Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

Маштоц Месроп

МАНАНА

ГРУЗИНСКАЯ ПОЭТЕССА

XVIII век

РАЗГОВОР МАНАНЫ С ЛИХОРАДКОЙ

Лихорадка сказала: Разлучились мы, Манана, Как ты время коротала? Впору биться мне о камень – Так бранилась ты, бывало. Обходить твой дом сторонкой Я зарок себе давала. А сама ты звать не станешь, На тебя надежды мало. Манана сказала: Пусть тебя сжигает пламя, Злая ведьма, лихорадка! Я семь месяцев в ознобе Сотрясалась жердью шаткой. Еле-еле от болезни Дух перевела украдкой. Кто тебя позвать захочет – Жизнь тому не будет сладкой. Лихорадка сказала: Не надейся по-пустому. Ты средь поля колос хилый. По тебе твои родные Не прольют слезы унылой. По рукам-ногам свяжу я, Уложу тебя в могилу, Как удавленного волка, Как змею, как все, что гнило. Манана сказала: Что с тобою, лихорадка? Ну, чего ты захотела? Оттого ли ты глумишься, Что с лица я подурнела? Но дана мне власть от бога: Изгоню тебя из тела. Песий лай – твои угрозы, И до них мне нету дела. Лихорадка сказала: Эй, Манана, осторожней! Ты меня стращаешь даром. Отравлю и дни и ночи, Иссушу

палючим жаром. Позову попов ко гробу - Вот пожива будет старым… Прекращу твое дыханье, Душным задушу угаром. Манана сказала: О, скажи мне, лихорадка, Отчего ты рассердилась, Разве ты не христианка, Кто же ты, скажи на милость? Словно Мурия собачка, Вишь, тебе я полюбилась. Коль убьешь, не стану плакать,- Я на жизнь не так уж льстилась. Лихорадка сказала: Трое суток потеряла. Что казню тебя – не диво; Омрачив твой век недолгий, Я была лишь справедлива. Почему тебя жалеть мне, Ты упряма и кичлива, Разговором ядовита И обличьем некрасива. Манана сказала: Прочь с очей моих! Довольно! Мира злобная причуда, Отнимающая силы Дщерь презренная Иуды! Черный саван скорой смерти Сшей себе, души остуда. Как меня ты смеешь мучить, Ты, отрепьев рваных груда?! Снова Манана сказала: Горе мне, Манане бедной, Никну слабой головою, Я не выживу,- умру я, Свяну чахлою травою. Я и так уж невесома, Таю свечкой восковою. Чем я так ей полюбилась, Что не выпустит живою?! Лихорадка сказала: Эй, Манана, если трону, Рот замкну семью замками, Перестанешь у меня ты Разговаривать стихами. Лишь начну людей пытать я – Люди смерти просят сами. Сиротою станет прялка Пред закрытыми глазами. Манана сказала: Пусть твои глазища слепнут, Что ты мучаешь, пугая, Что еще ты можешь сделать? Я лежу, изнемогая. Зубом на зуб не попасть мне, Пламя сердце рвет, сжигая, Но меня ты не загубишь, Бог поможет мне, дурная! Лихорадка сказала: Что ты, что с тобой, Манана? Разве я была дурною, Разве я вослед ознобу Не давала места зною? Я бессонницей поила - Не водою ледяною, Нет, тебя я не забуду, Навещу порой ночною… Манана сказала: Для чего тебя мне видеть, Гибельная огневица, Чуть подступишь к изголовью, Все дрожат и всем не спится, На зуб зуб не попадает, Ноют кости, поясница. Нет больным тобой спасенья, Впору им в слезах топиться. Лихорадка сказала: Умертвив тебя, не буду Я виновной, без сомненья. Если у тебя осталось Хоть немножечко именья, Обменяй его на саван,- Вот его употребленье. Ты уже мертва, Манана, Ты уже добыча тленья.

БЕСИКИ

ГРУЗИНСКИЙ поэт

1750-1791

О ЦАРЕВНЕ АННЕ

Я скиталец, чужестранец. Прохожу, пою, играю. Мир пустой и вероломный Укоряю, проклинаю. Только Анне раб покорный, На нее, горя, взираю. Я сгораю, о царевна, Я без рая умираю! Кто прельщает, кто сражает Красотой? Царевна Анна! С ней луна, ночами споря, Погасает постоянно. Звезды полночи толпою К пей стремятся неустанно. Посмотри, одна над миром Светит Анна необманно. Мысли мне смешала Анна, Полонив меня тоскою, Стан являя, убивая Тонкой прелестью такою. Ах, нарцисс над розой плачет, Не обняв ее рукою! Не иметь бы вовсе милой! Не лишаться бы покою! Уст рубин твердит улыбкой: Жемчуга дружны со мною. Влага глаз пускает стрелы, Обойдешь ли стороною? Кинешь стрелы, тяжко ранит,- И пойдешь бродить по зною. Заблудился! Провинился Я беспечности виною! Больше не в силах Петь я о милых! Разума вовсе лишила меня, Именем кратким, Именем сладким, Именем нежным и станом маня. Сердцу подарок Дорог да жарок. Памятен будет: он жарче огня, Древнее снова Слышу я слово: «Любишь – умрешь. Так люби – не стеня» Будь, о царевна, К верным не гневна! В тканях укрывшись, прими договор. До смерти – всюду!
– Верен пребуду. Если ж измены увидишь позор, Если с другою Я под луною  Выйду, ей предан, забывши твой взор,- Будь беспощадна! Пусть безотрадно Буду рыдать я в ответ на укор!

САД ГРУСТИ

I Я в сад вошел с предчувствием печали И понял, что у розы я в опале. Сердилась роза и, шипами жаля, Сказала мне: «Остерегись! Едва ли Посмеешь ты, как прежде, как вначале, Меня касаться!…» В чем изобличали Упреки эти? И вина моя ли, Что я не понял их? Но истерзали Они меня. Как жребий мой суров! II Спросил фиалку, что стояла рядом: «За что же роза голосом и взглядом Казнит меня, поит змеиным ядом?» Фиалка отвечала: «С нашим садом Простись и не стремись к былым усладам. Ищи разгадки в сердце виноватом: Тебя другая обликом, нарядом Пленила, а обманщикам проклятым Нет места в сердце роз, в душе цветов». III Услышав от фиалки лишь угрозы, Нарциссу я сказал, роняя слезы: «Ты видишь в сердце у меня занозы, Изранен я шипами гордой розы. Но пусть ответит на мои вопросы: Кто оскорбил мои святые грезы? Кто нашептал ей ложные доносы? В глазах моих не сладостные росы, А слезы горькие от горьких слов!» IV Нарцисс был добрым и желал мне блага. На лепестках слезой блеснула влага, И он сказал мне ласково: «Бедняга! Ты – жертва необдуманного шага. Ты изменил. Любовная отвага Влекла тебя к другой во мрак оврага. Что радовало розу? Только тяга К тебе, а где шатался ты, бродяга! И вот страдаешь от своих грехов». V Меня терзали горечь и досада. Я очутился за оградой сада. В мучениях сердечного разлада Лишь на судьбу мне жаловаться надо. Кто сам страдал, тому довольно взгляда, Чтобы понять меня. Прощай, отрада! Как быть, Бесики? Высока ограда, Ворота чудятся вратами ада… Виновен я и умереть готов.

МНЕ ТВОИ ПРЕГРЕШЕНЬЯ ИЗВЕСТНЫ

I Мне твои прегрешенья известны, И хочу я спросить откровенно: Почему поступил ты бесчестно? Чем тебя заманила измена? Как ты

мог не отпрянуть от бездны? Ты от розы отрекся мгновенно! О тебе сожалеть неуместно. Жаждал розу ты нощно и денно. Как посмел ты от милой уйти? II Ты отвергнут по собственной воле. Что ж мятешься в тоскливом испуге? Иль зачем ты рыдаешь от боли, Изнываешь в жестоком недуге? Откажись от сладчайшей неволи И мечись от подруги к подруге. Растерялся ты! Не оттого ли Молишь смерть о последней услуге. Поищи-ка другие пути! III В темноте соловья попроси ты, Чтобы ирис молил он всечасно, Для тебя добиваясь защиты Светлой песней своей сладкогласной. Пусть фиалки из розиной свиты Заклинают ее не напрасно, Говоря, что, тоскою убитый, Ты достоин прощенья, несчастный… Но себя самого не прости! IV Если роза стоит возле двери И тебе шлет фиалки навстречу, Ты, нарциссу разумному веря, Подойди к нему с искренней речью. Ты скажи: «Потерпел я потерю И дивлюсь моему бессердечью, К милой розе любви не измерю. За предательство жизнью отвечу. Гнет раскаянья тяжко нести!» V Если взор просветлеет у розы,- Не жалей заклинаний, молений. Проливай безутешные слезы, Опустись перед ней на колени. Расскажи ей, что в сердце занозы Ты таишь как следы прегрешений, И, что кров твой разрушили грозы, Ты поведай царице весенней, Заклиная: «Грехи отпусти!»

С ПЛАЧЕМ ЛЕТИТ СОЛОВЕЙ

С плачем летит соловей из полночного сада. Видно, садовника разгорячила досада, Гонит он прочь соловья,- тот летит и рыдает, Осы вдогонку спешат из колючей засады. Ты, соловей, промолчи, и утихнут угрозы, В грудь не вопьются осиные злые занозы. Поговори с гиацинтом – пускай он научит, Как подольститься к садовнику голосом розы. С шелестом розы к нему в темноте подойди ты. Не распознает обмана садовник сердитый. В темном саду поскорей повидайся с нарциссом,- Пусть перед розой он будет твоею защитой. Ранен я, ранен! Кончается век соловьиный. Проклял садовник меня. Погибаю, безвинный. Сжальтесь! Вдохните в скорбящего душу живую Или смягчите слезами мученья кончины!

СТРОЙНЫЙ СТАН

I Ты на свете всех красивей, всех стройнее. Черных кос твоих коснуться я не смею. Мрамор шеи обвивают косы-змеи, Жгучий взор твой завладел душой моею. Губы жаркие меня воспламенили. II Ты красою несравненною богата. Вижу я твои глаза, темней агата. Вижу родинки твои, огнем объятый. Вижу я, теряя разум, два граната, Извели меня желанья, истомили. III Тополь стройный, ты красуешься пред нами. Отстраняющими манишь ты руками. Близ тебя я жив, и в жилах льется пламя. Без тебя томлюсь я днями и ночами. Если гибну без тебя,- виной не ты ли? IV Как мне вытерпеть сердечную остуду? Жадным взором я ищу тебя повсюду. С чем сравнить тебя, коль ты подобна чуду? Без тебя – куда пойду, как жить я буду? Все, как есть, мне опротивели, постылы. V Я изжаждался тебя, неутоленный. Умереть хочу, страданьями спаленный. Схорони мепя, оплачь меня, влюбленный, Сокрушайся о душе испепеленной. С горьким стоном припади к моей могиле.

НЕОДОЛИМЫЕ ДУМЫ

I Неодолимые думы становятся горем, Сердце не верит, что лютый недуг переборем. Щеки твои розовеют, подобные зорям. Мы же, безумны, друг другу стенаньями вторим. Жду, погибая, когда исцеленье подашь ты? II Поступью плавной ты схожа с плывущей луною. Вот я в луну и влюбился порою ночною. Я обезумел, мне тягостно бремя земное. Как уживаешься ты со смертельной виною? Веришь ли в бога? Ведь верит во что-нибудь каждый! III Знаешь ты, знаешь: меня поджидает могила. Сердце, что крепче скалы, ты во прах сокрушила. Сладкой была, стала горькой, обеты забыла. Стала неправедной – дверь предо мною закрыла. Кто пожалеет меня,- я сгораю от жажды! IV В горести я простираю зовущие руки. Разве не видишь, как я погибаю в разлуке? Силы я черпал в счастливой любовной науке. Что ж ты меня обрекаешь на смертные муки? Дай мне взглянуть на тебя, покажись хоть однажды!

Я ДУМАЮ О ТЕБЕ

I Я думаю о тебе, сражен отказом. От черных душистых кос теряю разум. Смеются твои уста – рубин с алмазом. Взглянуть на точеный стан – и сгинуть разом! Мне есть о чем горевать,- я пленник страсти. II Мне есть о чем горевать в моей утрате. Твои ресницы тесней индусской рати. Ты шлешь стрелу за стрелой в знак благодати. Ужель не слышит судьба моих проклятий? Я смерть принять от тебя почту за счастье! III Уж если я не люблю, то кто же, кто же! Красавицы не найти, с тобою схожей. Ни стариков не щадишь, ни молодежи. И я в причудах твоих теряюсь тоже. Убей меня, исцели от злой напасти! IV Вовек не жаждал сильней и никогда я Не знал, что буду рассвет встречать, рыдая. Моей неверной судьбы не разгадаю. Ты знать не хочешь о том, как я страдаю. Другой, лаская, сожмет твои запястья. V Зачем меня обожгла слепящим светом! Твои глаза не затмить семи планетам. Насмешкой жалишь меня, манишь приветом. Я гибну! Разве не ты повинна в этом? И погубить и спасти в твоей лишь власти.

ЧЕРНЫЕ ДРОЗДЫ

В черной клетке два черных дрозда, В черной клетке вдвоем навсегда, Смотрят кротко и свищут так нежно, Что от них не уйдешь никуда! Оперенные в блеск черноты, Столь нарядны, сколь песни просты,- Их звучанье весну возвещает, Превращает бутоны в цветы. Ходят следом один за другим, И вдвоем, видно, весело им. Как пьянят они, как отрезвляют Двоезвучным согласьем своим. Песнопевцы фиалок и роз, Каждый черен и звонкоголос. Чужеземца заставили плакать Эти двое, не знавшие слез.

ПРЕДУТРЕННИЙ ВОЗДУХ ПРОХЛАДНЫЙ…

Предутренний воздух прохладный Из жизни исчез безвозвратно. Свиданья с моей ненаглядной Я жажду так поздно, так жадно. Печали гнетущая сила К молчанью меня приучила. Фиалки поникли уныло,- Фиалкам тепла не хватило.

ДАВИД ГУРАМИШВИЛИ

ГРУЗИНСКИЙ поэт