Поэтическая Россия. Стихотворения

Надсон Семен Яковлевич

«Я рос тебе чужим, отверженный народ…»

Я рос тебе чужим, отверженный народ, И не тебе я пел в минуты вдохновенья. Твоих преданий мир, твоей печали гнет Мне чужд, как и твои ученья. И если б ты, как встарь, был счастлив и силен, И если б не был ты унижен целым светом, — Иным стремлением согрет и увлечен, Я б не пришел к тебе с приветом. Но в наши дни, когда под бременем скорбей Ты гнешь чело свое и тщетно ждешь спасенья, В те дни, когда одно название «еврей» В устах толпы звучит как символ отверженья, Когда твои враги, как стая жадных псов, На части рвут тебя, ругаясь над тобою, — Дай скромно стать и мне в ряды твоих бойцов, Народ, обиженный судьбою! 1885

«В кругу твоих подруг одна ты не смеялась…»

В кругу твоих подруг одна ты не смеялась… Печально возвратись

с их праздника домой, Ты села у окна и горько разрыдалась, Упав на кисти рук усталой головой… Ночь медленно плыла… Над городом мерцали Огни несчетных звезд… Остывшая земля Томилась негой сна, и чутко трепетали, Вдоль улицы теснясь, густые тополя… Весна одела их нарядом серебристым. Весна была во всем — и в шорохе садов, И в говоре реки, и в воздухе душистом, И в раннем блеске зорь, и в песнях соловьев. Весна, весна пришла!.. Не мучь себя тоскою, Взгляни смелей туда, в загадочную даль!.. Я убаюкаю, развею, успокою Твою гнетущую, тяжелую печаль!.. 1885

«Видишь, — вот он! Он гордо проходит толпой…»

Видишь, — вот он! Он гордо проходит толпой, И толпа расступилась безмолвно пред ним. О, сегодня, дитя, он доволен собой, — Он себя обессмертил успехом своим. Сколько было венков! Я видал, как следил Он за пьесой своей! Он глубоко страдал! Каждый промах его, как ребенка, сердил, Каждый выход его до тоски волновал. И тогда лишь, когда весь театр, потрясен, Разразился грозою восторга и слез, Там, в тревожной груди его, был разрешен Тяготивший его молчаливый вопрос. Да, не жалкий позор угрожает ему, А несет ему слава цветы и привет, То, что дорого было ему одному, То полюбит теперь, как святыню, весь свет. Но, дитя, не завидуй ему, — он пройдет, В гордом сердце его, этот гордый порыв. Острый ум его скоро и горько поймет, Что не так, как казалось ему, он счастлив И что, может, он даже несчастней их всех. Всех, гремевших ему в этот вечер хвалой, У кого вырывал он то слезы, то смех И над чьей, как владыка, царил он душой. Что толпа? Для толпы был бы пышен цветок, — Ей нет дела до темных, невидных корней. Для толпы он велик, для толпы он пророк; Для себя он — ничто, для себя он — пигмей! Не молись на него: пред тобой не герой — Нет героев в наш жалкий, скудеющий век, — Пред тобою несчастный, усталый, больной, Себялюбием полный, мертвец-человек… Он мертвец, потому что он с детства не жил, Потому что не будет до гроба он жить, Потому что он каждое чувство спешил, Чуть оно возникало, умом разложить! Он — художник! И верь мне, не зависть они, А одно сожаленье должны возбуждать… Вот те боги, которых в печальные дни. В наши дни, мы привыкли цветами венчать!.. 1885

«Нет, видно, мне опять томиться до утра…»

Нет, видно, мне опять томиться до утра! Расстроили ль меня сегодня доктора Ненужной мудростью советов запоздалых, Иль это ты, мой бич, знакомая хандра, Спугнула грезы сна с ресниц моих усталых, — Но только сон нейдет! Как быть? Как скоротать Глухую эту ночь? Когда б я мог мечтать, Я б занял праздный ум сверкающим обманом Нарядных вымыслов. Но я мечтать отвык, И только истины немой и грозный лик В грядущем вижу я за мглою и туманом… Ложь книг наскучила… Я знаю наизусть И лживый пафос их и деланную грусть, А нового давно не слышно и не видно; Я мог бы оживить преданья прошлых дней И отдохнуть на них больной душой моей, — Но жизнь моя прошла и горько и обидно. А между тем лежать в гнетущей тишине, И слышать кашель свой, и слышать на стене Немолчный стук часов — несносно, нестерпимо… Прочь думы черные о смерти роковой, О том, что ждет меня за гробовой доской! Прочь тени грозные, — неситесь мимо, мимо!.. Ты, только ты одна могла бы мне помочь, Ты эту долгую, страдальческую ночь Сумела б и согреть и озарить любовью… Приди, о милая! Сядь ближе здесь со мной, Склонись головкою, как солнце, золотой К измокшему от слез больного изголовью. О, если в жизни я кого-нибудь любил, Знай, это ты была… Как долго я носил Твой образ в глубине души моей тревожной, Но сохранить его навеки я не мог: Шли годы долгие, и тихо он поблек… И вот я чувствую, я слышу, как в груди Какая-то струна заплакала украдкой; Вот чей-то нежный взгляд блеснул передо мной, И сердце вновь трепещет стариной, И сердце вновь в груди пылает болью сладкой… 1885

«Надо жить! Вот они, роковые слова…»

Надо жить! Вот они, роковые слова! Вот она, роковая задача! Кто над ней не трудился, тоскуя и плача, Чья над ней не ломилась от дум голова? 1885

«Как долго длился день!.. Как долго я не мог…»

Как долго длился день!.. Как долго я не мог Уйти от глаз толпы в мой угол одинокий, Чтоб пошлый суд глупцов насмешкою жестокой Ни, горьких дум моих, ни слез не подстерег… И вот я наконец

один с моей тоской: Спешите ж, коршуны, — бороться я не стану, — Слетайтесь хищною и жадною толпой Терзать моей души зияющую рану!.. Пусть из груди порой невольно рвется крик, Пусть от тяжелых мук порой я задыхаюсь, — Как новый Прометей, к страданьям я привык. Как новый мученик, я ими упиваюсь!.. Они мне не дадут смириться пред судьбой, Они от сна мой ум ревниво охраняют И над довольною и сытою толпой, Как взмах могучих крыл, меня приподымают!.. 1885

ШЕСТВИЕ

(Сон)

То было шествие народов и племен: Гремела сталь мечей, стучали барабаны, Вихрь, налетая, рвал лоскутья от знамен, И ночь, глухая ночь, на путь со всех сторон Сдвигала душный мрак, миазмы и туманы… Стоустый вопль не молк над пестрою толпой. Но люди шли и шли, враждуя и страдая, Огнистым заревом, кровавою рекой И трупами бойцов свой путь обозначая. Тут в сердце их толпы врывалася война, Там чахлая нужда, язвя, торжествовала, А здесь, таинственна, незрима и мрачна, Мильоны бледных жертв зараза похищала. Смерть побеждала жизнь, жизнь нарождалась вновь, И рядом с мрачными картинами мучений Дарила поцелуй стыдливая любовь, Звенели стройные созвучья песнопений, И длилось шествие… Далеко пред толпой, Светя на путь ее дрожащими огнями, Шли сильные умом и чуткие душой, Шли тяжко, медленно, неверными шагами… Немного было их… Ни суетный напев, Ни беззаботный смех средь них не раздавался; Вихрь разбивал о них свой первый мощный гнев И дальше над толпой уж ослабелый мчался… Суровой думы след на лицах их лежал, Суровой грусти след, глубоко-человечной; И шли они туда, где вдалеке сиял, Сиял и звал вперед какой-то отблеск млечный… То был неясный свет загадочного дня… И длилось шествие… Чу! гул толпы народной! Взгляни: они идут, они зовут меня, Зовут меня к себе, к семье своей свободной! Как ясны взгляды их, как поступь их смела, Как безбоязненны их речи и сужденья! Здесь, во главе толпы, светлей и реже мгла, И реже слышен крик печали и мученья! Порадуйся за них и молви им вослед: «Благословен ваш путь, счастливые народы, Вас озарил уже познанья кроткий свет, Для вас настал рассвет божественной свободы!» Они прошли… И вот, сгибаясь под ярмом, Идет еще толпа… Слова негодованья — Зерно грядущих гроз, — как отдаленный гром, Слышны уже над ней сквозь звуки ликованья… Вулкан готовится извергнуть на врагов Свой гнев, накопленный позорными веками, И скоро цепь спадет с воскреснувших рабов… Но сколько будет слез, и крови, и крестов, И сколько жертв падет безвинно с палачами! Еще толпа!.. Но здесь не слышно даже слов: Здесь сон, тяжелый сон… Не многие дерзают Тайком роптать на гнет мучительных оков И, падая в борьбе, безмолвно погибают… 1885

«Лицом к лицу, при свете дня…»

Лицом к лицу, при свете дня С врагом на бой сойтись отважный — О, это б тешило меня! Но биться с клеветой продажной, Язвящей тайно, за углом, — Не знаю хуже я мучений. Так под оптическим стеклом Ты в капле влаги мир творений Увидишь — и не знаешь ты, Что яд их, чуть заметный глазу, Отраву вносит и заразу В твой хлеб, под кровом темноты… 1885

«Не хотел он идти, затерявшись в толпе…»

Не хотел он идти, затерявшись в толпе, Без лишений и жертв, по избитой тропе. С детских лет он почувствовал в сердце своем, Что на свет он родился могучим орлом. «День за днем бесполезно и слепо влачить, Жить, как все, — говорил он, — уж лучше не жить!.. Пусть же рано паду я, подломлен грозой, Но навеки оставлю я след за собой. Над людьми и землей, как стрела, я взовьюсь, Как вином, я простором и светом упьюсь, И вдали я обещанный рай разгляжу И дорогу к блаженству толпе укажу!..» 1885

«Чего тебе нужно, тихая ночь…»

Чего тебе нужно, тихая ночь? Зачем ты в открытые окна глядишь И веешь теплом, и из комнаты прочь Под звездное небо манишь? Нет времени мне любоваться тобой! Ты видишь, — я занят заветным трудом. Я песню слагаю о скорби людской И страданьи людском… 1885

НА МОГИЛЕ А. И. ГЕРЦЕНА

Посвящается Н. А. Белоголовому

1

На полдень от нашего скудного края, Под небом цветущей страны, Где в желтые скалы стучит, не смолкая, Прибой средиземной волны, Где лес апельсинов изломы и склоны Зубчатых холмов осенил И Ницца на солнце купает балконы Своих беломраморных вилл, — Есть хмурый утес: словно чуткая стая На отдых слетевшихся птиц, Белеет на нем, в цветниках утопая, Семья молчаливых гробниц.