Забыв поэзию, людей и всё на свете,Я ехал с милою в извозчичьей карете,Спеша под кровлею крестьянской отдохнутьИ в тишине ночной в восторгах утонуть.То было первое блаженное свиданье:Красавица, склонясь на страстное желанье,Решилася тайком покинуть отчий дом,Чтоб сутки провести с любовником вдвоем.(Кто любит истинно, в том безгранична вера!)Для смелости с собой мы взяли редерера,Бутылку коньяку, наливок двух сортовИ вкусных 35 с грибами пирожков.(К несчастью, одарен я страшным аппетитом,А поцелуями, увы! нельзя быть сытым.)Но вот приехали. С улыбкой на лицеВстречает толстая нас баба на крыльцеИ в комнату ведет, где, пар густой пуская,Сердито самовар ворчит, на нас пеняя… ……………………………………………………………………Остались мы одни. Обвив меня руками,Подруга милая впилась в меня устами.И
этот поцелуй так много говорил,Что понял я его и — свечку погасил…
427–429. ЭЛЕГИИ
1. ВОСПОМИНАНИЕ
Когда в ночной тиши я вспомню вдруг о ней,Как с ней ложились мы вдвоем на это лоно,—То плачу я тогда, как плакал иудей,Влекомый в дальний плен от стен родных Сиона.Не жаль мне капитал, который я убилНа шляпы, на цветы, на шелковые платья;Не жаль мне ничего, что ей я подарилЗа жаркий поцелуй, за страстные объятья;Я не сержусь за то, что мне ты предпочлаУлана с длинными, пушистыми усами…Но, от меня бежав, зачем ты унеслаШкатулку с деньгами и ценными вещами!
2. В ПАВЛОВСКЕ
Постой! здесь хорошо… Зеленою оградойКустарники кругом с деревьями сплелись;Чуть слышно музыка доносится из сада,А шумный говор стих и звуки улеглись.Я не пойду туда, где Штраус вероломныйЛомается с смычком и скрипкою в руках,Как в знойной Африке, на Ниле, змей огромный,Свиваясь, нежится на солнечных лучах.Да, в этот уголок мы забрели недаром.Скорей здесь отдохнем под тению куста!А там ты встретишься с знакомым лейб-гусаром…Нет, не пойдем туда… там шум и суета!
3. «Я всё еще ее, безумный, не забыл!..»
Я всё еще ее, безумный, не забыл!Я всё еще ее нередко вспоминаю,Хотя давно уже другую полюбилИ, с первой разорись, вторую разоряю.Я всё еще ее, безумный, не забыл.Люблю, как не любить Полонскому и Фету,Хоть деньги на нее казенные убил,Хоть предпочла она откупщика поэту!<1859>
430–431. МЕЛОДИИ
1. «Я мрачно сидел за бутылкой…»
Я мрачно сидел за бутылкой,На мир, на людей рассердись,—Когда между мною и ромомКакая-то связь родилась.Стихи я писал, но какие?Не помню, а кажется, вздор!Ром сразу меня отуманил,И ром полюбил я с тех пор.
2. «И ветер и дождик шумели…»
И ветер и дождик шумелиВ деревне далекой, степной.Мы с нею у печки сиделиС какою-то глупой хандрой.Она была в теплой камали,И я был закутан в халат,А на сердце столько печали,Как будто бы в нем целый ад!И вижу я: духи толпоюТанцуют пред нами канкан.О друг мой, скажи, что с тобою?Я понял давно, что я пьян.<1859>
432. ПОДРАЖАНИЕ ГЕЙНЕ («Расскажи, моя малютка…»)
Расскажи, моя малютка,С кем тебя вчера я встретил?Я прошел нарочно мимо,Будто вас и не заметил.Видел я, что он немолодИ мужчина некрасивый.И малютка, покрасневши;Отвечала мне стыдливо;«Это мой внучатный братец,И приехал он намедни;Когда с ним меня ты встретил,Мы домой шли от обедни».И все дальние вопросыПоцелуем прекратила.Знаю я, что ты, плутовка,Мне неправду говорила!Знаю я, что этот братецУ тебя, как я, ночует;Знаю я, что эти глазкиЧасто он, как я, целует.И вся разница меж нами,Что его ты обираешь,А потом его все деньгиТы со мною же мотаешь.Не виню я, что должна тыИсполнять его желанья:Ведь тебе, моя малютка,Не даю я содержанья!<1859>
433. СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ
Под кустом густой малины,В полдень, часто я лежу —И на всё тогда так мрачно,Как философ, я гляжу.Скандинавские преданья,Поэтические сны,И народные сказанья,И поверья старины —Всё, что важно, что глубоко,Носит след неясных дум,До чего нам всем далеко…Вот что мой решает ум.Отчего к шарам воздушнымНе приделают руля?Отчего, не уставая,Вечно вертится земля?Отчего непостоянноЗвезды
на небе блестят?Непонятные вопросы!Непонятный результат!<1859>
434. УГНЕТЕННАЯ НЕВИННОСТЬ, ИЛИ НОВАЯ ОДИССЕЯ
(НЕВОЛЬНОЕ ПОДРАЖАНИЕ ГОМЕРУ)
Муза, воспой похождения рыцаря Горькая Чаша,Как он, ревнуя к науке, долго по свету скитался,Сказки, поверья народа и песни везде собирая.Как наконец он попался, подобно вождю Одиссею,В руки циклопов новейших, грубых, небритых и пьяных.Се, помолясь, начинаю: Рыцарь Горькая ЧашаПрибыл в хладную область гипербореев,В город, древле своим перевозом преславный.Вот и прибыл туда Горькая Чаша в наряде народном:В синем кафтане, у чресл препоясан ременкой,В красной рубахе, брадатый, как есть православный.(Каждый читатель поймет, что ученому мужу,Шляясь по курным избам и беседу ведя с мужиками,В белых перчатках ходить и во фраке совсем не пристало.)Как гражданин, знающий твердо порядки, наш рыцарьЛично отправился вид предъявлять. Это его и сгубило!Строгий блюститель порядка и вместе блюститель прогресса,Горькую Чашу в умысле тайном вдруг заподозрив,Брови нахмурив, как Зевс, с речью такою к нему обратился:«Чертов ты сын! Ну какой же ты доблестный рыцарь?Ты среди белого дня шляешься в этаком срамном костюме:Видно ли где, чтобы рыцарь костюм свой дворянскийНагло сменил на гуню (и блюстителя речь справедлива).Ты иль масон, иль бродяга, иль даже мормонский учитель.Думаешь, нам неизвестно, кто это такие мормоны?Нет, брат, читал в „Библиотеке“ я — и недавно —Всю подноготную суть об этом проклятом расколе.Знаю, что в разные страны клевретов они посылаютНарод обращать. И по роже твоей эфиопскойВижу, что есть ты мормон и, стало, притом многоженец.Ну, отправляйся в сибирку и жди там себе приговора».Тщетно Горькая Чаша всеми бессмертными клялся,Что не мормон он и даже совсем не женатый.Тщетно к богам он взывал, призывая на помощь Фемиду.Было ответом ему столько же слов энергичных,Сколько не скажет и сам становой в воскресенье.И посадили его. Долго он, долго томилсяВ грязной сибирке, сказки свои арестантам читая.А просидел бы и дольше, когда бы не сам бюргермейстер,Хотя из военных, но муж современного века,Сам бы к нему не явился с ласково-нежным приветом.«Милый мой (рек он ему), вижу, что вы не мормон, а ученый.Паспорт возьмите вы свой и ступайте куда там хотите».Горькая Чаша, снова в поддевку облекшись,Тотчас хотел же уехать в свой град по железной дороге;Но был он схвачен вторично и снова опять заподозрен:Будто бы он не мормон был, а сам Дон-Кихот Сервантеса.Снова его заключили, и снова galant [188] бюргермейстерЧерез неделю ему и билет возвратил, и свободу.Будь осторожен, читатель! Брей себе бороду глажеИ никогда не носи (если ты только ученый)Скверной поддевки. Не то тебя горькая участьНашего рыцаря рано иль поздно постигнет.Право, никто не поверит, что ты титулярный советник.Примут тебя за мормона иль за кого?.. за бродягу!И уж наверно тогда перешлют напрямик восвояси.1859 или 1860
188
Вежливый, учтивый (франц.). — Ред.
435. ДЛЯ МНОГИХ
Господь мне не дал дарованьяИзображать в моих стихахИ сонных листьев трепетанье,И сонм созвездий в небесах.Стихи мои не воспеваютОбеды знатных, высший свет —Зато их многие читаютИ я для публики поэт.Я не взываю к сильным лицам,Мои стихи для их ушейПодобны дерзким небылицамМальчишки глупого. РечейМоих не слушают народы,Зато туманного в них нет.Я не певец цветов, природы,Но я для публики поэт.Не веря в честность НемезидыИ в бескорыстие судей,Я не прощаю им обидыБезгласных, маленьких людей.И подвиг грязный и скандальныйВ моих стихах найдет ответ;И скажет не один квартальный,Что я для публики поэт.Я знаю: люди есть иные,Которым правда колет глаз.Они не любят, чтоб другиеНад ними тешились хоть час.Я как поэт их презираю,—Но чтоб об них проведал свет,Я их печатно обличаю.Да, я для публики поэт!1860
ПРИМЕЧАНИЯ
ДМИТРИЙ МИНАЕВ
I
156. «Перепевы». — Печ. по «Думам и песням» 1864 г., с исправл. по сб. «Перепевы». Пародия на стих. В. Г. Бенедиктова «К отечеству и врагам его», написанное во время осады Севастополя. Обличая англичан и французов, Бенедиктов воспевает не только русский народ и русскую природу, но и самодержавие и православие: