Пограничные бродяги
Шрифт:
Наконец капитан решился прочесть депешу. Скоро его брови нахмурились, и на лице появилось выражение неудовольствия.
Депеша гласила следующее:
Пасо-Редондо, 18…
Генерал дон Хосе Мария Рубио, главнокомандующий техасской армией, имеет честь известить капитана дона Хуана Мелендеса де Гонгора, что в стране вновь вспыхнули волнения. Несколько шаек бандитов и пограничных бродяг захватили в свои руки все окрестности, грабя и сжигая асиенды, захватывая в плен конвойных солдат и перехватывая курьеров. При столь серьезном положении дела, угрожающем общему благу и безопасности жителей, на правительстве лежит важный долг — принять в интересах всеобщей пользы решительные меры к подавлению беспорядков, чтобы не дать им принять большие размеры. Ввиду всего этого Техас объявлен находящимся на осадном положении…
Далее следовало перечисление мер, принятых генералом для подавления восстания. Депеша оканчивалась следующими словами:
… Генерал дон Хосе Мария Рубио получил уведомление от лазутчиков, на преданность которых он может вполне рассчитывать, о том, что один из главарей восстания, прозванный товарищами Ягуаром, собирается захватить караван, охрана которого вверена капитану дону Хуану Мелендесу де Гонгора, и с этой целью вышеупомянутый главарь предполагает поджидать прибытия каравана, устроив засаду у Рио-Секо, в месте, наиболее благоприятном для внезапного нападения. Генерал Рубио приказывает капитану Мелендесу взять себе в проводники подателя настоящей депеши, человека надежного и преданного, который проведет караван к броду дель-Венадо, где к нему присоединится конный отряд, посланный генералом для того, чтобы обеспечить каравану полную безопасность. Капитану Мелендесу поручается командование над обоими отрядами и предписывается в возможно более короткий срок присоединиться к генералу в его главной квартире.
Да хранит вас Бог.
Главнокомандующий техасской армией
генерал дон Хосе Мария Рубио.
Внимательно прочитав эту депешу, капитан поднял глаза и с минуту смотрел на солдата пристальным, зорким взглядом. Но тот, опустив руку на эфес своей сабли, беззаботно играл кисточкой темляка, не обращая, по-видимому, ни малейшего внимания на то, что происходит вокруг него.
— Приказ ясен! — тихо повторил несколько раз капитан. — Я обязан его исполнить, хотя все подсказывает мне, что этот человек изменник. — Затем он громко добавил:
— Разве вы хорошо знакомы с этой местностью?
— Я здешний уроженец, капитан! — ответил драгун. — Нет ни одной затерянной в лесу тропинки, по которой бы я не бегал еще ребенком.
— Вам известно, что вы должны будете служить мне проводником?
— Его превосходительство генерал оказал мне честь, посвятив меня в это дело, капитан.
— А вы вполне уверены, что доведете нас целыми и невредимыми до пункта встречи с отрядом кавалерии?
— Я употреблю все усилия и исполню все, что будет в моих силах.
— Прекрасно. Вы устали?
— Это скорее относится к моей лошади, чем ко мне. Если вы прикажете дать мне другую, я немедленно поступлю в ваше распоряжение, так как вижу, что вы торопитесь.
— Это правда. Выбирайте.
Гонец не заставил повторять приказания. В отряде было несколько запасных лошадей. Он выбрал из них одну и перенес на нее сбрую со своей собственной. Все это потребовало нескольких минут, по прошествии которых всадник уже сидел верхом.
— Я весь к услугам вашей милости, — сказал он, обращаясь к капитану.
— В путь! — произнес на это Мелендес и мысленно добавил: — Я ни на минуту не упущу из виду этого бездельника.
ГЛАВА XXVII. Проводник
Воинские законы — неумолимы, правила их не допускают отступления, дисциплина не позволяет ни уверток, ни колебаний. Впрочем, так это и должно быть, потому что, если бы подчиненные получили право обсуждать приказания своих начальников, вся дисциплина рушилась бы сама собой, солдаты, повинуясь только собственному капризу, перестали бы слушаться своих командиров, и армия, вместо того чтобы служить интересам страны, которая вправе этого ожидать, сделалась бы для нее бичом.
Такие мысли теснились в голове молодого капитана, который в раздумье следил за проводником, навязанным ему таким странным образом депешей генерала. Но приказ был ясен, приходилось ему подчиняться. И офицер повиновался, хотя в душе и был вполне уверен в том, что человек, которого он должен был послушаться, если и не был изменником, то уж ни в коем случае не мог считаться достойным того доверия, которое приходилось ему оказывать.
Что же касается солдата, то он беспечно ехал во главе каравана, дымя трубкой, смеясь и напевая песни, очевидно не думая о том, что его подозревают.
Капитан, надо отдать ему справедливость, затаил в глубине своей души дурное мнение, составленное им о проводнике. Он делал вид, что вполне ему доверяет. Благоразумие требовало, чтобы в том критическом положении, в которое поставлен был караван, его участники не заразились тревогой своего командира и не пали духом в ожидании близкой измены.
Перед выступлением в поход капитан отдал строжайший приказ держать оружие наготове. Всех свободных от дела солдат он разместил в голове и по бокам каравана, чтобы они смотрели по сторонам и могли определить, свободен ли путь от засады, — одним словом, капитан принял все те меры предосторожности, которых требовало благоразумие, чтобы обеспечить успешное окончание похода.
Проводник бесстрастно следил за тем, как принимались все эти меры предосторожности и старался показать, что вполне им сочувствует, делая кое-какие замечания в добавление к приказаниям капитана и советуя ему не забывать о той ловкости, которую проявляют пограничные бродяги, укрываясь в траве и кустарниках и не оставляя там ни малейших следов своего пребывания. Вместе с тем он предупреждал разведчиков, что они обязаны как можно тщательнее исполнять возложенные на них обязанности.
Чем ближе отряд подходил к горам, тем труднее становился путь. Деревья, сперва попадавшиеся на значительном расстоянии одно от другого, теперь то и дело встречались на пути. Скоро они превратились в лес, в котором иногда приходилось прокладывать дорогу с помощью топора, так как гирлянды лиан, переплетаясь между собой, образовывали непроницаемую стену. Кроме того, путь преграждался довольно широкими водными потоками с крутым спуском. Лошади и мулы должны были переходить их вброд по брюхо в воде, среди игуан и аллигаторов.
Густой купол зелени, под которым с трудом пробирался вперед караван, совершенно закрывал небо и пропускал лишь очень слабые лучи света, которых едва хватало для того, чтобы хоть немного рассеять постоянный мрак, царящий в девственных лесах даже в полуденное время. Европейцы, на практике знакомые лишь с лесами Старого Света, не могут составить себе даже приблизительного понятия о том, чем являются эти величественные океаны зелени, называемые в Северной Америке девственными лесами.
Деревья в них кажутся слившимися в единую массу — до такой степени они перемешались и переплелись друг с другом целыми сетями лиан, которые опутывают их стволы, обвиваются вокруг ветвей, проникают под самую почву, чтобы снова появиться оттуда, подобно трубам громадного органа. Лианы то образуют причудливые параболы, беспрестанно поднимаясь и опускаясь посреди огромных пучков одного из видов паразитной омелы, известного под именем бороды испанца, которая широкими букетами ниспадает на концы ветвей всех деревьев. Почва, покрытая всякого рода обломками и перегноем старых, упавших от дряхлости стволов, исчезает под густой травой, имеющей в высоту несколько метров. Деревья, большинство которых принадлежит к одному и тому же виду, так мало отличаются одно от другого, что любое из них кажется точной копией своего соседа.