Пограничные бродяги (др. изд.)
Шрифт:
— Ну, а я поеду с погонщиками мулов, и так как караван минует все опасные переходы, то мне уже нечего будет опасаться. Путешествие мое сделается одним из самых приятнейших.
— А-а! — проговорил капитан, кидая на монаха внимательный взгляд. Но продолжить эту беседу, которая, по-видимому, сильно его интересовала, ему уже не пришлось, потому что в этот самый момент один из всадников, ехавших во главе каравана, прискакал во весь опор к капитану, остановился перед ним и, наклонившись к нему, шепотом сказал ему на ухо несколько слов.
Капитан окинул зорким взглядом окрестность, выпрямился
— Хорошо! А сколько их всего?
— Двое, господин капитан.
— Наблюдайте за ними, не подавая, однако, повода думать, что они уже в плену. Когда мы сделаем привал, я их подвергну допросу. Поезжайте к своим товарищам.
Солдат почтительно наклонил голову, ничего не сказав капитану, и удалился так же быстро, как и приехал.
Капитан Мелендес давно уже приучил своих подчиненных не вдаваться в обсуждение его распоряжений, а повиноваться беспрекословно.
Мы отмечаем это обстоятельство потому, что подобное отношение подчиненных к своему начальству чрезвычайно редко встречается в Мексике, где о военной дисциплине и субординации не имеют понятия.
Дои Хуан приказал конвою выровняться и прибавить шагу.
Монах с затаенным беспокойством следил за разговором офицера с солдатом, из которого ему не удалось уловить ни одного слова. Когда капитан убедился в точном исполнении отданных им приказаний и снова поехал рядом с отцом Антонио, то последний сделал попытку удовлетворить свое любопытство, спросив у капитана о том, что случилось и почему лицо офицера внезапно сделалось столь серьезным.
— О-о! — произнес он, обращаясь к капитану с громким смехом. — Какой вы стали мрачный, капитан! Уж не попались ли вам с правой руки три совы? Язычники считают это дурным предзнаменованием.
— Может быть! — сухо ответил капитан.
В тоне, которым были сказаны эти слова, невозможно было уловить ни одной дружественной или ласковой нотки, из чего монах заключил, что дальнейшая беседа уже невозможна. Он сейчас же прекратил разговор, прикусил язык и безмолвно поехал рядом со своим спутником.
Через час отряд прибыл на место стоянки. Ни монах, ни офицер не проронили ни одного словечка, только по мере того как они приближались к месту, где предстояло сделать привал, каждым из них, по-видимому, все более и более овладевало беспокойство.
ГЛАВА XV. Привал
Когда караван достиг места стоянки, солнце почти исчезло за горизонтом.
Место это, расположенное на вершине довольно крутого холма, было выбрано с той предусмотрительностью, которой вообще отличаются техасские и мексиканские охотники. Неожиданное нападение было совсем невозможно, а вековые деревья, украшавшие собою гребень возвышенности, в случае вооруженного столкновения представляли надежное прикрытие от вражеских пуль.
Мулов освободили от поклажи, но сделано это было совсем не так, как бывает обыкновенно: вместо того чтобы устроить из вьюков нечто вроде бруствера для защиты лагеря, их сложили в кучу и поместили в таком месте, где они были в полной безопасности от посягательства со стороны грабителей, которые случайно или умышленно могли появиться около лагеря с наступлением темноты.
Вокруг
Капитан Мелендес и монах, отойдя немного в сторону от разведенного для них костра, покуривали сигаретки из маиса, в то время как денщик офицера спешно готовил ужин для своего хозяина. Мы должны заметить, что ужин этот был столь же прост, как и ужин остальных членов каравана, но голод делал его не только сносным, но даже необыкновенно вкусным, хотя состоял он из двух кусков вяленой говядины и четырех или пяти сухих маисовых лепешек.
Капитан быстро покончил с едой. Он поднялся с места и, так как уже наступила ночь, отправился в обход сторожевых постов, чтобы удостовериться, что все в должном порядке. Когда он вернулся к своему месту у костра, отец Антонио, протянув ноги к огню и заботливо укутавшись в свое плотное сарапе, спал или делал вид, что спит, причем руки его были сжаты в кулаки.
Дон Хуан посмотрел на него с невыразимой ненавистью и презрением, задумчиво покачал головой и отдал денщику, молча ожидавшему распоряжений своего командира, приказание привести пленных.
Пленники эти до сих пор находились в некотором отдалении. Хотя с ними и обращались вполне деликатно, тем не менее легко было заметить, что за ними зорко следят и тщательно их стерегут. Впрочем, вследствие своей беспечности, а быть может, и по другой какой-нибудь причине, они, по-видимому, не подозревали, что их удерживают в качестве пленных, так как у них не отобрали оружия. Однако при взгляде на их крепкое телосложение и энергичное выражение лиц, хотя им обоим и перевалило за пятьдесят, можно было предположить, что, выждав удобный момент, они попытаются вернуть себе свободу, хотя бы и пришлось пустить в ход физическую силу.
Они беспрекословно последовали за денщиком и скоро очутились перед командиром отряда.
Ночь была темная, но костры горели так ярко, что легко можно было разглядеть лица незнакомцев.
Увидев их, дон Хуан не мог скрыть своего удивления, причем один из пленных быстро поднес к своим губам палец, чтобы посоветовать капитану вести себя осторожно, и указал глазами на лежавшего перед ними на земле монаха.
Капитан понял это немое предостережение, на которое и ответил легким кивком головы, а затем, выказывая полнейшее равнодушие и небрежно вертя между пальцев сигаретку, спросил:
— Кто вы такие?
— Охотники, — отвечал без малейшего колебания один из пленных.
— Вас встретили несколько часов тому назад на берегу реки.
— Это правда.
Пленник зорко огляделся, а затем, обращая свой взор на офицера, заметил:
— Прежде чем ответить на ваши вопросы, я желал бы, в свою очередь, узнать от вас одну вещь.
— Какую именно?
— По какому праву вы меня допрашиваете?
— Посмотрите хорошенько кругом, — ответил капитан, нисколько не смущаясь.