Поединок
Шрифт:
Тот с деланным возмущением ойкнул:
– Ну, все или не все – не знаю, а кактусы заметил, – и направился к следующим зарослям.
Бледнолицый между тем бормотал:
– Так-так, сколько же тут их? Ого, шесть… семь… восемь. В мешок поместятся? Мешок-то совсем прохудился, пора новый подыскать. Да вроде и этот дорог как память, и младшей, Розе, пора обновку: выросла девчонка уже из нынешней одежки. Ну ладно, вот пройдет лето, а в осень, как сезон начнется, пойду на аллигаторов охотиться, они перед зимой вялые становятся, близко к себе подпускают. На этот раз отловлю их кожи ради, и шкуры обменяю у людей с Островов на одежонку какую-нибудь, а с мясом пусть Лайла возится: завялить надо будет
Рыжий тоже перевесил мешок со спины на грудь и вытащил нож из ножен. Он так же проворно наклонялся к своим стволам кактусов и снова поднимался, складывая свежесрезанную мякоть, истекающую густым соком, в мешок. Лоб рыжего быстро покрылся влагой, и пот понемногу стекал вниз, на брови, и дальше – в глаза. Бледнолицый же, напротив, так и не вспотел: по всему было понятно, что к подобной работе он привык лучше и делал оттого свое дело проворнее рыжего.
Уходящее за дальние холмы песков солнце бросало свои щедрые лучи на ближние холмы, а те отшвыривали тени на кактусы, и сочные растения постепенно приобретали синеватый оттенок.
– Тихо как здесь… Словно нет больше в мире ничего, только мы и кактусы, – прервал молчание бледнолицый. Он выпрямился и медленно, тщательно огляделся по сторонам. Лоб его опять нахмурился. – Не бывает так, чтобы совсем никаких звуков. Рыжий, ты слышишь что-нибудь?
Смуглый тоже приподнялся; для удобства он присел на корточки.
– Вроде песок слегка шуршит, – ответил он. И действительно: где-то рядом раздавалось тихое «шурш-шурш-шурш», как это обычно бывает в пустыне в предвечернее время суток.
– Как живой… Может, песок тоже живой? И вообще: неужели все в мире живое? Говорили, бывало, старики и тот же Дэд, что деревья плачут, когда их рубят…
Бледнолицый усмехнулся:
– Настроение у тебя, как будто хочешь понять все тайны мира.
Про себя он думал: «Тяжелый мешок получается, донести бы и не уронить. А то ведь годы уже не те: в Старинной Книге сказано, что До Того люди жили и до пятисот Времен, а сейчас сто пятьдесят стукнет – и уже стареешь. Хорошо хоть, мне еще Времен сорок-пятьдесят осталось бодрым ходить…»
Бледнолицый не успел додумать эту невеселую мысль. Он даже не успел понять, что шуршание песка успешно скрывало совсем иное, гораздо более грозное шуршание, идущее извне в это углубление среди пустыни. То перевалило через холмы страшное создание – огромный черный скорпион с громадными твердыми клешнями, вдоль внутренних соединяющихся половинок которых росли острые зубцы.
Чудовище высотой почти по горло человеку и длиной свыше десятка шагов приползло в эту впадину издалека, также влекомое кактусами. Не ради пищи искало чудовище сочные стебли кактуса: самка гигантской твари готовилась разрешиться от бремени и оставить в надежном месте несколько яиц, из которых спустя положенный срок должно было явиться в этот мир ее потомство. Самка уже съела своего самца, утолив голод – долгий, мучительный, но необходимый для вынашивания ее продолговатых яиц. Теперь ей оставалось пристроить потомство так, чтобы вылупившиеся скорпионы на первое время имели поблизости пищу. Затем отвратительному и ужасающему созданию оставалось снова подкрепиться, собраться с силами и уползти дальше – туда, где можно найти самца, с которым так страстно и уютно коротаются времена осени и зимы, и заодно разведать место исполнения главного природного долга – зачатия и рождения потомства. Медленно, не спеша, поочередно переваливая тяжесть отблескивающего матовым хитином тела с одной пары лап, покрытых густыми темно-коричневыми, очень чувствительными волосками, на другую, и помогая крепким конечностям клешнями, чудовище ползло по песку
Толщина этих органов обоняния, издалека чувствующих запах добычи и кактусов, приближалась к толщине руки девочки-подростка; отдельные сегменты, составляющие их, удивительно гибко для такой махины поворачивались в любой плоскости. Нижние короткие усики, состоящие из меньшего числа сегментов, напоминали размерами и формой удочку из многолетнего тростника; эти усики, чутко реагирующие на колебания почвы или песка, слегка свисали, едва цепляя песчинки тупыми окончаниями, и оставляли на верхнем слое песка неглубокую линию следа.
Глаза чудовища, то и дело вылезая из орбит, яростно вращались по кругу на толстых своих основаниях, напоминавших толщиной нижнюю часть кактуса. Из пасти твари крупной вязкой каплей свисала еще не упавшая на песок слюна и доносилось отвратительное зловоние – это не успели еще перевариться остатки предыдущей добычи. Однако природная жадность чудовища к еде сейчас заглушалась одной из главных задач в его жизни, довлевшей над всеми остальными…
Злобное создание всеми доступными ему средствами искало колыбель для будущего потомства. Но на пути самки огромного скорпиона встали два Двуногих.
Двуногие отделяли питательные стебли кактусов от основания, с каждым движением ножей оставляя потомкам скорпиона все меньше шансов на сытное, спокойное детство. А потому чудовище собрало силы, резко оттолкнулось от склона песчаного холма и, точно рассчитав своим небольшим, но чрезвычайно эффективным мозгом точку приземления, прыгнуло на первого Двуногого сверху.
Рыжий человек, занимавшийся теми кактусами, что росли ближе к гигантской самке скорпиона, в первые секунды внезапной атаки не понял, что произошло. Он, отрубая ножом очередной стебель кактуса, только успел заметить краем глаза бесформенную тень. Затем нечто грубое, тяжелое и острое сбило его с ног, свалило на песок и впилось в правую голень, а потом потянулось и к левой. И только тогда смуглый человек сообразил, что рискует расстаться не только с ногами, но и с жизнью.
– Тварь! Поганая тварь! – закричал человек что есть силы.
Мощный хвост скорпионьей самки угрожающе изогнулся, чудовище приготовилось нанести третий удар, который стал бы, скорее всего, смертельным для человека. Из припухлого окончания хвоста выдвинулось упругое жало, из крохотной дырочки на конце которого на песок упала и тотчас же впиталась вглубь капля яда. Бледнолицый вскочил со своего места, как только услышал глухой звук удара об песок и крик рыжего.
На бегу вытирая нож об рукав рубашки (клейкий сок кактусов мог сыграть скверную шутку, пустив лезвие ножа вскользь), бледнолицый ринулся на помощь приятелю, мысленно прощавшемуся с жизнью. Лоб человека снова прочертился сетью морщин; он явно был из тех мужчин, что не боятся опасностей, но всякий раз преодолевают их, в первую очередь, с помощью опыта и знаний, а не просто отваги. Еще на бегу бледнолицый высматривал на лоснящемся боку чудовища наиболее уязвимые места и прикидывал, как удобнее добраться до них ножом, не получив в ответ удар мощных клешней или смертельную дозу яда.
Рыжий между тем швырнул свой мешок со стволами кактусов вбок и перехватил нож левой рукой. Стальной клинок, длиной почти с руку, зловеще сверкнул в надвигавшихся сумерках и стремительно понесся вниз, к округлому окончанию хвоста скорпиона. Удар, удар, удар! Глаза огромного скорпиона выдвинулись из привычных орбит и завертелись в разные стороны – один по часовой стрелке, другой против – и надулись сильнее обычного; чудовище заскрипело жвалами и издало негромкий, но пронзительный визг. Пока рыжий пытался в меру сил колоть и рубить чудовище, к месту схватки подоспел бледнолицый.