Поединок соперниц (Исповедь соперницы)

Вилар Симона

Гуго наполнил кружки, и мы сдвинули их.

— Ты превратился в настоящего сакса, Ральф де Брийар, и изрядно раздобрел на сытных хлебах леди Гиты Вейк. Недаром люди поговаривают, что недалек тот час, когда ваши руки соединят у алтаря. Помнится, ты всегда считал ее красоткой.

Я усмехнулся, однако не стал его разубеждать.

— Разве не сказано, что человек должен не ропща принимать все, что случается с ним по воле провидения?

Гуго захохотал.

— Узнаю прежнего весельчака Ральфа. Однако… — он замялся. — Но разве тебе не ведомо, что Фея Туманов и один наш общий знакомец… Нет, я ничего не хочу сказать

худого, всего лишь беспокоюсь о твоей чести…

Я безразлично пожал плечами.

— Мало ли о чем болтают? Например, о грабежах и убийствах на дорогах. Мол, появились какие-то дерзкие молодчики, которые вершат свои грязные дела под покровом ночи, а затем исчезают, как туман от ветра.

При этих словах я покосился на приятелей Гуго. Было в их лицах нечто позволяющее предположить, что они занимаются не только делами своих арендаторов.

Кажется, это задело Гуго. Улыбка сползла с его лица.

— Все сказанное — плод твоего воображения. Если тебе придет в голову попытаться донести на нас…

— Ты снова схватишься за нож?

Он отвел взгляд.

— Не этого я ожидал от нашей встречи. Теплилась у меня надежда, что в память всего доброго, что некогда было меж нами, мы простим друг друга и не станем воскрешать старую вражду.

— Осталось только уронить слезу умиления, — съязвил я.

Но Гуго остался серьезен.

— Я должен просить у тебя прощения, сэр Ральф де Брийар. Я глубоко раскаялся в содеянном. И я вполне заслужил то бесчестье, которое обрушилось на меня. Ты с лихвой отплатил мне, Но главное — ты остался жив, и я хочу снова называть тебя другом.

Он протянул мне руку — но я медлил.

Слишком хорошо я знал Гуго, его коварство и умение во всем найти выгоду. Но какая ему выгода от того, расположен или нерасположен я к нему? К тому же Гуго Бигод — враг Эдгара Армстронга. А враги графа Норфолкского — мои друзья.

И я пожал протянутую руку.

— Аминь.

Гуго с улыбкой снова обнял меня.

Мы осушили кружки, и он принялся рассказывать, в какие передряги угодили наши приятели после того, как были объявлены вне закона за разжигание смуты. Кое кому из них не повезло, их бросили в застенок, где они находятся и по сей день. Есть и такие, кто сумел избежать неприятностей. Он сам, к примеру, или Геривей Бритто. Этот хитрый бретонец сумел втереться в доверие к самому Стефану Блуа, и племянник короля не только замолвил за него словечко венценосному дядюшке, но даже взял его в свою свиту.

— Да и ты не прозябаешь, сэр Гуго, — заметил я. — Я слышал, что ты обосновался в Саффолке, строишь замок и по-прежнему позволяешь себе поразвлечься.

Я снова намекал на разбой, но теперь Гуго не стал ершиться. Склонившись вплотную ко мне, он прошептал:

— А ты, трубадур, что об этом думаешь? Предпочитаешь бренчать на лютне для своей леди или не прочь вспомнить, как горячит кровь веселый ночной набег?

И я ответил:

— Не прочь. Но если охотиться, то на крупного зверя. Например, такого, как граф Норфолк.

Гуго захохотал.

— О, еще бы! Прекрасные глаза саксонки стоят того, чтобы отделаться от ее совратителя. Что ж, выпьем и за это.

Похоже он также знал, что связь Гиты и Эдгара возобновилась. И зря я обольщался, считая, что моей леди удается сохранять в тайне свое новое падение.

Мы сдвинули кружки с приятелями Гуго. Их было семеро, и все они оказались веселыми малыми. Посыпались шутки, рекой полился эль, и я словно вернулся в свою бесшабашную юность, где не было боли, тоски и безответной любви.

Однако и среди общего веселья Гуго не прекращал время от времени поглядывать на дверь харчевни.

— Ты кого-то ждешь?

— Скоро узнаешь. А пока… Эй, друзья, клянусь шпорами Святого Георгия, этот парень поет не хуже трубадуров из Аквитании. Пусть кто-нибудь принесет лютню, и увидите, что он посрамит любого из этих южан.

Бог весть откуда появился инструмент. Почему бы мне и не спеть? Не возвращаться же к Утрэду и его унылой родне…

Когда опустела очередная кружка, я ударил по струнам:

Хорошо сидеть в трактире. А во всем подлунном мире — скука, злоба и нужда. Нам такая жизнь чужда Задают вопрос иные: — Чем вам нравятся пивные? Что ж! О пользе кабаков Расскажу без дураков.

Мои слушатели, ухмыляясь, придвинулись поближе. Лихой напев раззадорил их, да и меня заодно.

Собрались в трактире гости. Этот пьет, тот — мечет кости. Этот — глядь — продулся в пух, У того — кошель разбух. Все зависит от удачи! Как же может быть иначе?! Потому что нет средь нас Лихоимцев и пролаз.

Вокруг нашего столика стали собираться завсегдатаи харчевни. Кое-кто приплясывал. Приятели Гуго пытались подпевать, а один из них, уловив ритм, ловко отбивал такт, постукивая кружкой о кружку.

Пьет народ мужской и женский, Городской и деревенский, Пьют глупцы и мудрецы, Пьют транжиры и скупцы. Пьют монахиня и шлюха, Пьет столетняя старуха, Пьет глухой и дряхлый дед, — Словом, пьет весь белый свет!

Внезапно я почувствовал, как на мое плечо легла рука Гуго.

— Довольно, Ральф. Ты славно нас потешил, но пока хватит.

Я поднял на него недоумевающий взгляд, а слушатели недовольно загалдели. Кто-то крикнул, что выставит нам бочонок лучшего вина, какое найдется у хозяина, если я потешу их новой песней, но рука Гуго по-прежнему сжимала мое плечо, а его взгляд был суров.

— Достаточно, трубадур.

Я отложил лютню, дивясь, как быстро опять попал под влияние Гуго. Но ни обиды, ни настороженности не было — только любопытство.

А через миг, когда недовольные слушатели разбрелись, приятели Гуго потеснились, давая место за столом еще одному гостю. Вернее — гостье. Потому что когда она приподняла капюшон, скрывавший ее лицо, я узнал графиню Бэртраду Норфолкскую.