Поэты 1840–1850-х годов

Ростопчина Евдокия Петровна

5

«Нет, нет, профессор! как хотите, — Его противник говорил, — Не так на дело вы глядите! Вас Тик и Шлегель с толку сбил, Совсем не в этом наша сила…» — «Да что ж, нельзя смотреть, мой милый, Шекспира в этом тени нет! Ваш средний круг, и высший свет, И ваш народ — такие дети! Что так в восторг приводит их? Плох перевод, неверен стих, Балетные костюмы эти!.. Да где ж вам и актеров

взять В Шекспире роли понимать?»

6

— Где взять? У нас! В том наша слава, Что быстро школу мы прошли; Не в ней своим талантам право, А в силе собственной нашли. Значенье наше тем велико! Не он ли начал с Полиника, Мочалов наш? С недавних пор Он был и Фердинанд, и Мор, Но чьим он формам покорился? Везде его таланта луч Своеобычен и могуч. Как метеор, он нам явился И одиноко догорел — Но в нем дар русский уцелел!

7

Затем, в нем что-то есть такое, То, чем игра его жива. И на него, как на героя, Смотреть стекается Москва И ценит дар его высоко! Так сам Шекспир, когда глубоко Художника с Гамлетом слил, Актера нам определил. Вот эти чуйки, лисьи шубы, Им разве надобен Гамлет? Им до Гамлета дела нет, Как и Гамлету до Гекубы! Но верьте мне, из роду в род Меж них Мочалов не умрет!

8

И тут, в молчании глубоком, Раздался резкий звон в дверях, И ринулся народ потоком По коридорам и в сенях. Начался акт — и опустела Кофейная. Едва горела Во мгле печальная свеча. Один наш ритор сгоряча Всё речь держал: «Друзья, оставим Себе на память этот час! Гамлет пойдет еще сто раз, Теперь Мочалова прославим — Налейте в честь ему со мной Вы первый кубок круговой!»

9

Сказал — и тихо и спокойно Студенты вышли на подъезд. Колонны там белели стройно; Лучи морозных, ярких звезд Над темной площадью горели; И там и сям костры виднели, Бросая красный полусвет; За ними черный ряд карет Казался тучею густою; И сквозь оконное стекло Игриво, весело, светло, Огнистой, длинной полосою Иллюминованный кругом, Сиял направо белый дом.

10

Куда, куда пора девалась, Как из театра завсегда К тебе обычно направлялась Студентов истых череда, Дом Полторацкого! Давно ли?.. Ах,

лет пятнадцать или боле,— Я должен с грустию сказать! Друзья, о чем нам воспевать, Когда теперь без оговорок Что прожито — осуждено, Об чем не вспомнишь — всё давно, Когда нам скоро будет сорок, А он, великий наш поэт, Грустил невступно в тридцать лет!

11

Но пусть же радость вдохновенья Меня покинет навсегда, Когда предам я вас забвенью, Протекшей юности года! Хоть иногда текли вы шумно, Хоть увлекались неразумно Подчас мы страстью и мечтой, Зато с какою теплотой Мы убеждения хранили, Сознанья первого плоды! Надежды пылкие, мечты, Друзья, всё вместе мы делили, И силой юных, общих дум Мужал тогда свободный ум.

12

Бурливое минуло время, А с ним шум оргий позатих; И полежаевское племя Гуляк талантливых, лихих Уж выбывало. В наши годы Уже квартир казенных своды Не оглашал свирепый вой Речей за чарой круговой. Не тот уж был трактир «железный», Когда, бывало, «пунш хлестал!» [69] , Кружок студентов тише стал, Науки новой труд полезный Крутые нравы усмирил, И чай им пиво заменил.

69

Стих из поэмы А. Полежаева.

13

Шесть пар разбавивши водою, Тесняся за одним столом, Бывало, мы, своей семьею, Беседу за полночь ведем! И на застольном нашем вече Те неподслушанные речи Уже не повторятся вновь, Как наша младость, как любовь! Блажен, кто стих невозвратимый, Стих юный другу передал! Блажен, кто счастие знавал С подругой верной и любимой Себя забыть, весь свет забыть И долго, долго говорить!

14

Но что всегда вперед светило Младым друзьям наук и муз, Что навсегда определило Тогдашней юности союз, То было — полное равенство! Родной науки совершенство И мысли родственная связь! Ты будь хоть дворянин, хоть князь, Семинарист иль разночинец — Ничто не убавляло прав Товарища! Такой уж нрав Нам бурса принесла в гостинец! И вместе с тем, сознаюсь вам, Презренье к модным господам!