Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Коллектив авторов

empty-line/>

* * *

Цвет небесный, синий цвет, Полюбил я с малых лет. В детстве он мне означал Синеву иных начал. И теперь, когда достиг Я вершины дней своих, В жертву остальным цветам Голубого не отдам. Он прекрасен без прикрас. Это цвет любимых глаз. Это взгляд бездонный твой, Напоенный синевой. Это цвет моей мечты. Это краска высоты. В этот голубой раствор Погружен земной простор. Это легкий переход В неизвестность от забот И от плачущих родных На похоронах моих. Это синий, негустой Иней над моей плитой. Это сизый, зимний дым Мглы над именем моим.

РАФАИЛ ЭРИСТАВИ (1824–1901)

РОГ

Бедный мой Ирма! Буйвол мой верный, С плугом шагал он — пахарь примерный. Рог

его черный память о старом Ныне мой стол украшает недаром. Рог тот люблю я, тонко точеный, Узкоконечный, чудно крученый. Как в старину, пить рогом люблю я, Весело, с песней, друзей именуя. Не к чему мне хрусталь и стаканы, Рог я беру, тамадой мне данный: Рог до конца, до капельки пью я. Снова наполнив, не уступлю я. Шапкой под крик в потолок я заеду, Рог осушу, переброшу соседу. С лету поймает тени бесшумней, Кубок к чему мне, чаша к чему мне? Всю я посуду, которую знаю, Всю за окованный рог уступаю — Щедрый и нас до конца веселящий, Предков с потомками снова роднящий. Рог забывать годится ль нам, люди? Это не пир, если рога не будет. Рог не выпьешь — стоять будешь с рогом. Выпьешь — речет тамада тебе: с богом! Рог не осушишь — вином в тебя бросит. Выпить из рога хозяин нас просит. Рог — украшенье стола, и мы строго Все по-старинному выпьем из рога. Дружно, по-братски, смеясь, напевая, Пир начинайте, лишь рог осушая. В мир ли иной мне придется собраться, Просьба на слово мое отозваться. В день, как умру, вскиньте твердой рукой Рог за моей души упокой!

Розенталь Ян. После обедни. 1894 г.

ИЛЬЯ ЧАВЧАВАДЗЕ (1837–1907)

ГОРАМ КВАРЕЛИ

Горы Кварели! Покинув родные селенья, Может ли сердце о вас вспоминать без волненья? Где бы я ни был, со мною вы, горы, повсюду. Сын ваш любимый, ужели я вас позабуду! Помню: ребенком, исполнен неясной тревоги, Весь замирая, смотрел я на ваши отроги. Но не от страха тогда мое сердце дрожало — Я и в младенчестве вас не боялся нимало. Полный восторга, взирая на ваше величье, Дивные тайны стремился душою постичь я — Тайны вершин, пропадающих в дымке туманов, Где раздается ликующий гул ураганов, Где, задыхаясь, летит караван журавлиный, Еле равняясь с далекою вашей вершиной. О, как я жаждал невинною детской душою В буре и мраке взлететь высоко над землею. О, как мечтал я, почуяв орлиные крылья, К вам прикоснуться, едва напрягая усилья! В час, когда ветры, нарушив ночное молчанье, Львиное в пропасти вдруг исторгали рычанье, — О, как дрожал я! Но, внемля раскатам обвала, Звуки родные душа моя в них узнавала. Детскому сердцу довольство собой незнакомо. Ныне же, горы, я горд, что воспитан я дома, Ныне горжусь я, что — сын этой дикой природы Вырос я в бурях и рано узнал про невзгоды. Горы, свидетели детских моих огорчений, Как я рыдал перед вами, исполнен мучений, Как я от вас утешения ждал и привета! Но, как всегда, не давали вы, горы, ответа. Этого чудного, полного тайны молчанья Вплоть до последнего я не забуду дыханья! Горы Кварели, сопутники юности нежной, Долг перед жизнью влечет меня в путь неизбежный, Судьбы грядущего требуют нашей разлуки, — Можно ли требовать более тягостной муки! Конь мой торопится, рвется душа от печали, С каждым вы шагом уходите в синие дали… Вот вы исчезли… И только вершины седые Еле видны… И расстался я с вами впервые… Тщетно глаза я от солнца рукой прикрываю, Тщетно я взоры в пустое пространство вперяю — Всюду раскинулись синего неба просторы, Уж не венчают их больше прекрасные горы! О, так прощайте же, дивные горы Кварели! Сердце мое, полюбившее вас с колыбели, Вечной любовью к великой отчизне пылая, Вам улыбнется, рыдая, из дальнего края!

₁₈₅₇

ПОЭТ

Не затем, чтоб дикой птицей Петь, летя по белу свету, Не бряцаньем струн гордиться Я пришел на землю эту. По земным иду дорогам, Сын небес — рожден в народе, Лишь затем дружу я с богом, Чтоб вести людей к свободе. И божественное пламя Мне даровано судьбою, Чтоб земными жить делами, Человеческой борьбою, Для того, чтоб скорбь народа Тяжелей своей мне стала И грузинские невзгоды Душу жгли, как жар металла. Коль от искры той небесной Запылает мысль пожаром, — Отзовется сердце песней, Я спою ее не даром.

ДЕНЬ ПАДЕНИЯ КОММУНЫ (23 мая 1871 года)

Стяг угнетенных и рабов, — Спасительное знамя пало, Увы! Пята тирана вновь Его, повергнув, растоптала.

₁₈₆₀

* * *

Мое перо, о дорогое, к чему нам слава? Чему служили мы — тому ж послужим снова. Бросать в народ благое слово дано нам право, На гибель зла дано нам право взирать сурово. Пускай сердца не знают наши! Мы знаем сами, Что чист наш помысел и чисто стремленье наше, Что нас вела дорога Картли былыми днями, Что, страх забыв, идти за Картли — нет доли краше! Пусть говорят: «Он о грузинах твердит худое, Он не таит пороки наши, в нем дышит злоба». То шум невежд! И только сердце поймет родное, Что в злых словах любовь таится, любовь до гроба.

_{Октябрь 1861 г., Кварели}

* * *

Тот удивительный народ, Опять подвергшись пытке новой, Для блага ближних вновь несет Страдания венец терновый. Пусть кровью мучеников вновь Укреплено святое дело, — Увы, великая любовь, Ты пораженье потерпела. Лежит поверженный у ног, Зовет вселенной упованье. Не ради ли него сам бог Изведал крестное страданье! Истории задержан ход, И медлит обновленье мира. А для тирана — праздник: тот Опять вкушает сладость пира.

* * *

Славная родина, что ты сегодня грустна? Ныне безвременье, но подойдут времена. Старых не стало, зато молодые пришли И восстановят величье любимой земли. Родина, клад мой бесценный, зачем ты грустна? Младшие выросли — крепкий, упорный народ. Им ты всечасно предмет и забот и работ. Им ты доверься, они не изменят тебе, Доблестью их просияешь в превратной судьбе. Родина, клад мой бесценный, зачем ты грустна? Сердце широким гнездом их восторги таит. Грудь их — защита надежнее всяких защит. Чувства к тебе не изменит презренный обман. Грудью вперед сокрушат они вражеский стан. Славная родина, что ты сегодня грустна?

_{15 сентября 1872 г., Кварели}

АКАКИЙ ЦЕРЕТЕЛИ (1840–1915)

* * *

Ты горька, моя жизнь бесталанная, Ты глуха, моя боль непрестанная, Потому что мне стала желанная Ненавистницею окаянного. Ад в душе у меня. Смерть. Агония. В одиночестве духом я падаю, Но, когда предо мной посторонние, Я креплюсь, и врагов я не радую Незажившей, открытою раною. Ты горька, моя жизнь бесталанная, Ты глуха, моя боль непрестанная, Потому что мне стала желанная Ненавистницею окаянного. Кто мне будет от муки защитою И подаст руку помощи братскую? В розах скрыта змея ядовитая, Желчь в шербете моем, зелье адское И кощунство в устах, речи бранные. Ты горька, моя жизнь бесталанная, Ты глуха, моя боль непрестанная, Потому что мне стала желанная Ненавистницею окаянною. Умирать мне пора. Что ж я мешкаю? С каждым годом ведь старость постылее, Жар истлевший дымит головешкою, И одною ногою в могиле я. Вот и пристань моя долгожданная… Ты горька, моя жизнь бесталанная, Ты глуха, моя боль непрестанная, Потому что мне стала желанная Ненавистницею окаянною. Я бессилен, мечты не сбываются, Сам себе я смешон в этой немощи. Дай мне, боже, уснуть, чтобы не маяться, Без огня и любви цепенеющим. Лучше смерть, чем тоска постоянная. Ты горька, моя жизнь бесталанная, Ты глуха, моя боль непрестанная, Потому что мне стала желанная Ненавистницею окаянною.

₁₈₇₁

БОЛЬНАЯ

Не умерла она! Лишь спит… Воскреснет, встанет ото сна! И тех, кто ей не дорожит, Отвергнет навсегда она. От долгих, тяжких битв устав, Уснула, впала в забытье, И тот грешит, кто, духом пав, Отчаялся в судьбе ее! Но сердце верит, сердце ждет… Провидит ум сквозь ночь и муть, Что не пресекся, что зовет Ее — грядущий славный путь! К лицу ли двоедушье нам, Когда в беде отчизна-мать? В великодушии отцам Сегодня нужно подражать! Мы для нее, коль нужно так, Пойдем хоть с нищенской сумой. Дороже честный нам бедняк Иуды с толстою мошной! Не умерла она! Лишь спит… Когда ж воспрянет ото сна — Тех, кто любовью к ней горит, Навек прославит имена!

СКАЗАННОЕ СО СЦЕНЫ

Ну что еще может сравниться С уделом поэта на свете! Все молят: даруй ему, боже, Удачливость и долголетье! Ну кто еще столько имеет Друзей и товарищей в мире! Всяк хочет усесться поближе К поэту на дружеском пире. И каждый к поэту участлив, С ним делят и радость и горе И так нам «ура» возглашают, Что эху завидуют горы. И щедрость к нам не иссякает, Не молкнут кругом славословья, Живым преподносят восторги, А мертвым — венки и надгробья. Ну что еще может сравниться С уделом поэта на свете! И странно, что все не стремятся В поэты на нашей планете!..