Пограничное состояние (сборник)
Шрифт:
— Козлы! (Браво, Юра!) Все козлы! (Брависимо!) Твари! (Кто бы мог подумать?) Меня мама ждет, у меня жена, ребенок… (Поздравляем…)
— Мне командующий, — продолжал он, — лично (А вот это, брат, ты загибаешь!) обещал: «Соболев, два года — и вернешься обратно на Камчатку!» (Ой-е-ей, пошли понты!) На хрен мне не уперлась эта Средняя Азия! В гробу я видел этот Хорог,
Юре после вывода его маневренной группы из Афгана отцы-командиры различных уровней сказали, что все ранее командированные из других мест офицеры остаются для дальнейшего прохождения службы в краснознаменном Среднеазиатском пограничном округе. И теперь каждое утро Юра встречал начальника отряда на крыльце штаба с рапортом о переводе. И каждое утро желающие могли наблюдать, как командир рвет Юрин рапорт на мелкие кусочки и бросает в урну. Эта комедия продолжалась уже полтора месяца.
— Я хочу к морю, к океану! — орал Юрка — Я люблю Камчатку, я скучаю по сопкам, гейзерам, крабам и красной икре. (Юра, Юра, это жлобство!)
— Я даже ничего не имею против инея на кутикулах! Но мне не нравится… Нет, не так. Я ненавижу песок на зубах! (Гад, обидеть хочешь?)
— Козлы! (Так, все, он повторяется, похоже, пора прервать эту «песню прерий»…)
— Братцы, кто поближе? Плесните в кружечку нашего героя еще «пунша»! — простонал Саня Лахов — А то у него, наверно, в горле пересохло.
К слову, рецептура «Пунша восточного»: солдатский чайник, пачка чаю, стакан сахара, две бутылки водки, долить водой и вскипятить. Пить горячим.
— Саня, брось! Я же не жлоб! Но по-человечески обидно, да? Я ж не уволиться хочу. Я хочу Родине служить. Ну не климат мне тут! Я с детства, с детства жары не переношу. И потом — мне слово давали, что вернусь. А теперь что? Где справедливость, я спрашиваю, а?
— Да ладно, Юрок, не стони. Какая жара? Ты, дружок, жары еще не видел и не нюхал! Ну чем тебе здесь плохо? Смотри — тепло, фрукты, минеральные источники, чистый горный воздух. Да пальцев на двух руках не хватит все преимущества перечислить.
Но Юра был тверд, как член молодого лейтенанта в первом отпуске.
— Я сейчас напьюсь и пойду к командиру! Затею бузу прямо у него в кабинете, и он сам меня отсюда быстренько сплавит.
— Ага, сплавит. Точно. В Кара-Калу, в Серахс, в Туркмению. Вот там, Юра, жара! В пески, к скорпионам и фалангам! В Каракумы, блин!!! Причем легко! Коля вон уже шесть месяцев напивается и раз в неделю строго — бузит. И что? Один хрен — никто его не увольняет!
— Ну я не знаю… — немного сник Юрик. И после паузы тихим проникновенным голосом произнес — Только я вам так скажу, помяните мое слово, через месяц я отсюда уеду. Точно. Клянусь Аллахом, бля буду! Слово мое — крепче гороха!
Тут надо вам заметить, что на дворе шумел апрель…
А горы в апреле на Памире становятся такими красивыми! Сверху еще
И кажется, что начинаешь понимать, откуда на Памире среди бадахшанцев так много красивых людей — высоких и стройных, рыжих и голубоглазых. Это отражение, братишки, это эхо. Эхо весенних Памирских гор.
И оживают заскорузлые души боевых «пехотных» офицеров. Им, уставшим от ежедневных «извращений» (нас е…т, а мы крепчаем!), вдруг начинает хотеться обыкновенного женского тепла и ласки. Да так сильно, что просто невмоготу!
Но в отпуск всех сразу никто не отпустит. А необременительных служебных командировок в большие и более или менее цивильные «кишлаки» на всех не хватит. Да еще и Хорог сам по себе городок-то небольшой.
И начинается тут, братцы мои, процесс, который повсеместно на Руси называется простым русским словом — бл…дство.
Раечка Красовская работала в службе вещевого снабжения. Кто из нас не проходил через ее кабинет? Таких не было. Ибо именно оттуда начинался путь в изобилие. Раечка выписывала накладные на очень ценные для солдата и офицера вещи — обмундирование: платье военное в ассортименте, теплые зимние портянки и прочую амуницию. С ней просто по определению все должны были быть ласковы. Иначе ходить тебе и твоему личному составу в обносках или во всем не по размеру. Либо получать все в последнюю очередь.
И клянчить! Долго и нудно клянчить, унижаясь перед последним каптером и торгуясь, как в пятницу на базаре. А улыбнулся Раечке, а подарил ей коробочку конфет или духи «Черная магия» — и все у тебя, славный мой, пойдет по-другому. И получишь то, что нужно, и стоять у склада не будешь лишний час. Такая вот диспозиция!
А Раечка еще к тому же и симпатичная была женщина. (Стерва-курва-лярва!) Рыжая, стройная, гибкая. Огонь-баба! Глазищи зеленые, бесстыжие. Юбочка — под обрез. Грудь (что там ваши горы!) чуть на стол не вываливается. Ножку на ножку закинет — пуговицы от ширинки отлетают! Щебечет без умолку, смеется, а сама тебя оценивает. Да так, что чувствуешь себя голым, как под рентгеном.
Ты ей что-нибудь начнешь заливать, а она губки томно так приоткроет и, как будто бы невзначай, язычком облизнет. И моментально забываешь, о чем ты только что пел. Накладные получил — и бегом оттуда, как черт от ладана! А она смеется. Ну, ведьма, ей-богу.
И вот как-то раз зависали мы в очередной раз с мужиками в своем «Хилтоне». Как всегда — по случаю. (Была бы водка — случай найдется!) А когда дошло до вокала, вдруг вспомнили, что коммунальной гитарой последний раз мангал разжигали. А какой апрель без песен? Особенно когда мы по нему дежурим?