Похищение Черного Квадрата
Шрифт:
Дробный стук сзади сменился какой-то странной прискочкой. Я опять обернулся. Бонифаций, прыгая на одной ноге, шнуровал на другой ботинок.
— Я успею, Игорь Зиновьевич, а вам еще за журналом надо забежать.
Тогда он ахнул, сделал рывок, обогнал меня и сказал, исчезая в дверях школы:
— После уроков зайди в учительскую. Есть важное дело.
У нашего Бонифация много достоинств. Но есть и недостатки. Он неожиданно появляется там, где его не ждут. Вызывает к доске, когда не знаешь ответа. Звонит по телефону очень не вовремя.
Бонифацием его прозвали по имени льва из старого мультика — за доброту и сильно курчавую голову. В школе его не только любят, но и уважают. Потому что он никогда не жалуется: ни родителям провинившихся учеников, ни директору, ни завучу. Сам разбирается, иногда довольно круто.
Стоят, например, кучкой амбалы-старшеклассники. Пролетает мимо всегда озабоченный важными делами, всегда опаздывающий Бонифаций. Вдруг резко тормозит, останавливается, что-то припоминает и — хрясь! — кого-нибудь по затылку:
Понял, за что?
Понял, Игорь Зиновьевич. Больше не буду.
И точно — не будет. Кому охота по затылку у всех на виду схлопотать?
Еще взаимно любят Бонифация за то, что он фанат. У нас в школе все фанаты. Разные: футбольные, компьютерные, всякой музыки. А так как наша школа — с гуманитарным уклоном, то есть у нас и фанаты-математики, и физики, и технари-рокеры.
У нас даже педагогический состав — сплошь фанаты. Директор, например, фанат воинской дисциплины («Я из вверенного мне подразделения образцовое сделаю!»). Преподаватель физкультуры Валентина Ивановна — фанат бега па дальние дистанции («Я из вас марафонцев сделаю!»), хотя сама, конечно, никуда не бегает. Химчистка (преподаватель химии) фанат-гобачник. Своих собак у нее, правда, нет, но: што она всем дает советы по их воспитанию.
А Бонифаций — фанат литературы и театрального искусства, Лиры и Мельпомены, как он говорит. Он даже организовал в школе настоящий театр. И поставил в нем всю программную драматургию — от «Недоросля» до «Гамлета». А потом стал привлекать одаренных авторов из нашего литературного кружка. 11 мы стали ставить пьесы собственного сочинения на злободневные школьные темы. Особенно нам удавалась сатира из жизни учительской. И теперь наша школа занимает первое место не как террорист районного масштаба, а постоянный победитель конкурсов школьной самодеятельности.
По Бонифацию и этого мало. Он еще заставил нас взять шефство над домом-музеем одного малоизвестного художника. И поэтому я не удивился, когда он сказал мне после уроков:
— Дима, мы с тобой в субботу едем в Малеевку, в музей.
Отказать Бонифацию невозможно. Как можно отказать фанату?
Я молча кивнул, выслушал его советы и наставления и спросил:
Игорь Зиновьевич, а Игорь Петелин у вас учился?
Петелин? — стал припоминать Бонифаций. — Петелин… Игоряшка! Был такой. Не личность. — Он всех своих учеников различал именно так: личность и не личность. — А почему ты спрашиваешь?
Просто
Ну и чем он занимается?
«Детей крадет», — чуть было не сказал я.
— Экскаватор водит. По стройке.
— Надо же. Никогда бы не подумал. — Почему?
— Потому что Петелин, насколько я помню, никогда не шел к цели прямым и естественным путем. Как же он экскаватор водит? По синусоиде? Он, например, вместо того, чтобы самому выполнить домашнее задание, обычно списывал его у кого-нибудь из одноклассников.
Чего же тут странного? И какой тут кривой путь? Вполне естественно. Но вслух я этого не сказал.
— А еще он, — вспомнил Бонифаций, — всегда сваливал свою вину на товарищей. И слож ную работу тоже. Всегда старался, чтобы за него кто-нибудь ее сделал.
Да, в этом что-то есть, отметил я про себя.
— И жаден был, — добавил Бонифаций. — Все? Еще вопросы?
Много вопросов еще будет, подумал я и покачал головой.
— До завтра, — сказал Бонифаций. — Не проспи.
Лешка, конечно, дома не усидел. На разведку ходил. О чем и доложил, едва я переступил порог родного дома.
Дим, я все узнал!
Ну? — Я присел на корточки, разуваясь.
Я по следам прошел. За экскаватором, до самой стройки. И нашел!
Что нашел? Кого? Ростика?
Экскаватор!
Да, находка еще та — иголка в стоге сена!
Он стоит рядом с дорогой, у парка. И никого в нем нет. Ни Игоряшки, ни Ростика! А рядом с экскаватором, Дим, следы машины. На которой Ростика увезли. В неизвестном направлении.
С чего ты взял? — Я выпрямился и уставился на него, взволнованного и возбужденного.
Алешка оглянулся, будто он не дома находился, а на улице, где полно врагов и злоумышленников. И прошептал:
— Он мне письмо оставил. Я его нашел под сиденьем. Вот! — и Алешка протянул мне сложенный вдвое листок из тетрадки.
На одной его половине было написано: «Лешь-ке Абаленскаму в лишние руки». Что за лишние руки у моего брата?
— Ты читай, читай, — пыхтел Алешка. Я прочел вслух:
— «Лешька, помаги мне, предумай и зделай чтоб бабуля миня не изкала, нето будут у миня балшие ниприятности. Никаму ни гавари. Твой друг Ростистав».
У меня даже в груди похолодело за этого Ростислава. Он хоть парнишка и боевой, но маленький. И представить его в руках злобных похитителей было по-настоящему страшно.
Надо папе сказать, — первое, что пришло мне в голову.
А большие неприятности? — напомнил Алешка.
Зачем он им понадобился? — вслух задумался я.
За выкупом, — сразу выпалил Алешка. — Родители-то в Америке. Богатые люди.
Ну какие они богатые? — отмахнулся я от этого предположения. — Артисты цирка.
Так жулики этого не знают! Думают, раз в Америке — значит, миллионеры.
Игоряшка-то знает.
Вообще-то — странно. Брат похищает брата. Впрочем, в наше время всякое небывалое бывает.