Пограничная тишина
Шрифт:
Проникнутая чувством тревоги, Настя начинает чего-то бояться.
Во дворе, как и ночью, вдруг громко залаял Косматый. Послышался голос матери. Она с кем-то разговаривает. У Насти часто и горячо забилось сердце. Неужели так рано пришел Михаил? Это и удивило ее, и обрадовало. Возможно, ходил проверять своих солдат, не вытерпел и заглянул. Накинув на голые плечи одеяло, Настя подошла к двери и, присев на корточки, посмотрела в дверную щель.
Перед матерью стоял горбоносый мужчина с желтым, худым лицом, густо заросшим черными волосами. Большие, темные, ввалившиеся глаза его зорко рыскали по сторонам. Протянув волосатую руку, он что-то совал
Продолжая оглядываться, он упорно чего-то добивался от матери. Лукерья Филипповна, беспомощно озираясь, пятилась к сеновалу и, не выдержав, крикнула:
— Настя! Проснись, дочка, и выдь на минуточку!
— Я тут, мама, — откликнулась Настя, зябко вздрагивая.
Вид мужчины, его жесткие знакомые глаза пугали ее. Тревожно вороша память, она старалась припомнить: где она все-таки видела этого горбоносого человека?
— Я сейчас, мама, — снова отозвалась Настя, стараясь побыстрее надеть платье. — А что ему, мама, нужно? Откуда он взялся?
Лукерья Филипповна подошла к двери сарая и сообщила, что этот человек голоден и просит хлеба. Он говорит, что вышел по сроку из лагерей. Сейчас ему надо пройти через перевал и попасть в город. Там у него друзья. Он хочет есть. Говорит, что захворал, плохо себя чувствует.
— Я ему сказала, что у нас хлеба нет. Он дал мне денег и просит купить хлеба. Ты слышишь, Настя? — говорила, почти выкрикивала, Лукерья Филипповна.
— Да, да, мама.
— Я пообещала подоить корову и дать ему молока. Зараз я покличу его в хату, а ты сбегай до тетки Параски и купи два кило хлеба, целую буханку. Вот возьми его гроши и беги скорее. Швыдко, дочка, а то я его боюсь...
— Ничего, мама, я скоро.
Лукерья Филипповна просунула в щель деньги. Скомканная бумажка упала к ногам удивленной и растерянной Насти. Почему мать не хочет дать ему своего хлеба, а посылает куда-то к Параске, которая покупает булки в продуктовом ларьке! А мать вчера выпекла пять или шесть буханок, настряпала сдобных подорожников для нее и с вечера уложила в рюкзак. Неужели ей жалко куска хлеба? А Параска живет около сельского совета и, наверное, еще спит, да и какой у нее хлеб?
— Поспеши, дочка, ждет он, — нетерпеливо проговорила мать.
Только тут Настя поняла, что мать не доверяет незнакомцу и бежать нужно не к Параске, а в сельский совет, где расположились пограничники. Она снова посмотрела в щелочку, стараясь вспомнить, где она видела этого пришельца. Не похож ли он на одного из тех курортников, которые угощали ее тогда дыней?
— Пойдемте до хаты, — слышался за дверью голос матери. — Там отдохнете, дочка быстро сбегает, а я принесу молока.
Но прохожий почему-то колебался и не двигался с места.
— Я хочу отдыхать там, — проговорил он, показывая на сарай. — Можно?
— Нет. Туда нельзя, — решительно заявила Лукерья Филипповна. — Там дети спят. — Да вы не бойтесь. Идите до хаты. Я, братец мой, все вижу и понимаю...
— Как вы можете меня понимать? Я же ведь из лагеря.
— А что тут такого? У меня тоже мужик сидел и только недавно освободился. Мало ли теперь таких...
— Ваш хозяин был в тюрьме? — возбужденно спросил прохожий.
— Три месяца.
— За что?
— Одному начальнику по шее стукнул.
— Почему же он так мало сидел? — уже в сенцах спросил горбоносый, сразу же заинтересовавшись биографией мужа хозяйки.
— Да он стукнул-то его один разочек.
— Плохой был начальник?
— Уж хорошего не тронул бы. Садись. Ноги вон о половичок оботри, только сапогами не стучи. Потише...
— А что, в селе есть милиция? — пронизывая Лукерью Филипповну выпуклыми глазами, допытывался он.
— Какая тут в горах милиция? Наезжают раз в месяц. Здесь вон ребенок спит. Не надо будить.
Мать покрыла разбросавшегося, сладко спавшего в люльке Миколку, который и не предполагал, что сегодня он тоже станет героем событий.
Плотно прикрыв за собой дверь, гремя подойником, Лукерья Филипповна ушла.
Горбоносый метнулся к окошку и проследил, пока она не вошла в коровник. Немного успокоившись, он стал пристально наблюдать за калиткой в надежде увидеть хозяйскую дочь, которая должна пойти за хлебом. Но она почему-то долго не показывалась. В горнице посветлело. В окно было видно, как в ущелье рассеивался, испарялся туман. Прохожий понимал, что ему надо быстро уходить из села. Но хлебный запах теплой крестьянской избы усиливал мучительное чувство голода. Оно было страшным и непреодолимым. Все эти дни он питался дикими ягодами. Многое бы он сейчас отдал за маленький кусочек хлеба. Голод и сырая после ливня холодная ночь загнали его в этот дом на окраине лесного села. Оглядев комнату, он прошел в кухню, ища воспаленными глазами что-нибудь съестное, но ничего не находил. Чутьем одичавшей собаки он ощущал запах хлеба и пирогов, но ничего не видел. Рюкзак с румяно зажаренными коржиками висел на стене, почти рядом с его головой, равнодушно поблескивая пряжками. Наконец Сапангос заметил у печки ведро с приготовленным для коровы пойлом, а в нем плавающие сверху разбухшие куски хлеба. Он, не задумываясь, бросился к ведру, выловил куски хлеба и стал с жадностью есть.
Тем временем, прыгая через грядки моркови и свеклы, Настя бежала к виднеющейся вдали изгороди. Она нарочно не пошла через калитку, боясь, что прохожий узнает в ней ту самую путешественницу, которую они тогда вдвоем с бритоголовым угощали в лесу дыней, и догадается о ее намерениях. Она решила бежать к сельскому совету и немедленно сообщить о посетившем их дом госте пограничникам.
С трудом преодолев высокий забор из кольев, она очутилась у перелеска, который почти вплотную подступал к их огороду. Остановившись, Настя погладила ушибленное колено и увидела на пальцах кровь. Около самой чашечки колено было сильно поцарапано о сучок. Настя сорвала мокрый листок и приложила к ранке. Тут-то ее тихо и неожиданно окликнули.
— Ушиблась, а? — раздался из кустов голос сержанта Батурина.
Настя охнула и как подкошенная села на траву.
Первое, что она увидела, это были клыкастая пасть с розовым языком и глаза огромной собаки, смотревшие на нее с затаенно выжидающей настороженностью. Рядом сидел, укрывшись листьями клена, солдат в зеленом, едва различимом от листьев плаще. Он глядел на девушку и хитро улыбался.
— Больно? — повторил он шепотом и пригласил: — Сюда идите.
Испуганно косясь на овчарку, Настя поднялась и, прихрамывая, бочком направилась к кусту.