Похищение Афины
Шрифт:
— Лорд Элджин, вы на редкость неблагодарны. Любая другая жена просто опустила бы руки в тех обстоятельствах, в каких оказалась я. Я же сумела поправить ваше финансовое положение. Как мне этого удалось добиться? Какими средствами я сумела возместить ваши безрассудные траты? Я нашла средство для этого! Мне пришлось продать все прекрасные вещи, что мне дарили друзья. А я могла годами наслаждаться ими и потом передать своим детям. Мне приходилось прятать лицо от оценщиков, которые являлись перед аукционами в мой дом, чтоб они не видели моих слез и моего позора!
— Вы всегда уверяли, что равнодушны к предметам роскоши.
Элджин явно глумился над нею.
— Я рассталась не только с предметами роскоши,
— Что вам оставалось делать, Мэри? Принять яд? Он относился к ее словам так, будто они смешили его.
Но она этого так не оставит.
— Я привела в порядок ваши дела, Элджин, а ведь даже ваши банкиры считали это нереальным. Если б не мои усилия, вы бы и сейчас оставались во французской тюрьме, где вам пришлось бы провести еще долгие годы. И если б вас наконец освободили, вы бы лишь сменили одну тюрьму на другую, оказавшись в долговой яме в Лондоне. Я пользовалась каждой возможностью, каждую толику своего очарования я пускала в ход ради вас. Я работала до изнеможения, чтоб мы могли оказаться там, где возможна жизнь в покое и довольстве. А все, на что оказались способны вы, — это тратить последние ваши деньги на покупку мраморов, на которые никто и смотреть не хочет! Вы всегда знали, что дипломатия — это занятие для обеспеченного человека, и тем не менее продолжали службу, видимо предполагая, что платить за это стану я. Вы надеялись, что также я стану оплачивать и ваше увлечение коллекционированием, и перевозку этих сокровищ, и спасение тонн мрамора со дна моря. А вы еще ожидаете, что я оплачу вашу экстравагантную выставку! Я вас решительно не понимаю.
Он смотрел на нее с таким озлоблением, будто тоже устал держать в себе то, что давно просилось на язык и при этом было так просто и очевидно, что даже не заслуживало многих слов. Наконец Элджин заговорил:
— Вы сами знаете, как необходима нам эта выставка, Мэри. И вы оплатите ее. Вы оплатите ее из огромного состояния вашего отца. Ведь именно вы его и унаследуете, так как не имеете ни братьев, ни сестер. Вы оплатите ее, поскольку вы моя жена.
— Полагаете? Значит, мой долг жены требует от меня обанкротиться так же, как обанкротились вы? Но где же, вы думаете, мы с вами очутимся в таком случае? В долговой яме? Я путешествовала с вами чуть не по всему земному шару, но в это место я отказываюсь следовать за вами.
— Но ваше состояние огромно, Мэри. Почему вы не позволяете мне им воспользоваться, хоть уверяете при этом в своей преданности? Почему вы позволяете своему отцу осуществлять контроль над вашими деньгами? Каждая приличная женщина передает подобные функции своему мужу. Это единственно правильное и подобающее решение. Но вы и ваш отец держите меня в унизительном положении, заставляя обращаться к вам с просьбами о деньгах, в то время как эти деньги принадлежат мне.
Долгие годы она подавляла и прятала от себя эту мысль, но сейчас пришло время высказать ее.
— Вы женились на мне ради денег моего отца.
В его равнодушном взгляде не было негодования, скорее эта мысль показалась ему настолько несущественной, что даже не требовала ответа. Но Элджин все-таки ответил:
— Вы были самой хорошенькой и умной из всех богатых невест.
Он что, полагает это комплиментом?
— Я не буду просить у своей жены
Что ей было делать? Этот человек — ее муж. Именно его она когда-то выбрала. Он отец ее четверых детей. И уже слишком поздно что-либо менять в жизни. В нем ее настоящее и будущее. Но она все-таки получит то, в чем нуждается.
— Поскольку вы, кажется, выставили свои условия, то не окажете ли любезность выслушать мои, Элджин? Я согласна поговорить с отцом и попросить у него денег на выставку ваших мраморов, если этот шаг необходим для водворения мира в нашей семье. Но, подобно вам, я тоже избрала для себя жизненный путь. Вы не отвечали на мои письма. Возможно, вы полагали, что я действую под влиянием минуты, но мое решение остается неизменным. Я не хочу больше страдать. Я не хочу больше вынашивать для вас детей.
Ему и мгновения не понадобилось для ответа. В глазах Элджина сверкала непоколебимая уверенность.
— Полагаю, что, являясь моей женой, вы не можете отказывать мне в выполнении вами обязательств, которые накладывает на вас супружество. Брачные узы влекут продолжение рода как конечной и обязательной цели супружеского союза. И это не моя прихоть, а божеское требование!
Очевидно, он прочел письма и обдумал ее предложение. И теперь она слышит ответ, который был таким же безоговорочным и категоричным, каким было ее решение. Элджина она знала достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в этом.
— Если вы не можете согласиться на мои требования, то я не соглашусь на ваши.
Она надеялась, что ее голос звучал так же решительно и холодно, как его.
Шотландия, июль — декабрь 1806 года
В отсутствие родителей дети проводили много времени в Арчерфилде, и поэтому в поместье своих дедушки и бабушки они чувствовали себя как дома. Без отца они прожили большую часть жизни, и потому его отсутствие не стало для них горем. Детям только сообщили, что лорд Элджин имеет важные обязанности, для выполнения которых должен находиться в Лондоне, и что они с ним непременно увидятся, когда он освободится. У Мэри было мало занятий, и она проводила целые дни с детьми в том же саду, где и сама играла ребенком, гуляла с ними по пляжам залива там, где он соединялся с Северным морем, собирая ракушки или купаясь, когда позволяла погода. В результате долгих прогулок с матерью и дедушкой Брюс научился распознавать морских птиц и ужасно расстраивался, когда на его глазах толстый большой поморник нападал на маленького беззащитного тупика. Но, оставаясь джентльменом, он не открывал жестокой правды о поморнике своим сестрам.
— А то им еще приснится что-нибудь плохое, мама, — сказал он Мэри, когда она вошла в его комнату с чаем и утешениями. — Маленькие девчонки обожают маленьких птичек.
Девочки и вправду были чувствительными созданиями, но и повеселиться тоже любили. Мэри с удовольствием слушала, как они обе хохотали до визга, если горничным разрешали уложить их в корзину поверх выстиранного белья и раскачивать, подбрасывая. Они умели быть и непередаваемо серьезными, сидя за своим вышиванием, и шаловливыми, играя в куклы. Когда дети были рядом с нею, Мэри могла без уныния смотреть в неясное будущее. Она не понимала, к чему могут привести отношения между ней и Элджином. В те дни она просто была счастлива со своими детьми и пыталась подготовить их к долгой разлуке с отцом, а себя — к свободе от его вечных посягательств на ее тело и ее деньги.