Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Сомов Орест Михайлович

2

Но всё изменится вокруг! Придут и к вам иные годы Похитить резвый ваш досуг, Затеи детства и свободы. Быть может, скоро, перестав Утеху звать невинным взором, Вы грустным встретите укором Беспечных нынешних забав. Вам будет жаль сих дней бесценных В очаровании своем, Ни с кем, ни с кем не разделенных И не замеченных никем. Вослед за томным размышленьем Тоской, желаньем, огорчением Со всех сторон теснимый ум Предастся жару новых дум, Тогда простится с вами радость, Тогда понятны будут вам Тревоги, сродные сердцам, Мечты, терзающие младость!..

Эпилог

Так непритворными стихами, Без утомительных похвал, Внушенный музою, пред вами Я вас самих изображал. Под небом юности прекрасной, За рубежом грядущих дней Мой взор следил ваш образ ясный, Я

пел вас лирою моей. За то не осудите строго, Когда, от правды отступя, Иль предсказал я слишком много, Иль слишком мало видел я. 18 сентября 1823

145. ЭЛЕГИЯ («Как звонкое журчание Салгира…»)

Как звонкое журчание Салгира, Как шепот миртов на горах, Как шум ладьи, бегущей на водах, Приятен мне твой голос, лира! Я грустен был — охладевал мой ум, Разлука грудь мою томила; Любви моей ты песни повторила, И стал я полон прежних дум. Я слышу вновь обеты разлученья, Прощальной речи томный звук, И тихий плач, и сочетанье рук, И девы жалкие моленья. Утешен я сей грустною мечтой: С ней неразлучно упованье, — И вновь живу, питаю вновь желанье, И счастлив, милая, тобой. Сентябрь 1823

146. МАНЦЕНИЛ [145]

Из Мильвуа

«Давно манит меня твой поцелуй отрадный, Зарина! я люблю, и я владыка твой!» Так в страсти говорил властитель беспощадный Зарине трепетной, Зарине молодой. «Нелуско! выслушай: тебе подвластна дева, Но милый Зораим — один любимец мой!» Ответом раздражен, затрепетав от гнева, Он молвил: «Я люблю, и я владыка твой!» Потом, с улыбкою склонясь к плечу Зарины: «Во тьме ночной тебя, красавица, я жду… Там у источника полуденной долины…» И дева горестно воскликнула: «Приду!» И, удалив царя, в молчании унылом Ко древу смертному Зарина побрела И гласом медленным, воссев под манценилом, Своей кончины песнь, младая, начала: «Приди теперь, приди, Нелуско! в роще дальной Под бурей слышится дерев протяжный стон, Бессонна будет ночь любви твоей печальной, И будет сладостен мой непорочный сон. О чувство новое, неведомая радость! Ты ль это, легкий дух надзвездной стороны? Ты ль это прилетел гонимой девы младость Унесть с собой в края счастливейшей весны?.. Я сберегла тебе невинных уст лобзанье, О юный, милый друг! мы свидимся с тобой В стране, где гордый царь в надменном упованье Не скажет: „Я люблю, и я владыка твой“». 1823

145

Манценил, дерево Антильских островов, усыпляет, говорят, навеки — неосторожного, который станет отдыхать под его тенью. Уверяют также, неизвестно по чьим наблюдениям, что сей род смерти бывает предшествуем сладчайшими ощущениями.

147. ОДЕССА

В стране, прославленной молвою бранных дней, Где долго небеса отрада для очей, Где тополы шумят, синеют грозны воды,— Сын хлада изумлен сиянием природы. Под легкой сению вечерних облаков Здесь упоительно дыхание садов. Здесь ночи теплые, луной и негой полны, На злачные брега, на сребряные волны Сзывают юношей веселые рои… И с пеной по морю расходятся ладьи. Здесь — тихой осени надежда и услада — Холмы увенчаны кистями винограда. И девы, томные наперсницы забав, Потупя быстрый взор иль очи приподняв, Равно прекрасные, сгорают наслажденьем И душу странника томят недоуменьем. <1823>

148. ПОСТОЯНСТВО

Как в море плаватель, живущий без забав, Средь звезд бесчисленных одну звезду избрав, Младый, зовет ее любовию своею, В пустынном странствии обрадованный ею, Следит ее восход и в тишине ночей Сладчайши имена придумывает ей,— Так я, задумчивый, средь жен и дев прекрасных, То резво-ласковых, то горделиво-страстных, О дева милая! звезда любви моей! Везде ищу тебя, со сладостью очей, С волшебной гибкостью и поступи и стана. И полный страстного, отрадного обмана, Незримый для тебя, с мечтою о тебе, Одну тебя люблю наперекор судьбе. 1823

149. ГРЕЧЕСКАЯ ОДА

(Песнь греческого воина)

Блестящ и быстр, разит наш меч Поработителей Эллады; Мы бьемся насмерть, без пощады, Как рая жаждем грозных сеч; И станут кровью наши воды, Доколь не выкупим свободы. Мы зрели казнь своих друзей, Неверной черни исступленье, Пожары градов, оскверненье Святых господних алтарей. Не скорбь нам помощь, не угрозы, — Нам кровь нужна за наши слезы! Так! дивным знаком сих знамен [146] , Красой наследственного брега, Стыдом измены и побега, Бесчестьем наших чад и жен, — Прияв булат на бранну жатву, Отмстить врагам даем мы клятву! Не будет радости у нас; Без

жениха увянет дева, Поля заглохнут без посева, Свирелей мирных смолкнет глас, Доколь над турком в память века Не совершится мщенье грека. О, сердцу льстящие мечты! Надежды близкой, грозной тризны! Нагряньте с гор, сыны отчизны, Сомкнитесь, латы и щиты! Гряди, святое ополченье: Во имя бога мщенье, мщенье!.. Декабрь 1823 Одесса

146

На знаменах греческих инсургентов изображен крест с надписью «свобода».

150. ЭЛЕГИЯ («На грозном океане света…»)

На грозном океане света, Как волны легкие, мелькают наши лета, Заметные единый миг. Усилия племен земных, Победный меч, скрижаль поэта — Всё гибнет наконец. А если медленным преданьем И сохранится нам минувших дней венец: Иль мужа доброго прекрасный образец, Иль мысль, внушенная небесным созерцаньем,— Как перлы, случаем изверженны на брег, — Мы сами, жадные к заботам современным, Средь слабых дум, средь праздных нег, Вниманья не даем векам, давно смененным, Ни веры памятникам их. Так в бездне хладного забвенья Всё потопляет смертный миг! Но сколько в жизни утешенья В замену будущих утрат? Кому неведомо очарованье счастья? Кто, полный нежного участья, Беспечный, не вкушал семейственных отрад? Не услаждался гласом друга, Приветным лепетом детей, Или, на склоне бурных дней, Твоими ласками, о верная подруга? Любовь! А твой небесный жар Чье сердце чистое без тайных нег оставил? Чей вдохновенный, гордый дар Твоих восторгов не прославил, Твоих надежд, тоски твоей Очаровательных речей? Я помню сам лета младые, Их обольстительный обман, И кудри пепельно-златые, И, будто пальма, стройный стан, И взор задумчиво-приветный, Живое зеркало души. Я помню: робкий, незаметный, Я милую любил в тиши. О, первой грусти упоенье, Любви, надежд благая лесть, Когда для чувства — вдохновенье, И для блаженства — чувство есть! Каким волшебством непонятным, Каким слияньем лучших дум В те дни всё услаждает ум, Всё душу радует весельем необъятным: Блистанье неба, шепот струй, Любимых уст простые речи, Свиданье, скромный поцелуй И жажда новой, милой встречи! Не зная вас, не пил бы я Сладчайшей чаши бытия! Зачем же призраки сердец славолюбивых На блага верные менять И мнимой вечностью деяний горделивых Мир человека возмущать? К забавам жизненным беспечное пристрастие Не тщетно с жизнью нам дано: «Как ваши дни, — гласит оно,— Невозвратимо ваше счастье; Цветите, радуйтесь, покуда длится срок!» Но гордому уму невнятен сей урок! Скучает негой он, он славных бедствий просит И, полный силы неземной, Свои желания в потомство переносит, Блуждает в будущем мечтой. <1824>

151. ЭЛЕГИЯ («На скалы, на холмы глядеть без нагляденья…»)

На скалы, на холмы глядеть без нагляденья; Под каждым деревом искать успокоенья; Питать бездействием задумчивость свою; Подслушивать в горах журчащую струю Иль звонкое о брег плесканье океана; Под зыбкой пеленой вечернего тумана Взирать на облака, разбросанны кругом В узорах и в цветах и в блеске золотом, — Вот жизнь моя в стране, где кипарисны сени, Средь лавров возрастя, приманивают к лени, Где хижины татар венчает виноград, Где роща каждая есть благовонный сад. 1824 Алупка

152. МОЯ ЛЮБОВЬ

За днями дни бегут толпой, Следов их сердце не находит; Но, друг бесценный, образ твой Поныне властвует душой И с памяти моей не сходит. Я посещал прекрасный край [147] : Там ухо ропот моря слышит, Беззнойно, долго светит май, И человеку тихий рай В тени олив и лавров дышит. Там, нежась в лени и в мечтах, В час лунных, сладостных туманов, Как будто видишь на горах, Вокруг мечетей, на гробах, Блуждающие тени ханов. Там жены, тайно, сквозь покров, Назвав себя, лукавым взглядом Манят счастливых пришлецов На мягкий одр, на пух ковров, В гарем, увитый виноградом. Но в той стране, на бреге том, К иным занятиям остылый, Без цели странствуя кругом, Мечтал, грустил я об одном — Всё о тебе, мой ангел милый! Как ночью песня соловья, Как пленнику родные звуки На бреге чуждого ручья — Отрадна мне любовь моя, Слиянье неги, счастья, муки. Люблю, любовь потребна мне! Я услажден, утешен ею! Наскучу ль жизнью в тишине, Мне милый лик блеснет во сне — И вновь я к жизни пламенею. 1824

147

Тавриду.