Погоня за призраком
Шрифт:
— Пожалуйста, не убивайте меня! Не убивайте! — запричитала она. — Я ничего не знаю, ничего не видела, буду молчать. Только не убивайте! — По ее грязным щекам ручьями потекли слезы.
— Эх ты, дуреха, — не удержавшись, Боцман улыбнулся. — Мы тебя со всеми собаками шестой день ищем, а ты все бежишь и бежишь!
— Не бойся, не бандиты мы. Нас Николай Викентьевич послал, — сказал Муха, помогая девушке выбраться из мешков. Вся одежда на ней была рваная, грязная.
— Николай Викентьевич? — искренне удивилась девушка.
— А
— А, вас я знаю. Вы его охранник, — Ирина наконец-то улыбнулась.
— Давайте-ка наверх! — приказал Муха.
— Осторожно, плечо, — предупредила Ирина, когда Боцман подхватывал ее на руки.
— Ранение?
— Да, гноится.
— Ничего, через час будем в городе, тобой займутся врачи. Будешь как огурец.
— Да уж, зеленый, — горько усмехнулась Ирина. — А я уж думала, все — погибла. Сколько дней, как заяц, от них бегала.
Боцман вынес Ирину из дома, аккуратно посадил на полуобгоревшую скамейку.
— Все, все, не плачь. — Боцман осторожно провел рукой по ее волосам и повернулся к Гере: — Давай звони, пускай вертолет шлют. Здесь внизу, километрах в полутора, подходящая полянка есть. Уж туда-то мы ее донесем...
— Да, — кивнул Гера и вынул из кармана трубку. — Это снова я. Все, мы нашли ее. Да-да, жива. Есть! — Гера выключил телефон и сделал едва заметный кивок Никите. Муха заметил это, но отреагировать не успел. В следующее мгновение на Муху и Боцмана смотрели два автоматных ствола.
— Ирина, ко мне, быстро! — скомандовал Гера. Ирина недоуменно замерла. — Я кому сказал!
Девушка боязливо подошла к Гере. Он схватил ее за талию, прижал к себе.
— Вот и молодец! Умница девочка! А вас, господа офицеры, — он усмехнулся, — я хочу поблагодарить за службу. Вы ребята неплохие и воевать умеете, но все-таки большие в нашем деле лохи. — Говоря это, Гера снял автомат с предохранителя.
25. ПАСТУХОВ
Было утро. Мы с Голубковым сидели за столиком в кафе адлерского аэропорта. Здесь сейчас было малолюдно, и никто не обращал на нас внимания. Я не собирался ни оправдываться, ни извиняться. Что теперь, после драки?
— Ну что молчишь, Сережа? — спросил полковник, отхлебывая кофе.
— А что говорить? Все, по-моему, уже и без нас сказано.
— Все, да не все. Мы, Сережа, упустили свой шанс. Я тебя зачем сюда послал?
— Ясно зачем. Найти «дыры», обеспечить защиту. Вот если бы вы ему еще запретили по всяким концертам ходить. В таком людном месте даже двести человек охраны не дадут стопроцентной гарантии безопасности, а вы хотите, чтоб я один!..
— Я же дал тебе народ — столько, сколько хочешь! Что, нельзя было поставить людей за сценой?
— Я был уверен, что там охрана. За что-то же получают они свои деньги! Все мое внимание на деревьях да домах было сосредоточено.
— Ладно, рубить не буду. Да и вообще, поздно теперь кулаками махать. Все, что мог сделать в той ситуации, ты сделал. И в том, что не мог сразу за всем уследить, тоже прав. Однако операция провалена целиком и полностью, — Голубков помолчал немного. — Если меня с работы выгонят, возьмете к себе?
— Не, не возьмем. — Я мотнул головой. — Мы к друг другу притирались долго, воевали вместе. Вы уж давайте лучше на своем месте оставайтесь. А то, я чувствую, после прихода Зеленцова у нас в УПСМ с мозгами напряженно будет... А потом, возьми вас, вы, поди, сразу командовать начнете.
— Не начну, — вздохнул Голубков.
— Скажите, Константин Дмитриевич, в машине этой... Вэн был?
— Нет, не Вэн. Но человек из его банды — Корольков. Бывший снайпер. Мастер спорта, между прочим. Второй, водила, тоже его фрукт, «страховщик». Так что шансов не было ни у кого из нас...
— Ну вот видите...
— Я знаю все, знаю, что эти слова утешения гроша ломаного не стоят. В спецслужбах жалости не бывает, в спецслужбах все подчинено интересам государственной машины или чьим-то еще интересам — неважно. Главное, что вся эта система представляет из себя единый механизм, если какая-то шестеренка ломается, ее тут же заменяют новой. А главное, что «выскочить» из этого механизма никак нельзя. Вот и приходится работать, пока не сломаешься... Но если в со мной были мои ребята — тогда прокола бы этого точно не случилось! Но телефоны их молчат, мои «солдаты удачи» вне зоны досягаемости. Обидел я Боцмана и Муху своим отказом. До конца жизни себе этого не прощу!
— Ну так что дальше, Константин Дмитриевич? Что теперь делать-то?
— Теперь уже ничего не сделаешь. Те, кто спланировал убрать министра, сейчас нашепчут, что надо, президенту, гайки закрутят, поставят под шумок своего человека и начнут по новой ворованные деньги отмывать, только теперь в еще более крупных размерах. Таких, что нам и не снилось. Так что, Сергей, сушим весла, курим махру, — пошутил Голубков.
— Ну нет, я этого Вэна в покое не оставлю! Это теперь дело чести, так сказать.
— Смотри, зубы не пообломай, в одиночку-то. Да и ушел он наверняка за границу...
— Ничего, и за границей достану, — пообещал я. Голубков взглянул на часы.
— Ладно, пошли, а то через пятнадцать минут регистрация закончится.
— Достану! — повторил я упрямо.
Около кафе навстречу нам попался Ивлев. Он, как всегда, расплылся в улыбке.
— Сережа, сосед! А вы что здесь делаете?
— Да так, лечу, — ответил я уклончиво.
— То есть как, лечу? — удивился сосед. — Вы же всего четыре дня, как заехали, и уже «лечу»? Что, не понравилось?