Пограничники
Шрифт:
Генерал Строкач приехал к нему в госпиталь. Яремчук оказался очень приметен — грозные черные брови и добрые голубые глаза. А в прошлом был колхозником, студентом, шахтером, учителем. И вот стал подрывником. Сильный, несокрушимый характер!
— Добрый день, Василий Максимович. Вот вы какой. Говорят, немца кулаком убиваете…
— Здравствуйте, Тимофей Амвросиевич. А я вас таким и представлял. Богатырем, который как рукой махнет — и вся партизанская сила идет в наступление на эшелоны…
— Богатыри у нас Ковпак, Федоров, Сабуров, а я просто начальник штаба.
— Как-то я поинтересовался
— А как узнаете о них?
— Свои люди на станциях. А кроме того, немцы сами оповещают: перед составами с танками и с живой силой летят над дорогой самолеты и полосуют из пулеметов… А однажды вижу, катит эшелон на запад, у нас все готово, только надо хлопцам дать команду, чтоб крутили ручку электромашинки. Тут я кричу: «Отбой!» Увидел в окнах перевязанных фрицев.
— Пожалели раненых?
— Лежачего не бьют…
9 мая 1943 года Яремчук выступал на Третьем всеславянском митинге в Колонном зале. Говорил страстно, речь произвела сильное впечатление на всех, хотя в числе выступавших были отличные ораторы — писатель Фадеев, полковник Свобода, кинорежиссер Довженко…
Улетел Яремчук, а вскоре и генерал Строкач засобирался в неприятельский тыл.
Вылетали вечером 4 июня 1943 года из Внукова. Оперативная группа штаба, подрывники во главе с Ильей Стариновым, радисты — в их числе Галина Бабий, и даже кинооператор военкор Лев Кумок. Ждали генерала Строкача, а он в штабе тоже дисциплинированно ждал — Верховного все не было в Ставке, и не у кого было попросить окончательного разрешения на вылет. Уже все надели парашюты, потом сняли их; летчики нервничали — они должны были отвезти группу и вернуться через «пропускные ворота» над линией фронта затемно — в воздухе рыскали хищные «мессеры».
Когда прямо на летное поле выскочил знакомый строкачевский «шевроле», настроение у отлетавших было кислое.
— Отбой дали летчики, — ответил полковник Старинов на вопрос генерала Строкача.
— А Валентина Степановна?
— Она тоже считает, что ночь коротка и не успеть вернуться назад.
— Такие хлопцы, а одну женщину не смогли убедить…
То ли перед доводами Тимофея Амвросиевича, то ли перед обаянием его не устояла Гризодубова. Лунц, лучший пилот полка, пошел к «Дугласу»:
— Давайте в самолет, летим! Придется не через ворота, напрямую…
Над линией фронта, едва полоснули прожектора и загремели зенитки, пилот резко пошел на снижение. Неслись в каких-то трехстах метрах от земли. Сильно и точно колотили вражеские зенитки. Пламя близких разрывов плескало в оконца, и несколько раз осколки, пробив фюзеляж, плюхались в кабину. Прочертили цветные стежки трассы с истребителей, но скоро «мессеры» отстали — слишком низко летать они не решались. Стало тихо. Из кабины пилотов вышел неторопливый Лунц:
— На такой полет, товарищ генерал, можно решиться один раз в жизни.
Строкач серьезно, без улыбки, кивнул.
— Это верно. Но если бы зенитчики каждый раз попадали в цель, давно не было б авиации ни у немца, ни у нас.
Летели шесть часов. Внизу темнели леса Южной Белоруссии. Проплыла Припять сизой лентой.
— Огни!
— Сигналят, ура!
Это район Лельчиц, река Уборть. Район контролируют партизаны Сабурова.
Сели. В тишине хлопнула дверь. Запахло росистым лугом. Послышался рокот снижающегося самолета. Пока на руках закатывали в укрытие лунцевский «Дуглас», село еще несколько самолетов; из одного вышла, снимая шлем, улыбающаяся Гризодубова:
— Из-за вас, Тимофей Амвросиевич, нам тут дневку устраивать.
— Ничего, партизаны нас в обиду не дадут.
На лошадях поехали в лагерь Сабурова. Генерал Строкач, с пограничных годков не садившийся на коня, с радостью убедился, что наездник он по-прежнему уверенный и конь чутко слушается его.
Он обнимал прославленных партизанских командиров и комиссаров: Сабурова, Федорова Алексея, Бегму, Дружинина, Кизю, второго Федорова — Ивана, Маликова, Ковпака, Руднева, Мельника, Покровского. Подошел улыбающийся «товарищ Демьян» — секретарь ЦК КП(б)У Коротченко, поцеловались, заговорили о предстоящем совещании. Строкач привез утвержденный Ставкой план штаба по развертыванию боевой деятельности украинских партизан на весну — лето сорок третьего года. Красная Армия готовилась к битве за Харьков, Донбасс, Левобережье, за Днепр, и надо было согласовать с ее предстоящими наступлениями партизанскую тактику.
Совещания с командирами соединений и отрядов. Парад партизан. Вручение боевых наград. Поездки в отдаленные отряды. Беседы с партизанами — командирами и бойцами. Многие часы ночных раздумий над картами — чаще всего с Демьяном Сергеевичем Коротченко, а потом радисты, сменяясь для еды и краткого сна, отправляли шифровки в Москву. «Целые простыни» передавали на Тверской бульвар, восемнадцать. Невероятная работоспособность Строкача и Коротченко не только поражала окружающих, но и требовала подражания. Они оба как будто соревновались в выносливости: после бессонной ночи, даже не забираясь в свой сооруженный из плащ-палатки «курень», брились, потом купались в прозрачной ласковой речонке Уборть, пришивали свежие подворотнички, чистили сапоги, наскоро завтракали — и опять были готовы работать, работать.
Партизанские командиры поставили вопрос перед ЦК республики и штабом: какую политику вести в отношении отрядов украинских националистов? Участились случаи нападений и зверских расправ оуновцев с сочувствующим и помогающим партизанам населением. Генерал Строкач отвечал жестко, недвусмысленно: во-первых, разоблачать всеми методами; во-вторых, не вступать ни в какие контакты с ними, и особенно не позволять им навязывать хитроумные «договоры о нейтралитете»; в-третьих, помнить: борьба с гитлеризмом — главная задача времени, и если националисты первыми не нападают, самим не разворачивать против них боевых операций, но в то же время всеми средствами, вплоть до применения оружия, препятствовать им обижать население.