Погасить Черное Пламя
Шрифт:
Рингрин молчал так долго, что перед внутренним взором Ваниэль успела пройти целая череда картин, одна жутче другой.
– Нет, – отвечал принц наконец. – У меня руки дрожат, мне не ухватиться за ветки…
После того, три звена небесных наездников покинули Цитадель, в крепости не велись занятия для новичков, и никто не вылетал на патрулирование границ. Гросайдечи не показывались из своих нор. Химмельриттеры сидели по комнатам и пили. Пили горькую, как мандречены, хотя национальный состав воздушного воинства был весьма пестрым. Трезвых в то хмурое утро, которое никак не могло
Гюнтер поднялся на террасу. Ему начало казаться, что стены комнаты, в которой он просидел все эти дни над медицинскими справочниками, готовясь к поступлению в Зойберкунстшуле, сдвигаются, грозя раздавить его, и вышел подышать свежим воздухом. Гюнтер оперся на бронзовые перила и услышал звон у себя спиной. Он обернулся. Это оказался Шатт. Брат сбивал сосульки с морд мраморных лошадок. Некоторые из химмельриттеров говорили, что странная оттепель в середине зимы вызвана пришедшим с юга антициклоном. Другие считали, что крепость прогрелась от огромного тела дракона.
– Привет, – сказал Гюнтер. – Что это ты делаешь?
– Слезы коняшкам вытираю, – лаконично ответил Шатт, обошел изваяние и сбил сосульку, свисавшую с другого глаза. Она упала на террасу и с грохотом и звоном разлетелась на куски. Гюнтер поморщился.
– Перестань, ради Бальдра, – сказал он. – И так башка трещит…
В этот миг раздался шум со стороны Инкубатора. Гюнтер повернулся туда.
Огромное черное тело, казавшееся частью сооружения, вдруг пришло в движение. Дракон судорожно извивался. Он хватался лапами за стены Инкубатора, и сжимал его, как страстный любовник партнершу – так, что трещали ребра.
– Да что же он делает, сволочь! – выдохнул Шатт. Он уже стоял рядом с братом. – Сейчас же рухнет все!
Словно услышав его, дракон сделал мощное движение бедрами и силой ударил нижней частью туловища по Инкубатору. Длинный его хвост протащился по посадочной площадке гросайдечей, оставив длинную борозду. Черное Пламя повторил движение, выглядевшее омерзительной пародией на совокупление. Здание покачнулось, но не рухнуло. Шатт вскрикнул.
Инкубатор устоял; но что-то в душе химмельриттера сломалось.
Он видел темно-красные точки на галереях общежития – остальные химмельриттеры тоже почувствовали что-то неладное, и все, кто мог, высыпали посмотреть. Воздух над конвульсивно мотающейся головой дракона дрожал.
И Шатт видел по разноцветному дрожанию в аурах химмельриттеров, что они сейчас ощущают тоже, что и он.
Есть вещи, которые трудно сломать. К ним относятся сталь, выкованная сюркистанскими гномами, и привычка подчиняться и уважать командира у воинов в двенадцатом поколении, к которым относились и химмельриттеры. Некоторым казалось странным, что страной людей правит дракон; но в конце концов, Боремией очень долго управляли оборотни.
Гномий меч можно сломать о шкуру дракона; и вера в правителя, и воинская честь, которая в том, чтобы умереть за императора, сегодня сломалась об нее же.
Об идущую складками шкуру дракона, исступленно трахающего самое святое, что у было химмельриттеров.
– Что ему еще нужно? Чего он хочет? – пробормотал Шатт.
Гюнтер ментально
– Просканируй его ауру, – прохрипел он. – Быстрее!
Шатт оторвал от дракона взгляд, полный ненависти и отвращения, и настроился на ментальное сканирование.
Аура дракона переливалась красным и черным. Она разбухала, как ватный тампон в ране, росла и насыщалась – сияние становилось таким ярким, что было больно смотреть. Если бы такое происходило с аурой человека, Шатт решил бы, что он втягивает Чи.
Драконы не берут волшебную энергию из окружающей среды, потому что они сами и есть волшебство.Шатт, наполовину дракон, отлично это знал. Но в ауру Черного Пламени мощным потомком вливалась магическая энергия. Шатт поискал глазами ее источник, и увидел огромную воронку, дрожащую над головой дракона. Она была наполнена крупными красными икринками, вроде тех, что извлекают из брюха осетров нудайские рыбаки. Проходя через узкую горловину воронки, икринки смешивались в одну струю Чи, которая вливалась в канал воли дракона. Химмельриттер удивился, потому что никогда не видел подобной магической конструкции. Он присмотрелся к икринкам повнимательнее и чуть не взвыл, но успел заткнуть рот рукой. Не прикрыть, а именно заткнуть – Шатт укусил себя за кисть, но не почувствовал этого.
Строение ауры каждого человека сугубо индивидуально и легко узнаваемо для опытного мага. А уж ауру человека, с которым общаешься каждый день, узнает любой. Поэты обычно сравнивают ауру с плащом синего, красного, коричневого или голубого цвета – по окраске Чи стихии, из которых маг черпает энергию. На самом деле аура человека похожа на плотный многослойный кокон или на любимую игрушку сюрков – шар-в шаре-в шарике.
Воронку заполняли разноцветные коконы Чи, которые поначалу и показались Шатту икринками. И не узнать резьбу на этих шариках он не мог.
Черное Пламя всасывал Чи Брунгильды, Гильдис, Лодура, Вольфганга…промелькнуло несколько аур, которые Шатт видел впервые, но воронка все не пустела, у верхнего края Шатт видел новые икринки – это были ауры Ролло, Марлен, Дитриха…
– Если ему так хотелось убить их, – прошептал Шатт. – Почему он сделал этого сразу, здесь? И как, милостивый Тор, он это делает?
Обычно в момент убийства аура разрушается. Мертвая сила перетекает в ауру убийцы, а жизненная сила возвращается к той стихии, к которой принадлежал маг. Черное пламя же снял ауру с химмельриттеров целиком, словно умелый скорняк – шкуру с белки. В этот момент Шатт понял, почему Черное Пламя так исступленно извивался – при насыщении ауры сначала заполнялся тот канал, через который происходило подключение, а затем остальные. Канал страсти находится рядом с каналом воли, а тот уже был забит Чи до отказа.
– В них во всех Крюк Шайенна, – ничего не выражающим голосом сказал Гюнтер. Теперь и Шатт заметил темную полосу, перечеркивающую каждую икринку. Крюк Шайенна можно было увидеть в ауре любого бойца в момент битвы. Так называлась энергетическая спираль, создаваемая ненавистью, болью, решимостью драться и страхом.
– Они страдали перед смертью. Боялись… Но и сражались… Дракону было нужно, чтобы они ненавидели, боролись… а не только боялись.
– Но зачем?
– Иначе ему, видимо, невкусно жрать.