Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Сомов Орест Михайлович

153. ДЕВУШКА — ВЛЮБЛЕННОМУ ПОЭТУ

Поверьте мне — души своей Не разгадали вы доселе: Вам хочется любить сильней, Чем любите вы в самом деле. Вы очень милы — вы поэт. Творенья ваши всем отрада; Но я должна, хоть и не рада, Сказать, что в вас чего-то нет. Когда с боязнью потаенной Встречаю вас наедине, Без робости, непринужденно Вы приближаетесь ко мне. Начну ль беседовать я с вами — Как будто сидя с авторами, Вам замечательней всего Ошибки слога моего. Со мной ведете ль разговоры — Без выраженья ваши взоры! В словах нет чувства — только ум! И если б, в беззаботной доле, Была я памятлива боле,— То, затвердив из модных дум Сто раз печатанные слезы, Желанья, сетованья, грусть, — В стихах я б знала наизусть Все изъясненья вашей прозы! Простите мне язык простой: Нет, не хочу судьбы такой! С душой, надеждою согретой, Хочу в дни лучшие мои Любимой быть я — для любви, А не затем, чтоб быть воспетой. 28 (?) сентября 1824

154. ПЕСНЯ («Друг веселии неизменный…»)

«Друг веселии неизменный, Для чего, певец младой, Нынче бродишь

потаенно Всё один, одной стезей? Молви нам: или то скука, Иль то память о былом, Или мысли, или звука Ищешь пламенным умом?» «Нет, друзья! от вас украдкой Не скучаю, не грущу, Не готовлю песни сладкой, Светлых мыслей не ищу. Я брожу у милой окон, И одним лишь занят я: Не мелькнет ли темный локон, Не блеснет ли взор ея!» <1825>

155. ЭЛЕГИЯ («Не озабочен жизнью я!..»)

Не озабочен жизнью я! Равно мой ум и сердце праздны: Как бой часов однообразный, Однообразна жизнь моя. Напрасно возвратить я мнил Под благосклонным небом Юга Напевы счастья и досуга И бодрость юношеских сил. Напрасно сердце обновить Алкал любви очарованьем Иль славы гордым обладаньем Любви потерю заменить. Не изменился жребий мой! Я вяну, скукой изнуренный, Как вянет цвет, перенесенный Под небо родины чужой. <1825> Одесса

156. НА КОНЧИНУ Р<ИЗНИЧ>

Сонет

Посвящ<ается> А С. Пушкину

Ты на земле была любви подруга: Твои уста дышали слаще роз, В живых очах, не созданных для слез, Горела страсть, блистало небо Юга. К твоим стопам с горячностию друга Склонялся мир — твои оковы нес, Но Гименей, как северный мороз, Убил цветок полуденного луга. И где ж теперь поклонников твоих Блестящий рой? где страстные рыданья? Взгляни: к другим уж их влекут желанья, Уж новый огнь волнует души их; И для тебя сей голос струн чужих — Единственный завет воспоминанья! Июль 1825 Одесса

157. СЕТОВАНИЕ

Как доблестный корабль, друг моря и светил, В недвижной пристани, без волн и без ветрил, Стоит окован, обескрылен, — Мой дух, изнеженный бездейственной мечтой, Дряхлеет в праздности немой И разорвать свой плен бессилен. «Чего ты ждешь, корабль?.. Оставь сей пыльный брег!» — Я молвил, и — смотри! — величественный бег Уж он простер по океану… Когда ж, когда ж и я, стряхнув душевный сон, От лени вырвавшись, как он, И окрилюся, и восстану! Нет, в самой праздности мой благородный ум Гордыней прошлых дней, избытком новых дум Не раз, как море, волновался, Как море между скал, и бился, и гремел, И, жадный славы, жадный дел, Разлиться в песнях порывался. Я слышу и теперь мятеж его святой! Он кличет, он влечет! о! замолчи, постой, Постой, властитель беспощадный! Но он как вихорь встал, все узы он расторг, И охватил меня восторг, Как жертву бога пламень жадный! Раскрылся предо мной высокий прежний путь, Приливом бодрых чувств восколебалась грудь, Затрепетали сердца струны! А! дайте ж лиру мне, судьбы бессмертный дар: Да перелью мой вещий жар В ее гремящие перуны! Я, как орел, с вершин направлю свой полет! При имени моем гонимый отдохнет И дрогнет дерзостный гонитель! Чтоб злобу поразить, проникну в самый ад И насыщу душевный глад, И буду славы покоритель! Как жалкий раб земли, от колыбельных дней Я не был обречен судьбиною моей Бесчувственным заботам света; Высоких мыслей клад мне был от неба дан, И вечным жаром, как волкан, Моя душа была согрета. Уже я чувствовал отвагу юных сил; Меня сокрытый бог насильственно стремил На поприще Труда и Славы… Но, легкомысленный, я дар свой пренебрег Для уз любви, для томных нег, Для их подслащенной отравы. Я мирно отдался в свой произвольный плен; Проникнут гласом дев, как пением сирен, Я был объят очарованьем… Казалось, тихий вал меня к Эдему нес, Я плавал в океане роз, Был напоен благоуханьем. Но сердцем я клянусь! — и в рабской неге той Я не был обаян земною суетой, Земного счастия кумиром! Мой дух был усыплен, но всё я был певец, И обреченный мне венец В цвету затоптан не был миром! Так, сидя на скале и шумом моря полн, Я вслух согласовал с порывным плеском волн Мои заветные мечтанья; Я трепетал, кипел, ловил победный миг, Но грозный океан утих, И сон исчез очарованья С вечерней сладостью, с вечернею луной Всё погрузилося в божественный покой, Душа склонилась к прежней неге. Лишь изредка шептал неясный голос в ней, Как легких, медленных зыбей Звук, умирающий на бреге. Август 1825 Одесса

158–159. ГРЕЦИЯ

Два сонета

1. «Давно ль твой плач, как жалкий плач вдовицы…»

Давно ль твой плач, как жалкий плач вдовицы, Твоим сынам был праведный упрек? О Греция, казалось, бог обрек Тебя мечу карательной десницы! Бесплодней скал, мрачнее стен темницы, Казалось, ты погибнула навек, И прозябал на славном прахе грек, Как вялый мох на мраморе гробницы. Узрев тебя, мы восклицали: «Нет! Угасло там мужей великих племя! Там край рабов: им груз цепей не бремя; Наследных прав для них не свят завет». Но дивный нам ты берегла ответ И грозное приготовляла время.

2. «Внемли! Чей зов потряс пещер сих своды…»

Внемли! Чей зов потряс пещер сих своды, Глубокий мир сих вековых дубрав? [148] Дрожат сердца, знакомый глас узнав, Как чуткие перед грозою воды. Восстал, восстал великий дух свободы! Воздвигнув крест, булат препоясав, Как ангел битв, на выкуп славных прав Он вас зовет, гонимые народы! И се кругом звук брани пробежал; Как ратный стан, Эллада восшумела; Сомкнулись в ряд бойцы святого дела Грозней твердынь, неколебимей скал,— Как божий гром, их меч врага попрал, И слава их по миру загремела! 1825 Одесса

148

Западная

сторона Албании и Мореи.

160. ЭЛЕГИЯ («Не ведает мудрец надменный…»)

Не ведает мудрец надменный, Не постигает хладный свет, Как тяжко тратить постепенно Все обольщенья юных лет. «Он с призраком своим простился, Он стал умнее», — говорят, Не скажут: «Бедный! он лишился Своих любимейших отрад». Престань оплакивать измену Мечты! О боги! я готов; Но что ж даете вы в замену Живых, блестящих, милых снов? На жизнь я поднял взор бесстрастный; Что было — есть; но где же ты, Мир ненаглядный, мир прекрасный, Зерцало горней красоты?.. Разнесся дым очарованья, Слетел покров волшебный твой, И ты без тайн, без упованья, Однообразный, предо мной Предстал, как памятник бездушный Времен минувших торжества, Как истукан, жрецу послушный, Златой кумир без божества! 1825

161. ПЕСНЬ ЛЮБВИ

Проникни в дух мой охладелый, Любви спасительная власть! И жизни, рано помертвелой, Отдай веселье, силу, страсть. Лишь тот познал красы земные, Лишь тот воистину блажен, Кого любовь в лета младые Прияла в неискупный плен. На что ему венцов сиянье? На что сокровищ мрачный клад? Его мечта, его желанье Ликуют в области отрад. К чистейшей, сладостнейшей цели Стремится без боязни он, Чтоб очи милые узрели Ее черты сквозь вещий сон, Чтоб, тайным пламенем сгорая, Игра волненья своего, Наутро красота младая, Стыдясь, взглянула на него, Чтоб силой страстного признанья Из бледных уст, из томных глаз Исторгнуть слезы и лобзанья, Вкусить блаженства дивный час. Любовь! любовь! владей ты мною! Твоим волшебством обаян, Не погибал бы я душою В глуши безлюдной чуждых стран. Пустынной жизнью изнуренный, Не увядал бы в цвете я: Кружился б образ незабвенный И днем и ночью вкруг меня. Всегда прекрасный, вечно юный, Как солнце ясное весны, Он оживлял бы сонны струны Приветным гласом старины. Играя чувствами моими, Как своенравный чародей, Он тайно грезами живыми Питал бы страсть души моей. Порой бы мнилось: кто-то дышит, Склонясь невидимо ко мне,— Как сквозь дремоту, ухо слышит Знакомый шепот в тишине. Как будто кудри шелковые Прильнули вдруг к моим устам… Как будто перси молодые Открылись радостным очам… Ты ль это, милое виденье, Мой рай, мой гений на земли? Ах, нет! то сердца обольщенье. Обман пленительный любви! 1826 Скуляны

162. ОДЕССКИМ ДРУЗЬЯМ

(Из деревни)

В тиши семейственной, под милою мне сенью, Предавшись сладкому Поэзии влеченью, Я сердцем памятным средь неги не забыл Полуденных друзей, полуденных светил. С отрадой мысль моя в тот край перелетает, Где небо, как любовь, приветливо сияет, Где вьется виноград, питомец южных стран; Где ум и взор и слух пленяет океан, Неумолкающий, необозримый, чудный, То ясно-голубой, то ярко-изумрудный; Где служба царская и служба добрых муз Единомыслием скрепили наш союз. Но я ль, мои друзья, к противуречьям склонный, Венчанный розами в отчизне благосклонной, Вас ныне обману притворною тоской?.. Нет! весел сердцем я, и весел голос мой. Завидуйте певца благословенной доле: Я мыслю и ленюсь и странствую по воле. Ярмом мирских сует стесненная душа Очнулась, ожила, свободою дыша, И вдохновение в ней гордо пробудилось; Пред ней грядущее вновь блеском озарилось; И, обозрев, кляня мой прежний, темный путь, Я силу чувствую на славу посягнуть. Склониться сладостно к утехам деревенским Тому, кто, не пристав к несносным сплетням женским, К условиям невежд, к служению льстецов, Ценит по-своему блаженство городов, И, друг Природы, друг святых ее уставов, В душе не ослеплен блестящим прахом нравов. Здесь тишины моей ничто не возмутит: Не завернет ко мне бродяга — езуит, Народа русского служитель чужеземный, Россию осквернять хвалой своей наемной; Напева нового моих горящих струн Приходом не прервет городовой болтун, Как с башни колокол гласящий всенародно, Где свадьба, где пожар, где праздник благородный. Я здесь не осужден в кругу жеманных дам Учтиво потакать бессмысленным речам Иль слушать набожно премудрые их толки, Где вместе: вера, бог, булавки и иголки… Я вижу вкруг себя лишь милых мне людей. Ты здесь, мой лучший друг от юношеских дней, Усердный гражданин, философ доброхотный, Поклонник радости и неги беззаботной, Сестра любимая! очам моим всегда Ты здесь являешься, как тихая звезда, И чистотой души мне небо открываешь. И ты, моя любовь, и ты здесь обитаешь! Отрада первая моих сердечных дум, Ты свежестью ума живишь мой праздный ум, И, как весна, мила, блистательна, как радость, Усталых чувств моих восстановляешь младость. О, сколько в сей тиши утех прекрасных мне! Светило ль дня горит на яркой вышине И, воздух раскалив, во мрак дубрав сплетенных Прогонит пастухов, от зноя утомленных; Иль летних вечеров полупрозрачный свет Из хижин вызовет для песен и бесед Толпы веселых дев, — мы вместе: сном отрадным Летит наш ясный день. То внемлем ухом жадным Свободной старины заветную скрижаль, То, сердцем погрузясь в мечтательную даль, В роскошном трепете и радости и муки Мы ловим Пушкина пленительные звуки. Порой лукавый смех, добросердечный спор Лениво прерванный пробудят разговор, И быстро бросится душа к предметам новым. Когда ж, под сумраком всплывая пурпуровым, Прохладой, тайнами ночей напоена, На темный небосклон подымется луна И землю усыпит волшебным усыпленьем, — К ней очи устремив с невольным умиленьем, В мечтах блуждаем мы над озером своим; Глядим на бездну вод, на облака глядим,— И мнится: в облаках мелькают перед нами Живые образы бесплотными тенями; И мнится: небеса, дубравы и струи — Всё полно голоса и ласки и любви, Как будто бы душа духовной лире внемлет И в откровениях чудесный мир объемлет. О други! чья приязнь, чьи теплые мольбы Мне столько милых благ исторгли у судьбы? Сбылись мои мечты, сбылись мои желанья, Мой рай вокруг меня; сосуд очарованья Я пью — и, прослезясь, взываю к небесам: «Как жертва чистая да вознесется к вам В сих радостных слезах певца благодаренье; Вы ниспослали мне и мир и наслажденье,— Хвала вам! но еще дерзаю вас молить Пошлите силу мне ваш дивный дар хранить». Июнь 1826 Ярославец