Поединок. Выпуск 3
Шрифт:
Мне в общем были понятны мотивы, которые привели Шкаликову в милицию. Но мне хотелось, чтобы она сама это объяснила. Когда я спросил, что ее заставило обратиться в милицию, Шкаликова задумалась. Я уточнил вопрос:
— Для себя вы никакой беды не ждали?
— Для себя? — спросила она в удивлении. Но тут же удивление прошло. Она задумалась. — Для себя? — переспросила она. — Нет! Для себя не ждала! Бабье чутье подсказало, что вот он, тот самый, кого боялся Сергей, для чего ружье и топор под рукой держал...
Я слушал и думал, как спросить о переводах? О них она ничего не сказала в милиции. Сказала, что муж жив, но где он — не знает...
— Скажите, Клавдия Ивановна, — спросил я как бы между прочим. — Когда вы получили последний денежный перевод от мужа?
— На днях! — ответила она без тени удивления.
— Алименты по договоренности?
Она оставалась по-прежнему спокойной, как спокоен человек, ничего не утаивающий.
— Ни о чем я с ним не договаривалась... Исчез — и все... Утонул... Так я и считала, что утонул...
— Когда вы догадались, что переводы идут от него?
— Чего же гадать? Кто же еще пошлет? Кому нужно? Думала поначалу, что другую нашел... Другую нашел — деньги не посылал бы!
— Вы его искали?
— Зачем? Что с ним делать,
— Что его заставило уйти? — не выдержал Василий, Не хватало ему, видимо, какой-то последней точки в психологическом рисунке Шкаликовой.
— Намек он мне давал... Оттуда должны прийти... С пленом это связано! Что у них там вышло, не знаю... Только говорил: придут — мне один конец. Или руки на себя наложить, или топором встретить!
— За мужа испугались? — не выпускал ее Василий.
— За него...
— Вы не сказали гостю, что ваш муж жив?
— Никто этого не знает... Я только вам открылась...
Итак, Шкаликов боялся, что к нему явятся «оттуда». «Оттуда» — это уже не только из прошлого. Он не хотел этой встречи. Стало быть, эта встреча была для него страшна. Или топором встречать того, кто придет, или руки на себя наложить... Это не ссора! Это... Решили немедленно искать Шкаликова.
3
Почему исчез Шкаликов, что заставило его скрываться от семьи? Никаких сомнений, что он любит дочь. Неужели он так ни разу и не повидал ее? А если и повидал, то никто об этом и не догадывался...
Он скрылся после того, как родилась дочь. Это единственная внешняя примета. Подняло его с места что-то очень серьезное.
Само по себе исчезновение Шкаликова не побудило бы нас взяться за это дело, и переводы со сложной географией мало еще о чем говорили. Такого рода истории нам были известны. Главное — это намек Шкаликовой, что он ждал кого-то «оттуда». «Оттуда» мог появиться экземпляр, интересный и для нас.
Мы послали наших специалистов к дочери Шкаликовой. Ей пятнадцать лет, вполне сознательный возраст... Она была единственной, кто видел в лицо незнакомца. Надо было составить словесный портрет. Девочка вдруг предложила:
— Я его могу нарисовать.
Оказалось, что она отлично рисует.
Попросили ее дать и словесный портрет. В результате мы имели хотя бы некоторый намек на его внешний облик. Это уже большое дело. И оно сыграло свою роль.
Мог ли кто-нибудь еще знать, что Шкаликов жив? Мог ли этот незнакомец искать Шкаликова через других лиц?
Подняли архивы. След, как это ни было удивительно, все же нашелся. Что побудило старшего лейтенанта Колобкова из особого отдела 39-й гвардейской стрелковой дивизии оставить это дело в архиве, не знаю. Старший лейтенант Колобков погиб смертью храбрых при штурме польского города Познани, превращенного в годы войны фашистами в крепость и опорный пункт узла обороны на подступах к границам Германии.
Именно там, на подступах к Познани, группа Шкаликова вышла к нашим войскам. В протоколе допроса она так и именовалась: «группа Шкаликова». Наименование громкое. Их было всего четверо. Шкаликов Сергей Николаевич, рядовой до пленения, год рождения 1920-й. В плен был взят, как он сам показывал, после ранения осенью сорок первого года. Установить, попал ли Шкаликов в плен, будучи раненым, или, поддавшись панике, он поднял руки, сейчас уже не представлялось возможным. Плен есть плен. Это глухое молчание, это небытие, это несчастье. Но независимо от всех оправдывающих обстоятельств, это и беда для тех, кто остался в строю. Их товарищи, их соотечественники не только страдали в лагерях, гибли и умирали, они иногда, хоть это бывало и редко, работали на врага. На тех, кто оставался в строю, ложилась тройная нагрузка.
Значился по материалам дела в группе Шкаликова некто Власьев Николай Павлович. В плен он попал на Северном Донце в августе 1943 года. Лейтенант, артиллерист, 8-я гвардейская армия. Может, здесь и лежит объяснение того, что Колобков, оперуполномоченный особого отдела 39-й дивизии, переслал дело в архив. 39-я гвардейская стрелковая дивизия входила в состав 8-й гвардейской. На Северном Донце в сорок третьем году, в августе, она перешла в наступление. Добровольно тогда в плен не сдавались. 8-я гвардейская — это бывшая 62-я армия, защищавшая Сталинград. Гвардейская, легендарная армия. В ее рядах сражались сталинградцы, они были ее цементирующим костяком. Нет, Власьев не мог сдаться в плен! В его показаниях значилось, что он был контужен снарядом немецкого танка. Так оно, конечно, и было.
Следующим в списке стоял Алексей Алексеевич Раскольцев. Год рождения 1922-й. В бои он вступил под Ярцевом и сразу же попал в плен. Опять же показание: взят в плен после тяжелого ранения. Младший лейтенант. Закончил ускоренные командирские курсы.
Подполковник Анатолий Иванович Голубев свое звание в лагере для военнопленных скрывал, выдал себя за шофера. В плен был взят в Белоруссии в июле месяце. В сорок первом году показал, что был взят на дороге немецкими танкистами.
Бежали из лагеря для военнопленных под Познанью...
Колобков тщательно записал рассказ о побеге всех четверых. Все в этих показаниях совпадало. Наиболее полным и интересным мне показался рассказ Голубева.
«Следователь. Скажите, как вы познакомились в лагере с Сергеем Николаевичем Шкаликовым?
Голубев. Совершенно случайно... Это было где-то перед Новым годом... Наступал год сорок пятый. Я всю войну провел в лагере для военнопленных неподалеку от Познани... Работал... Герой из меня не получился...
Следователь. Какого рода работы вы выполняли?
Голубев. Меня постигло страшное несчастье. Я не знаю, чем я могу смыть свой позор, чем я могу заслужить прощение моего народа. Я не решился застрелиться. Стрелять по танку из пистолета, как вы понимаете, бесполезно... Работал... Немцы оборудовали заново и перестраивали форты и крепость в Познани. Было много земляных работ... Лопатой работал. Землекоп.
Следователь. Вы показали в лагере, что по профессии вы шофер...
Голубев. Показал. Но это их не интересовало. Машину они мне не доверили.
Следователь. Итак, вы познакомились со Шкаликовым в канун Нового года...
Голубев. Не помню, какого это было числа. В это время наша авиация бомбила железнодорожные узлы, где скапливались немецкие войска. Из военнопленных создали несколько бригад для расчистки железнодорожных путей. Я попал в такую бригаду. В эту же бригаду был зачислен и Шкаликов. Я его ранее в нашем лагере не видел. В этой же бригаде оказались Власьев и Раскольцев. Они тоже были переведены из других лагерей.
Следователь. Что вам рассказывал о себе Шкаликов?
Голубев. Я ничего и никому не рассказывал о себе, не спрашивал и других. Правду у нас редко рассказывали. Так, что-нибудь из прошлой жизни. Из довоенной... О семье, о детях.
Следователь. Шкаликов рассказывал, как он попал в плен?
Голубев. Рассказывал... Был ранен. Попал в плен без сознания. Но это все так говорили: ранен, контужен... Проверить я не мог и не очень-то вникал в его рассказ...
Следователь. Но он был организатором побега... Вы должны были бы каким-то образом проникнуться к нему доверием.
Голубев. А если бы я ему не доверял? Что это изменило бы? Мы все были обречены. Все, кто имел какое-то отношение к строительству укреплений. Я доверял ситуации. А ситуация была удобна для побега. Это могло прийти в голову любому из нас. Шкаликов сообразил первым. А может быть, и не первым. Он первым рискнул заговорить об этом с товарищами. Мы расчищали железнодорожные пути на больших станциях. Все было в завалах: обрушенные здания, провалы в стенах. Вокруг лес... Мы знали, что в лесах нет немецких частей, что они сосредоточены в крепостных фортах. По слухам, в лесах действовали польские партизаны. Бригада десять человек. Сопровождает нас один автоматчик. Из инвалидной команды. Нам попался немец лет пятидесяти пяти. В очках. Равнодушный. По-моему, он всего боялся. Десять человек могут уйти от одного автоматчика, когда кругом пожары, руины, обвалы. Шкаликов предложил бежать. Двое должны были вырвать у немца автомат. Он мне предложил напасть на немца.
Следователь. Почему именно вам?
Голубев. Не знаю... Власьев присоединился к нам в самую последнюю минуту. Заранее с ним Шкаликов не сговаривался.
Следователь. Кто-нибудь собирался бежать с вами из вашей бригады?
Голубев. Собирались...
Следователь. Почему никто с вами больше не ушел? Вас ушло из десяти только четверо...
Голубев. На этот вопрос ответить невозможно... Почему мы раньше не пытались бежать? Куда бежать? В лес? А дальше? Начнут искать... К кому мы обратимся в чужой стране? Кто нас скроет?
Следователь. И вы все же бежали!
Голубев. Бежали... Нас могли выдать в первой же деревне. Нас не выдали.
Следователь. Вы скрывались на хуторе?
Голубев. В подвале у хозяйки. Молодая, красивая полька... Крестьянка. Она нас скрыла.
Следователь. Я прошу поподробней рассказать, как она вас скрыла.
Голубев. Я и Шкаликов напали на автоматчика. Старик. Шкаликов сбил у него с глаз очки, я вырвал автомат. Я застрелил его, чтобы не поднял шума. И побежали. Но не в лес... В лес сразу нельзя. Хватятся, с собаками найдут. Мы скрылись под обломками. Огляделись. Оказалось нас четверо... Я, Шкаликов, Раскольцев и Власьев.
Следователь. Что случилось с вашими товарищами?
Голубев. Мы слышали выстрелы...
Следователь. Мы имеем данные, что их тут же всех до одного расстреляли.
Голубев. Это мы могли предполагать... Но каждый из них мог бежать в ту минуту, так же как бежали и мы. Под обломками нас не нашли. Мы слышали собачий лай. Но в кирпичной пыли, на битом камне собаки не взяли следа. Ночью опять бомбили наши. Все, что удалось за день немцам расчистить, все было вновь разбито и разбросано. Ночью и следующий день мы сидели под обломками. В тог день немцы не выгоняли наших на работу. Ночью мы двинулись в лес. Шел мокрый снег пополам с дождем. Это удача. Собаки не берут след после дождя. Шли на запад. Там нам казалось надежнее. Вел Шкаликов. Он сказал, что у одного поляка разузнал дорогу к хуторам. Там мы надеялись выпросить какой-нибудь еды.
Следователь. Вам не говорил Шкаликов, у какого поляка он расспрашивал дорогу?
Голубев. Я не спрашивал... Мне было все равно. Поляков в лагере было много. Их тоже заставляли работать на укреплениях.
Следователь. Кто пошел на хутор?
Голубев. Шкаликов...
Следователь. Почему именно он? Он знал немецкий или польский язык?
Голубев. Немецкий язык знал у нас один Раскольцев. А что было делать с немецким языком? Мы шли к полякам.
Следователь. Но почему пошел на хутор именно Шкаликов? Он что, очень смелый человек?
Голубев. Наверное, не из трусливых! Мы его ждали в лесу. Если бы он на хуторе наткнулся на немцев, ему спасения не было бы! У нас оставались какие-то шансы. У меня был автомат.
Следователь. Герой ваш Шкаликов?
Голубев. В герои мы не годимся. Жизнь цепляется и за голый камень. Вы видели когда-нибудь березки, растущие на голом камне, на кирпичной стене? За что она держится, куда пускает корни? А? Он долго пропадал. Вернулся, сказал, что можно идти.
Следователь. Он объяснил вам, почему вас решила скрыть эта полька?
Голубев. Объяснил... Она считала, что скоро придет Красная Армия. Она спросила, кто с ним. Он рассказал. Поклялся, что кто-нибудь из четверых на ней женится, поможет поднять хозяйство...
Следователь. Вы с хозяйкой общались?
Голубев. Нет! Я все время сидел в подвале. К ней выходил по ночам Раскольцев. Он ей понравился... Молодой, холостой. Бойкий был он парень. Студент...»