Пограничники
Шрифт:
Обидно, конечно, было всем, что упустили, но ничего не поделаешь, надо исправлять промах.
Отдельные стычки с небольшими отрядами Даренского продолжались несколько месяцев. И вот уже осенью точный сигнал: «их благородие» с группой человек в 150 замечен вблизи Ракитного, на заимке у местного кулака. Ринулись туда пограничники с трех сторон, окружили район и стали сужать кольцо. Ворвались на заимку — никого: ни хозяев, ни гостей. Предупрежденный Даренский скрылся. Куда? Неизвестно. Надо искать.
Орлов даже как будто повеселел, узнав об этом, сказал:
— А я и не располагал, что черная борода глупее…
Подозвал
Теперь все решали быстрота, интуиция следопыта, опыт пограничной службы и, конечно же, солдатская смелость и удача.
Тимофей даже не смог потом объяснить, что помогло ему верно обнаружить путь отхода бандитов. Все же осторожность в Даренском должна возобладать, решил Тимофей. Боевой офицер, командующий военным отрядом, отошел бы к своим сопкам, где можно драться с превосходящими силами противника. Но бывший генштабист Даренский давно уже обрел психологию бандита, привыкшего избегать прямого боя и предпочитавшего ему бегство. Оттого Строкач торопился перекрыть границу. Он поспел к кордону раньше бандитов: видимо, Даренский все же колебался, петлял, прежде чем дать окончательный приказ об отходе на сопредельную сторону.
Тимофей спешил своих бойцов, положил их в широкую цепь, слегка загнув фланги, обращенные в сторону противника. Лучших стрелков оставил при себе, в центре «подковы», — главный удар предстояло принять здесь.
Теперь успех всей операции зависел от того, выдержит ли отряд удар во много раз более сильного врага.
Ждали недолго: по цигарке едва успели выкурить.
Рассыпавшись лавой, с воем и криками, крутя в воздухе шашками, стреляя из винтовок, понеслись бандиты на залегших пограничников. Первый залп многих из них выбил из седел. В таких случаях, когда не удался первый ошеломляющий наскок, лава заворачивает и отходит. Но у Даренского не было иного выбора, кроме прорыва к границе. Скоро, привлеченные боем, должны были подойти главные силы пограничников. И поэтому бандиты снова пришпорили коней. Бойцы стреляли, уже не дожидаясь команды на залповый огонь. Особенно сильный урон атакующим наносили стрелки, находящиеся на флангах. Если бы Тимофей имел хотя бы один-два ручных пулемета, отбивать атаки было бы много легче.
Сам он стрелял неторопливо, расчетливо, мельком удивляясь своему хладнокровию. Положение создавалось тяжелое. Но вот противник не выдержал: атакующие стали класть лошадей и стрелять из-за них, как из-за укрытий. Огонь с той стороны усиливался, с нашей — одна за другой замолкали винтовки. Только тяжело раненные пограничники переставали стрелять. Ни один не отползал назад, к предречному леску, где коноводы укрыли лошадей.
Вот кто-то из бандитов приподнялся:
— Эй вы, краснопузые, лучше пропустите нас добром, а то всех до одного перестреляем!
Тут же того, кто предлагал такое своеобразное «перемирие», срезала пуля. Тимофей понимал: бандитам под огнем не сесть на коней, чтобы отойти. Но если не подоспеют на помощь товарищи, еще полчаса огневого боя — и всех пограничников перебьют…
Ствольная накладка стала горячей от стрельбы. Тимофей отложил винтовку, вытащил маузер, принялся стрелять из него. Над медленно ползущими на сближение бандитами вихрились легкие облачка пыли…
И тут издалека донеслось долгожданное родное «а-а-а-а!». Победный клич уцелевшие пограничники, быть может, скорее почувствовали, чем услышали.
Бандиты заметались. Одни поднимались и бежали назад, другие навстречу выстрелам бойцов Строкача. Но это уже была агония. Через несколько минут в клубах пыли подскакали густой лавой пограничники, красноармейцы, чоновцы.
— Клади оружие, гады!
— Выше руки подыми, твое благородие!
Тимофей поднялся и на слабых ногах пошел навстречу всадникам. Около спешившегося бледного Орлова остановился:
— Товарищ командир, задание выполнено. В отряде трое убитых, раненых подсчитать не было возможности. Докладывает красноармеец Строкач.
Осень 1925 года выдалась жаркой — мангруппа гонялась за бандами Ширяева, Гацелюка, хунхузами. К тому же еще краском Измайлов, возглавлявший в комендатуре опергруппу, «по-приятельски» все чаще привлекал Тимофея к участию в допросах задержанных бандитов и контрабандистов. Володя обнаружил в товарище «талант оперативника» и считал, что он, как никто, ловко умеет во время допроса проникнуть в ход мыслей запирающегося врага и отлично выводить его на чистую воду.
Тимофея рекомендовали на учебу в Минскую пограншколу.
Высокого мнения о способностях Строкача был не только комендант Орлов, направивший его на учебу, но и другие отрядные начальники: одни считали, что Тимофей станет отличным строевым командиром, другие — что он рожден быть политработником, комиссаром.
В общем, все сходились на том, что Тимофей Строкач — личность незаурядная, прирожденный пограничник и ждет его в войсках большая судьба.
Перед самым отъездом пришла от брата из Белой Церкви телеграмма: «Отцом несчастье. Приезжай срочно. Андрей».
Еще не добрался до дому, а уже знал: бати в живых нет. На станции Свиягино встретился односельчанин, рассказал: когда Строкачи — отец и сыновья — стали застрельщиками в организации коммуны, кулаки грозили не раз… Как из-за кордона банда новая прорвется — летит очередная кулацкая угроза. Ружье старое, довоенное еще (так Тиме знакомое!) у Амвросия Феодосьевича в изголовье всегда стояло: ночами всякое случалось — и поджоги, и стрельба в окна. Старый Строкач даром что мягкий, приветливый был человек — линию коммунарскую гнул настойчиво, угроз не пугался. На меже и лег с простреленной головой. С поля везли Феодосьевича на простом крестьянском возу, точно на триумфальной колеснице, и народ толпами выходил навстречу. Так в старое время генералов не провожали.
Тимофей погоревал, как мог, утешил мать, но нужно возвращаться на службу. Вложил Строкач в комсомольский билет фотографии отца и семейных, распрощался с домашними, с товарищами и уехал.
Через полтора года, в 1927 году, окончив пограничную школу, командиром он возвратился на Дальний Восток. Обстановка на границе все более усложнялась.
Тимофей Строкач на боевой практике знакомится с положением.
Он видел: закордонное «революционное» охвостье переживает кризис. Банды, переходящие рубеж, уже не такие многочисленные, да и действуют осторожно. Пограничники теперь лучше вооружены, обмундированы и устроены, накопили боевой опыт.