Поединок. Выпуск 17
Шрифт:
— А-а-а… — шофер закрыл рот, покосился на него и отмахнулся: — Да ну вас… Все вам хаханьки!
Очень загорелый рыболов, видимо, привык к любопытствующим и отвечал доброжелательно.
— …Да всякий день ловлю. Утром, знаете, здесь — тут рядом труба, из нее льет, а рыбка кормится… А после обеда во-он туда, к мосту, перехожу.
— Позавчера утром тоже здесь ловили?
— Это в воскресенье? Ловил… Утро тихое было, — рыболов рассмеялся. — Мне еще таксист смешно про банановый соус сказал…
— Тем утром никого здесь не видели? Или там, напротив.
— Так я туда спиной, — удивился рыболов. — А здесь утром только пробегают иногда, кто трусцой… А после всякие ходят.
— Понятно. Извините.
— Стойте! — позвал рыболов.
Баскаков сразу вернулся.
Рыболов двинулся от парапета к краю тротуара.
— Вот тут лужица была… Поливочная проходила и налила. Так подъехала машина, и парень с девушкой вышли… Пошли как раз напротив.
— Какая машина, как они выглядели? — быстро спросил Баскаков.
— Ну, машина «Жигули», а выглядели… Обыкновенно… — Припоминая, рыболов стал серьезным. — Он такой высокий, худой… Горбился слегка. А деваха симпатичная вроде. Другого не вспомню.
— Во сколько все было?
— Да как раз в полвосьмого, наверно… Я приехал, закинул, и подъехали они.
— Спасибо большое. Удачи вам.
— К черту! Это, извините, присловье такое.
Пелагея Николаевна Гриднева до их появления занималась закруткой компота и так и продолжала занятие, отвечая на вопросы и изредка отирая слезы.
— …Он сказал «к обеду приеду», а все нет и нет. Я звонить, от соседей, — никого! Ну, думаю, едет… А он, мой бедный, уж в чуланчике страдал, связанный…
— Пелагея Николаевна, кто у вас бывал последнее время? — спросил Певцов.
Баскаков сидел у перил террасы, задумчиво глядя в сад.
— Так спрашивали уже… И никто не бывал. Саша, племянник, месяц назад домой проездом гостил и к себе в Воронеж уехал. А так осенью мы своих в отпуск ждали, вот компоты готовлю. В этой… В Уганде работают.
— А домработница ваша… которая убираться приходит, к ней не захаживали знакомые?
— Диля? Татарка она… Десять лет приходит, нет — одиннадцатый уже. Какие знакомые? Она в нескольких домах убирается, в нашем в трех квартирах. Покойный сослуживец моего рекомендовал. Диля монетку найдет и покажет, смеется, это моя, говорит, раз упала. Только сперва покажет…
— Этот молодой человек… Ну, высокий, худой такой — он кто вам будет?
— А-а, Боря? — Гриднева отерла лицо фартуком. — Так ведь Алексей Захарович книгу писал. Про себя, про войну, как все было и где воевал… Боря ему помогать взялся, насчет грамотности и литературы поправлять. Они с Валей и сюда разок приезжали, я их вареньем угощала…
Певцов с изумлением смотрел на Баскакова, а тот, слушая, кивал головой.
— Он что, писатель? Откуда Алексей Захарович его взял?
— Кажется, на улице познакомились… А не писатель он, журналист, — Пелагея Николаевна отодвинула банку. — Где-то наверху такая карточка есть, оставлял при знакомстве… Принесть?
— Да, пожалуйста. Если вас не затруднит.
Женщина ушла, и Певцов достал сигареты, протянул пачку Баскакову.
— Вот что значит цирковое училище! Но ведь ты не в чародеи готовился, как я помню… Откуда?
— От верблюда… Боря и Валя! Милые крошки. Хотел бы я с ними познакомиться. Очень! Фу, что за гадость ты куришь… «Пегас».
— Вернемся в город, раздобуду тебе блок «Мальборо», погонами клянусь! Пусть мой бюджет от этого получит пробоину… Думаешь, горячо, да?
— Посмотрим…
Гриднева возвратилась, неся в пухлой красной руке белый кусочек картона.
— Вот, на столе лежала… Я все, как было, оставила и так хранить стану. Словно он еще живой, а уж нету его. — Слезы опять потекли по ее лицу.
— Афанасьев Борис Владимирович, журналист, — прочитал Баскаков. — И ни телефона, ни адреса. Скромненько эдак, простенько… Ничего, Боря, даст Бог, перевидимся еще!
Часть обратной дороги молчали, вернее, упорно молчал Баскаков, а Певцов все косился на него, не мешая размышлять. Но при подъезде к Волоколамскому шоссе не выдержал:
— О чем мечтаешь, отец-командир? Поделись, если есть чем.
— На душе гадко… Завез ее домой, оставил и уехал. Ты бы видел эту квартирку!
— Домишко старый, верно…
— Домишко! Не в этом дело… Плохо, когда своего угла нет. Ну куда я мог? К маменьке? Так сам там на птичьих правах… Хоть комнату снимай.
— А может, оно и к лучшему? — осторожно предположил Певцов. — Встретились и разошлись, бывает…
— Оно бывает, — тяжко посмотрел на него Баскаков, — что осел по небу летает… Дай трубку, деятель. Набери к нам… Гвасалия? Нодар, мне срочно нужен Афанасьев Борис Владимирович, журналист… Где работает, в какой редакции, если свободный художник, то адрес и вообще все данные. Прокрути сверхсрочно и сразу свяжись со мной… Да, все правильно. Жду!
— Ты думаешь… — начал Певцов.
— Думаю. Визитка исполнена тушью, от руки. Энтэо подтвердит, уверен. Мог он и с потолка имя-фамилию взять, а мог и знакомца журналиста иметь. Проверим, нас не убудет.
— А сейчас что?
— А сейчас у нас коллекционеры и ювелиры. В скупках оповещены, но ведь и надомники есть… Ты Сафина помнишь?
— Это по делу «Японца»? Помню.
— Он мне должен. А я незлопамятен, но незабывчив. Гриша, мы в центр едем, в район Пятницкой.