Погружение
Шрифт:
Кризис и последующая катастрофа скрыли от общества масштабы и эффективность этой работы, позволили провести ее незаметно, предотвратили возможное организованное сопротивление уводу из общества и народного хозяйства огромных финансов и инвестиционных ресурсов…
Еще один вопрос мучает нас: какова была первоначальная идеология андроповской сети, и что с ней стало с течением времени? Ради чего была осуществлена одна из крупнейших в истории операций по переброске крупномасштабных государственных средств сначала за рубеж, а потом и в избранные центры «олигархов» – финансово-промышленной власти внутри страны? От ответа на этот вопрос зависит многое – и наше ближайшее будущее, и перспективы конкретных политиков, и очертания тех сил, которые выйдут на политическую сцену
Фантом, уничтоживший реальность
Однако вернемся к ситуации в горбачевском СССР. Уже начиная с 1986 года ситуация в экономике начала непрерывно ухудшаться. Происходило обвальное падение эффективности производства, снижались темпы производительности труда. Падала фондоотдача. Не уменьшалась материалоемкость. Началось медленное, а затем все ускоряющееся падение объема добычи нефти и газа, основного экспортного богатства страны, позволившее ее элите и населению шиковать почти все 1970-е и большую часть 1980-х годов.
Одновременно из-за ухудшения экономического положения и начавшегося распада системы управления впервые остро начали ощущаться перебои в снабжении населения пищей и товарами народного потребления. Особенно болезненно воспринимало население, развращенное годами брежневской Большой сделки и победившими идеалами потребительского социализма.
Говоря языком современной синергетики, Советский Союз вступил в режим самоподдерживающейся критичности, в режим, о котором мы подробно расскажем дальше. Горбачеву и его ближайшему кругу уже к 1987 г. стало ясно, что впереди страну ждет глубочайший структурный кризис, чреватый уже не просто сокращением темпов роста, а уже абсолютным падением производства, резким сокращением потребления. И, как следствие, нарастающей социальной напряженностью, которая может разрешиться, по оценкам тогдашних аналитиков, в гражданской войне всех против всех.
А что Горбачев? Он поступал так, как ему советовали. Прежде всего, Александр Николаевич Яковлев. Возможно – иностранный агент влияния. Убежденный коммунист, ярый антикоммунист и член горбачевского Политбюро одновременно. И еще его соратник, бывший глава республиканского КГБ Грузии, министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе. Человек, позднее признавшийся в том, что с младых лет поставил себе целью освобождение Грузии от русского владычества. Конечно, то, что они сделали с советской внешней политикой и национальной безопасностью, иначе как государственной изменой, назвать нельзя.
Мы даже не будем развивать эту тему. Интересующимся предложим книгу А.П.Шевякина «Разгром советской державы». И об экономике пока умолчим – на это у нас отведена целая глава. Мы остановимся только на политической сфере. И вот тут постепенно проявляется по-настоящему умопомрачительная картина. При беспристрастном анализе оказывается, что Горби до безнадежности долго боролся за партию, стараясь ее сохранить. Погибая, она тащила генсека и его соратников в политическое небытие. Горбачев в этом смысле оказывается не борцом с партией, а последним ее защитником.
Надо прямо сказать, что к моменту прихода Горбачева КПСС (компартия Союза) просто «достала» народ. Скучным телевидением. Бессмысленными ритуалами вроде очередного вручения высокой награды Леониду Ильичу Брежневу. Тупыми, обязательными занятиями по классикам марксизма-ленинизма и последним решениям партии, охватывающим весь народ. Обрыдла партия и хозяйственникам – стремлением руководить ими, не неся при этом никакой ответственности. А уж об образованных и профессионально состоявшихся технарях и говорить не приходится, как и о молодежи. Им партия казалась скопищем бессмысленных людей, занявших лучшие здания в мегаполисах, больших городах и маленьких местечках. Весь застой партия занималась всем, чем угодно, только не своим главным делом: поиском и генерацией нового Красного смысла. Смысла, который мог бы мобилизовать общество, дать ему заманчивую цель жизни. Смысла, переводимого на языки экономики, культуры и политики. А коль скоро КПСС ничего полезного обществу дать уже не могла,
В этом смысле СССР был обречен вне зависимости от предательства одних и глупости других. Обречен потому, что сгнили его «мозг» и «соединительная ткань». Но Империя – и мы уверены в этом! – в конце 80-х годов могла сохраниться. Для этого был нужен новый национальный проект. Тот, что одновременно наследовал бы сталинским планам, и красному, и белому смыслам. Он должен был синтезировать их и поставить перед обществом новую, головокружительную перспективу. Его надо было создавать на гораздо более широкой духовной основе, нежели коммунистическое учение. О попытках создать такой проект мы еще расскажем тебе, читатель. Но Горбачев не понял такой необходимости. А потому и превратился в последнего защитника мертвой партии. Он боялся неконтролируемой катастрофы на просторах СССР. Ему хотелось выиграть время для осуществления своего плана спасения. Трусливого и капитулянтского, но по сути своей крайне логичного, прямо выводимого из брежневского подхода.
Горбачев предложил не что иное, как глобализацию Большой сделки. Но теперь он хотел заключить ее не между советским народом и его правящей верхушкой, а между «элитой» СССР и реальными хозяевами Западного мира. Поскольку, мол, экономика наша уже не может обеспечить халявную жизнь для всех, то в результате этого соглашения предусматривалось разменять коммунизм на право вхождения нашей страны в развитый мир, в «Золотой миллиард» населения планеты. Мир за отказ от коммунизма должен дать нам технологии, ресурсы и инвестиции, а также горы потребительских товаров. Взамен Горбачев подряжался безболезненно разобрать коммунизм. Сначала – во всех зонах нашего влияния, в Восточной Европе. А потом – и внутри своей страны.
Призрак неконтролируемого распада страны стал кошмаром Горбачева. Он прекрасно понимал, что никому из его предшественников не удалось поднять производительность советской экономики и переломить тенденцию к истощению ресурсов Большой сделки. Но если ресурсы кончатся, то социальный мир в СССР взорвется. Значит, надо во что бы то ни стало взять ресурсы извне. В отличие от Андропова, он решил: мы Запад пугать не будем, мы ему себя продадим. Ну, не себя, думал он, а строй, от которого все равно придется отказываться, потому что он нежизнеспособен в технотронном глобализированном мире. Пожалуй, таков стержень горбачевской философии.
Эта философия была ничем иным, как новым изданием концепции конвергенции в редакции Римского клуба. Новая редакция, учитывавшая текущие реалии, которые состояли в том, что жизненный резерв социализма советского образца оказался менее значительным, чем предусматривал Андропов. Концепцию эту разрабатывали люди, прямо взаимодействующие и находящиеся под влиянием Римского клуба. Это, например, ведущий политический советник Горбачева Георгий Шахназаров, специалист по глобализации и футурологии, хорошо знакомый со всеми лидерами Римского клуба и разделявший в целом их идеологию. Это Иван Фролов, своего рода философский советник Михаила Горбачева, главный редактор журнала «Коммунист», один из первых в мире теоретиков глобализации и нового единого мирового порядка. Не кто иной, как Фролов, пригласил Егора Гайдара на должность экономического отдела в своем журнале. Именно эти люди вместе с Александром Яковлевым, сознательным и последовательным противником коммунизма и особого пути Русской цивилизации, о чем он впоследствии неоднократно признавался, создали новую горбачевскую философию, оперирующую такими категориями как «общеевропейский дом», «общечеловеческие ценности», «глобальные проблемы», «мировое сотрудничество», «единая планетарная ответственность» и тому подобное.