Погост
Шрифт:
Вот для чего нужны перила.
Коротаев воткнул ключ в замочную скважину и попытался открыть дверь бесшумно. Удалось. Правда, радость оказалась недолгой. Пакет зацепился за дверной косяк. Бутылки предательски звякнули.
Виталик остановился и прислушался. Ни звука, если не считать цокота верной подружки – секундной стрелки настенных часов.
Так. Теперь на кухню.
Коротаев вовремя вспомнил о подставке для обуви и обошел ее за мгновение до столкновения. Щелкнул включателем.
Вот она родимая кухонька. На ней было все, что джентльмену его лет и его
Привычная обстановочка. Очень домашняя. Очень интимная.
Первым делом Виталик смахнул пепел с сиденья табурета, сгреб в кучу, отодвинул в сторонку мусор на столе и поставил на освободившееся место принесенные бутылки.
Бинго! Теперь закуска. Есть Коротаеву не хотелось, но из приличия… Из уважения к самому себе он распахнул дверцу холодильника.
Грустно, гуси-лебеди. Печально, голуби мои. Желтый и явно твердый, как камень, кусок сыра. Пара сморщенных помидоров. Надкушенный огурец. Тарелка супа с истекшим сроком годности. Тетрапак с томатным соком. Наверняка пустой. Десяток сосисок и четыре яйца. Не густо, но если учитывать то, что пиво очень калорийное, он сможет протянуть неделю. Светка – не в счет. Она уже дня три, как полностью отказалась от еды.
Виталик остановил свой выбор на сыре. Можно было расщедриться на яичницу с сосисками, но такой пир всерьез бы ударил по запасам съестного. Экономика должна быть…
Сыр оказался твердым на самом деле. А может, все дело в тупом, как жопа, ноже? Где-то в недрах кухонных шкафов прятался обломок точильного камня. Когда он справится с запоем, обязательно займется ножом. Честное пионерское.
Потребовалось несколько минут на то, чтобы распилить кусок сыра на дольки. Теперь пивасик. Для начала – из горла. Истинные знатоки утверждают, что только так можно прочувствовать весь букет запахов и вкусов «Большой охоты». Вторая часть марлезонского балета. Как там у Гребенщикова?
Ну-ка мечи стаканы на стол,
Ну-ка мечи стаканы на стол;
Ну-ка мечи стаканы на стол
И прочую посуду.
Все говорят, что пить нельзя,
Все говорят, что пить нельзя;
Все говорят, что пить нельзя,
А я говорю, что буду!
Жуя сыр, Коротаев увидел свой телефон, забытый на хлебнице.
Взял его в руки.
Так-так. Что мы имеем? Куча непринятых звонков и одно сообщение. Интересно, кто и о чем ему хочет сообщить?
Даша. Какая, нахуй, Даша? Ах, да. Жена его закадычного дружка Витька. Он был уроженцем Погоста, но где-то в восемьдесят девятом его родители не захотели жить в городе с запредельным уровнем радиактивного загрязнения. Они переехали в областной центр, а Витек, при первом удобном случае, возвращался в родные пенаты. Его визиты, как правило, заканчивались грандиозными пьянками. Светка звонила Даше, чтобы пожаловаться
Что на нее нашло?
Виталий переключился на сообщения.
Срочно перезвони. Аж три восклицательных знака.
Сообщение было отправлено в два тридцать. Сорок минут назад. Что еще за срочность? Почему ночью? Ну, уж нет. Никаких срочных звонков. Утро вечера мудренее. У него есть более безотлагательные дела. Пиво и водка ждать не станут.
Виталик, убавил до минимума громкость телефона, налил пива в кружку, выпил, закурил и с блаженством выпустил дым в потолок.
Еще одна кружка, еще одна сигарета, чтобы понять очевидное: жизнь удалась.
После рюмки водки Коротаев переместился в зал, к телевизору. Здесь вместо пепельницы у кресла стояла банка из-под «Нескафе».
Затягиваясь, Виталий нажимал кнопки пульта переключая каналы. Остановился на пару минут на порнухе, чтобы полюбоваться агрегатами двух рослых афроамериканцев, которые вместе и поочередно долбили, в хвост и в гриву, развратную блондинку.
В какой-то момент Коротаев понял, что не убрал звук и больная жена прекрасно слышит как сладострастные стоны блондинки, так и утробное урчание негров.
Виталик спешно переключился на другой канал.
Давали «Побег из Шоушенка». Седой старичок в старомодном костюме и тупоносых ботинках, вырезал перочинным ножом буквы на потолочной балке, продел голову в петлю и… Дергающиеся ноги крупным планом.
Он видел этот фильм раз сто. Знал наизусть все реплики, но сейчас переосмысливал «Побег» заново.
Самоубийство. Большой грех. И в тоже время сильный поступок, отличный способ избавиться от жизненных неурядиц. Может, ему не стоит раскатывать губу на новую жизнь, а покончить со всем одним махом?
Там не будет ни соседей, которых он ненавидел, ни Светки, к которой тоже не испытывал теплых чувств. Ни водки, ни пива, ни гнома на заправке, ни девчонки, которую собирался изнасиловать собственный родитель. Вообще ничего и никого. Он будет лежать на погосте в Погосте. Погост в квадрате. Во второй степени, выражаясь математическими терминами. Точно. Пошли они все к ебаной матери!
Единственным, что ему не нравилось в сцене самоубийства тюремного библиотекаря, была веревка. Не очень эстетично. Говорят, что при таком способе свести счеты с жизнью, можно наложить в штаны. И кому тогда, скажите на милость, будет интересно вытряхивать твое дерьмо?
Нет. Не петля. Благодарю покорнейше. Вот ножом по горлу – другое дело. Чик и… Ага. Особенно твоим ножом. Полчаса будешь пилить свой кадык. Заточи ножик, сынок.
Куда не кинь всюду клин.
Коротаев вернулся на кухню и опрокинул еще одну рюмашку.
Интересно, почему притихла жена? Надо бы сходить на разведку. Осторожненько, чтобы не разбудить лихо, пока оно тихо.
Для начала он подкрался к двери. Приложил ухо. Ни кашля, ни сопения. Виталик надавил на ручку и распахнул дверь. Кашлять и сопеть было некому. На пустой кровати лежали только скомканные простыни.