Поединок. Выпуск 3
Шрифт:
Встретились, он узнал меня, но виду не подал.
Он немедленно заявил протест на немецком языке. Я не торопился с ответом, вглядываясь в его лицо.
— Вы владеете немецким языком? — спросил он опять же по-немецки.
— Так же, как и вы русским! — ответил я ему и предложил сесть за столик.
Сергей ВЫСОЦКИЙ
НАВОДНЕНИЕ
1
Рано
— Что у тебя там, Вася, стряслось? — ворчливо спросил Корнилов. — Не дашь хорошему человеку кофе попить...
Алабин несколько лет проработал вместе с Игорем Васильевичем на Литейном, в городском управлении внутренних дел, и Корнилов считал его своим учеником. Он сам и выдвинул Алабина в заместители начальника угрозыска района.
— Товарищ подполковник, вы извините, что дома беспокою, — виновато сказал Алабин. — Но тут у нас такое дело... Подумал, что заинтересуетесь.
— Давай, выкладывай, — поторопил Корнилов. — Виниться потом будешь.
— К нам мальчишка пришел, к дежурному. Тот, который видел нападение на кассира. Костя Горюнов. Помните?
— Ты мне вопросов не задавай. Дело говори!
— Альбомчик принес Костя. С видами Ленинграда, — голос у Алабина стал чуть-чуть торжественный. — И на одной фотографии, между прочим, грабитель собственной персоной!
— Как утверждает школьник Костя Горюнов? — уточнил Корнилов.
— Ну да. Как утверждает... — в голосе Алабина уже не чувствовалось ликующих ноток. Сдержанность подполковника, видно, охладила лейтенанта.
— Интересно. Он у тебя, этот Костя?
— В райотделе. Я ведь тоже из дому звоню. Через десять минут буду там.
— И я подъеду. — Корнилов посмотрел на часы. Было пятнадцать минут девятого. — К девяти жди. — Он повесил трубку и подумал: «Раненько же прибежал мальчишка в милицию. А вдруг и правда не обознался? Только уж больно чудно — в альбоме нашел. Там ведь так заретушируют — маму не узнаешь».
Два дня назад в Тучковом переулке было совершено нападение на кассира института Нефтемаш Любу Нестерову, которая несла зарплату работникам филиала. Грабитель ударил Нестерову ножом, выхватил чемоданчик с деньгами и скрылся.
Свидетелями нападения оказались вахтер института старик пенсионер Симонов и ученик пятого класса Костя Горюнов, отпущенный в тот день с урока физкультуры. Ни тот ни другой не запомнили примет грабителя. Старик, как оказалось, плохо видел, а мальчик, наверное, очень растерялся. Он только твердил, что нападавший был огромного роста и с ножом. Единственное, что заметил вахтер Симонов, — преступник убежал во двор дома номер семнадцать. Двор этот был проходным.
Когда на место происшествия прибыла оперативная группа, Нестерова уже находилась в машине скорой помощи. Ее вызвал мальчик, увидев, что кассир ранена. А старик вахтер с перепугу долго не мог набрать номер телефона милиции.
Служебная собака след преступника взять не смогла.
Следствие, конечно, заинтересовал вопрос, почему Нестерова шла с деньгами одна, без охраны. Оказалось, что в институте каждый раз ей давали в провожатые разных сотрудников, из тех, кто оказывался под рукой. Иногда люди отказывались или соглашались, а потом задерживались где-нибудь. Заходили по дороге в магазин, а то и просто пива выпить. Так произошло и на этот раз. Инженер Студенкин, согласившийся сопровождать кассира, задержался на Среднем проспекте по своим делам...
Несмотря на энергичные меры, принятые по розыску преступника, первые два дня результата не дали. И вот звонок Алабина...
В темноватом коридоре Василеостровского райотдела рядом с доской объявлений висел портрет мужчины в траурной рамке. Руководство райотдела и партбюро извещали о кончине пенсионера, бывшего начальника паспортного стола майора Николая Николаевича Мавродина.
«Вот оно что...» — прошептал Корнилов и вдруг ощутил жгучее чувство горечи от сознания неисполненного долга, который теперь уже ему не выполнить никогда...
«Гражданская панихида в клубе фабрики Урицкого... Похороны на Смоленском кладбище в 10.00».
Корнилов дочитал некролог и долго стоял, вглядываясь в фотографию. Моложавый, с веселыми глазами человек на снимке мало походил на тучного, медлительного Мавродина, каким привык видеть его Корнилов в последние годы.
...В кабинет Алабина он вошел пасмурный, молча пожал руку старшему лейтенанту и тяжело опустился на стул.
— Ну что тут у тебя, Василий?
На лице старшего лейтенанта мелькнула гримаса разочарования, отчего он стал похож на обиженного мальчишку. Алабин считал, что новость, ради которой они встретились, заслуживала большего внимания. Корнилов почувствовал это и сказал примирительно:
— Ты на мое настроение внимания не обращай. Прочитал про Мавродина, расстроился. Я столько лет старика знал. В большом долгу был перед ним... Показывай свои картинки.
Алабин пододвинул ему альбом, раскрытый на середине. На развороте были две цветные фотографии. На одной из них, расположенной справа, был изображен на переднем плане фонтан, а за ним, на другой стороне Невского проспекта, высился Дом книги. Пестрая толпа текла по тротуару. Но фигурки людей были маленькие, изображение смазанное, расплывчатое, безликое.
Корнилов перевел взгляд на левую фотографию. Удивительно живой и яркой была она. Словно окошко в жизнь, стоп-кадр из уличной хроники.
...У входа в Дом книги девушка в красивом, лиловыми цветами, платье торговала с лотка. Порыв ветра распушил ее волосы. Пожилая дама, внимательно разглядывающая книги, придерживает белую соломенную шляпку. Молодой парнишка в распахнутой на груди рубашке, чуть прищурившись от яркого солнца и склонив голову набок, держит книжку в руках. Маленький мальчик в красной панамке, сдвинутой на затылок, умоляюще смотрит на мать — красивую женщину с гладко зачесанными на прямой пробор черными волосами. Идут мимо прохожие. Сосредоточенные, улыбающиеся, хмурые... Идут троллейбусы, автомашины. Солнце, ветер. И среди этой летней сутолоки, такой обычной для Невского проспекта полуденных часов, еще одна фигура — молодой мужчина в белой, с широкими синими полосами, рубашке. Светлый пиджак перекинут у него на сцепленных у живота руках. Простое, ничем не примечательное лицо, рассеянный, отсутствующий взгляд. Мужчина казался явно лишним, чужим на снимке, среди спешащих, занятых делом людей. Он стоял рядом с книгами, разложенными на лотке, и никакого интереса к этим книгам не проявлял.