И штаб сынов Кораха есть, а в нёмчёрный стол, покрытый сукном:кусок зелёной выцветшей тканилежит на столе, как повязка на ране.И всё по-прежнему в этом стане:Та же пустыня, как в дни Синая!Козни те же, как в дни Синая!И те же глаза глядят из глазниц,Но лика Моше [40] нет среди лиц!Здесь соблазняют народ тщетой,обманом красивым, речью пустой…А идол тот же – телец золотой.
40
Моисея.
«Но скупая британская почта в Сионе…»
Но
скупая британская почта в Сионе —она только мелкие суммы приносит:пятьдесят тысяч,сто,а счастливая вестьо том, что надежды сбылись и расчёты,и деньги евреи шлют из-за моря,не приходит к потомству Кораха с почтой…И трудно сдержать им свою печаль,своё раздраженье и гнев…Потому что сто тысяч – это капля.Нужно больше, намного больше:миллион хотя бы, но каждый месяц.И будут тогда сыны Кораха кастой —ваятелями тельца золотого;и пожелтеют глаза смотрящих,когда им скажут: «Вот бог твой, Израиль!Умножишься и утучнеешь скоро!»И ослепит их блестящий идол:оставят они и забудут Бога,и голову позабудут и сердце.Благословят они щедрость рук,которые им каждый день дают,как будто в дар, их воловий труд…
«Я молод, и, как задира, горяч…»
Я молод, и, как задира, горяч,и если б рождён был в своей стране —волочиться за юбками и кутить,как многим поэтам, пристало бы мне.Пылает кровь, как зажжённая нефть,когда от вина веселье в сердцах,но скалам родины нашей нужнытоска вековая и кожа в рубцах.От Ибн-Гвироля [41] и до менямудрости горы, пайтанов [42] ряд;а у меня – шершавый стихпоэта, которому родина – яд.Сынам Кораха песнь: радость у них!
41
В русском произношении – Габироль; выдающийся еврейский поэт и философ средневековой Испании.
А вы удивляетесь: где мой пыл?Почему не скачет горячий конь? —Устал наездник, сошёл с коня…Если нет в идее отчизны огня —гаснет и мой огонь.Печаль моих братьев гнетёт меня,поэтому я коня осадил,на плечи груз мечты возложил,и, словно в гору, бреду без сил…А сейчас послушайте повесть о том,как человек становится псом.
43
Этот цикл был написан по следам жестоких нападений арабов на еврейские поселения в Стране Израиля осенью 1929 года. Нерешительность, проявленная официальным еврейским руководством, заставила поэта примкнуть к радикальным еврейским организациям (подробнее в послесловии «Разорванный талес Ури Цви Гринберга»).
«И вот, изнемог я среди умудрённых…»
И вот, изнемог я среди умудрённых,изрекая много красивых фраз,ткать покрывало для прокажённых,чтоб язвы их гнойные скрыть от глаз.Чтобы с трибун, довольны собой,они могли говорить с толпой.И я, оглушённый их слов раскатом,сказал: притупилось моё перо;я буду скоро, живым экспонатом,блестеть, как музейное серебро.Мой дед показал бы спину лукавым:мой дед не лоточником был, а равом [44] .И для меня великая честь,как дед мой порою, хлеб с солью есть.
44
Раввином.
«И снова день: вокруг Тель-Авив…»
И снова день: вокруг Тель-Авив,а у меня – овечий испугтого, кто видит не сочный луг,а улиц и переулков разлив.И даже язык молитвы и грёз,язык отцов меня утомил:весь город этот ко мне подступил,навис и давит, словно утёс.Куда бежать? Бреду, как изгой:вот
банк стоит, а рядом – другой…Страна моя, родина скал и теснин!Тут море простёрлось, там – магазин,и я, неприкаянный, здесь один.
«И вот спускается вечер: в небе…»
И вот спускается вечер: в небесияет Давидова царства слава.А здесь, на родине, как на чужбине,шаги – как будто Девятого ава [45] .В харчевню я принёс своё тело:овцу, на которой штаны и рубаха,и ел, и тусклая лампа мигала,как человек, дрожащий от страха.И бедность и тайну, и труд сидящихза трапезой – из своего закуткапознал я, движенья их рук увидев,когда утих во мне голос желудка.Там Реувен говорил Шимону:«Электростанция эта – чудо!Вспять потечёт поток Иордана,и перед Ярмуком [46] встанет запруда.А в Наараим [47] – обед буржуйский,и деньги есть, но вот незадача:утром выходишь, как бык на пашню,а вечером – валишься с ног, как кляча…Но ничего…Скоро будет иначе!»
45
День национального траура в память о разрушении Иерусалимского Храма.
46
Приток Иордана.
47
Местность, где строилась первая в Стране Израиля электростанция.
«И когда я, насытившись, вышел – в спину…»
И когда я, насытившись, вышел – в спинуупёрлась рогами корова хамсина [48] ,луной озарила меня златокожей,и ночью еврейской глубинной дрожи…О, родина! Край холмов и долин!Несу твоё бремя, несу один.Есть ли дом у пса? Где ночлег обрету?Голова моя тяжкая виснет с плеч.Как жёваная полынь – во ртупророка горькая речь.
48
Сухой и жаркий ветер.
«И все мои думы теперь о Геве…»
И все мои думы теперь о Геве [49]на всех перепутьях моих кочевийот Дана до Беэр-Шевы [50] …На плечимне череп давит…Шерстью овечьейхотел я для скорбной родины стать,и слёзы всех плачущих здесь впитать.И вот – не нашёл я порог ничей,не высушил слёзы их очей.Но ямкой для гольфа в играх чужихстал я в дни Санбалатов [51] моих,когда их тайных речей немалов моих ушах, как в трубке, звучало!
49
Еврейская коммуна (кибуц), подвергшаяся жестоким нападениям арабов в конце 20-х гг.
50
От севера до юга.
51
Санбалат (Санаваллат) – персидский наместник Самарии, территории бывшего Израильского царства, мешавший восстановлению Иерусалимского Храма (V в. до н. э).
«Должны грядущего Царства посевы…»
Должны грядущего Царства посевыВзойти от Дана до Беэр-Шевы;но пока не пришёл ещё Бен-Давид [52] ,лавка здесь вместо Царства стоит.Здесь дом для дельцов, надёжные стеныдля льстивых, а тот, кто ждёт неизменноМессию, страстно веря пророкам,да сгинет он там, в изгнанье далёком!В своей отчизне – ублюдок он!Святой – тот в могиле давно погребён.Зачем им взъерошенный пёс живой? —Им нужен гладкий, ласковый, свой,наводящий глянец, знающий сам,когда подставить спину вождям.Хлеб вроде фарша мясного тут —весь этот хлеб Санбалаты жрут,другим оставляя крохи и труд…А ты, провидец, правду скажи:«Страна отцов пропадает во лжи!»