Поезд на третьем пути
Шрифт:
– Война во что бы то ни стало! "Война до победного конца"!
Гальванический ток, порождённый отчаянием. Лозунг самовнушения. Крик с гибнущего корабля, в бурю, в ночь:
– Спасите наши души! Шестнадцатый год его не услышит.
В семнадцатом - будет поздно.
– А покуда всё идет своим чередом, изо дня в день, по заведенному порядку.
В "Русских ведомостях" исполненные истинного, высокого патриотизма, почтенные, достойные, длинные статьи.
Из тридцати ежедневных номеров можно
Но нетерпеливо ждать утренней, еще свеже пахнущей типографской краской газеты, накидываться на от века размеренные столбцы и нервно искать волнующего отклика для сердца, для души - найдёшь ли?
Ни пульса, ни взлёта, ни орфографической ошибки.
Все бесспорно, и все давным-давно известно.
Ни проблем, ни дилемм, одни аксиомы.
О которых говорил еще Чехов:
– Волга впадает в Каспийское море. Лошади едят сено.
Уважения бездна, а брожения, сыворотки - и в помине нет.
А ведь на "Русских ведомостях" выросли поколения, и в медвежьих углах то и дело прислушивались к почтовым бубенцам, только б скорей дождаться старого, испытанного друга!
Зато в "Русском слове" вот этой самой сыворотки и игры ума сколько хочешь.
Царит, управляет, всех и вся под себя гнёт, орёт и мордует Влад Дорошевич.
Шестидесятник он никакой, но редактор и журналист Богом отмеченный. Сытинских денег не щадит, не жалеет.
– В любом углу, в любом провинциальном захолустье корреспондент на корреспонденте сидит, корреспондентом погоняет.
На фронте Василий Иванович Немирович-Данченко, весь в папахах и в бакенбардах, невзирая на возраст, как угорелый носится, и такое пишет, что печатать неловко.
Но, что поделаешь, любит читатель, чтоб его за жабры брали. Ну, и получай вдоволь.
Главное, чтоб скуки не было.
Подавать повкуснее, и в горячем виде.
В Петербургском отделении А. В. Руманов, вездесущий, как Фигаро. Всё видит, всё знает.
Раньше всех всё пронюхает. Из министерских приёмных не вылезает.
Днём ездит, ночью телефонирует.
На извозчиков состояние тратит.
А уж о московском составе и говорить не приходится.
Александр Александрович Яблоновский. А. Р. Кугель (Homo novus). А. В. Амфитеатров, Сергей Потресов. Григорий Петров. Н. Ашешов, Ив. Жилкин. Н. А. Тэффи. Профессор Метальников. Пантелеймон Пономарёв. Константин Орлов. Юрий Сахновский. Ал. Койранский, Вилли (В. Е. Турок), Петр Потёмкин, И. М. Троцкий, А. Коральник, Н. В. Калишевич.
А всех разве перечислишь?
В двунадесятые праздники, а также на Пасху и на Рождество, академик Иван Алексеевич Бунин.
А в невралгическом пункте, на перепутье ветров, на перекрестке,
Знакомство с ним произойдёт в Киеве при гетмане Скоропадском, а крепкая дружба на веки веков завяжется на улице Бюффо, в Париже, в "Последниех новостях" П. Н. Милюкова.
Успех "Русского слова" был сказочный, тираж по тем временам, неслыханный, а Дорошевичу всего было мало, сердился, хмурился, ногами топал, и в минуты раздражения говорил Сытину:
– У вас в конторе даже построчных подсчитать не умеют. Вот посажу вам в бухгалтерию Малинина и Буренина, они вам, Иван Дмитрич, сразу порядок наведут!
***
В Ваганьковском переулке хиреет, чахнет "Голос Москвы", наследие Пастухова.
Направление захолустное, убогое, замоскворецкое.
Лампадное масло и нашатырный спирт.
Романы с продолжением, с ограблением, с несчастной любовью, смотринами, именинами, неравным браком.
Герой пьет горькую, мамаши липовый чай, а виновница торжества серную кислоту.
Покуда все они пили, читатели естественной смертью тоже вымирали, а новое поколение чувствительностью не отличалось.
Тираж падал, газета дышала на ладан.
Оживить её взялся Никандр Туркин, писавший в молодости лирические стихи, а в расцвете лет перешедший на прозу.
Стихи его быстро забылись, а прозу нельзя было забыть только потому, что никто её не читал.
Призвали на помощь милого, рыхлого, одутловатого Анзимирова, старого журналиста и вечного молодожена.
Анзимирова поддерживал Н. И. Гучков, бывший московский городской голова.
Газета стала заниматься высокой политикой, поддерживала октябристов, давала длинные отчеты о заседаниях городской думы, не говоря уже о Государственной, много места уделяла коннозаводству и другим жгучим и неотложным вопросам.
Но возврата к прошлому уже не было.
Время было беспощадное, суровое, военное.
– Одним коннозаводством не проживёшь, а издателей уму не научишь!
– с тоской говорил бедный Анзимиров, изредка появляясь с бледной молодой женой в Художественном кружке.
Держалась газета до самой октябрьской революции, но так как новые октябристы опирались больше на Владимира Ильича, нежели на Николай Иваныча, то газету закрыли в первый раз за всё время ее существования, но зато уже навсегда.