Нет, не все, господин патер!
– возразил Цихауэр.
– Есть еще одна возможность.
– Он на мгновение умолк и с видимым усилием договорил. Капитуляция, приказ отойти без боя.
– Отойти без боя?
– Август рассмеялся.
– Сразу видно, что вы не прошли школу немецкой армии.
– В Германии мне довелось побывать в школе, от которой отказались бы и вы.
Август с любопытством посмотрел на Цихауэра, но тот промолчал. Священник продолжал тоном наставника:
– Вы - семнадцатый пост, и не мне вас учить тому, что это значит.
– Он положил руку на маленький пульт с рубильником, прикрытым запломбированным щитком. После некоторого молчания он, прищурившись, посмотрел сначала на Яроша, потом на телефониста.
– Или вы боитесь? Скажите мне прямо: отец, мы хотим жить, - и я помогу вам перенести это испытание... Ну, не стыдитесь, говорите же, перед вами священник.
– Он снова притронулся к маленькому рубильнику.
– Если вам страшно, я останусь тут.
– В его голосе появились теплые нотки: - Понимаю, друзья мои, вы все молоды. Я понимаю вас. Хорошо, идите с миром, я останусь тут, как если бы господь судил испить эту чашу не вам, а мне.
– Он исподтишка наблюдал за впечатлением, какое производят его слова на солдат. Но ни выражение их лиц, ни взгляды, которыми они избегали встречаться с глазами Августа, не говорили о том, что его речи доходят до их сердец. Один только Каске, стараясь попасть в тон священнику, с напускной отвагой сказал:
– Нет, отец мой, не ваше это дело - взрывать форты. Пусть уходят отсюда все. Каске включит рубильник и взлетит на воздух вместе с фортом. Ни одна пушка, ни один патрон не достанутся врагу. В этом вы можете быть уверены.
Август издали осенил его размашистым крестом так, чтобы видели все.
Ярош стукнул кулаком по краю койки.
– Никто из вас не прикоснется к рубильнику без моего приказа. Здесь ваш начальник я, и делать вы будете только то, что прикажу я.
– Но, но, господин унтер-офицер, - усмехнулся Каске.
– Никто не оспаривает вашего права приказывать, но даже вы не можете мне приказать быть трусом.
– Так я тебе скажу, - крикнул Ярош: - тот, кто протянет руку к рубильнику без моего приказа, получит пулю!
И в подтверждение своей решимости расстегнул кобуру пистолета.
– Тут не о чем спорить, - примиряюще сказал патер Август, - именно так и должен держать себя начальник, который отвечает за исполнение приказа старших начальников.
– Он сделал паузу и состроил загадочную мину.
– Весь вопрос только в том, чтобы там, среди этих старших офицеров, не... не оказалось предателей.