Похищение из сераля
Шрифт:
— Какая ерунда! – вскипела Роза. – Кто же будет производить всю промышленную продукцию?
— Автоматические системы и андроиды, то есть человекоподобные механизмы.
— Чем же будут заниматься люди? – опешила революционерка.
— Очень вырастет организационная сфера (многочисленные здания будут заполнены клерками), а также сфера услуг всякого рода, особенно туристическая. Многие миллионы людей будут путешествовать из страны в страну, где миллионы поваров, официантов, парикмахеров, экскурсоводов, музыкантов, артистов и просто любителей будут их развлекать – за деньги, конечно. Даже проституция расцветет еще более пышным цветом
— Наподобие гетер в Древней Греции? – спросил завороженно Костя.
— И гейш в Японии, – подтвердил Макс. – Кстати, госпожа Люксенбург, сельское население в цивилизованных странах уменьшится до 10-5% и их продукции будет хватать для прокорма остальных слоев населения. В Азии, Африке и Латинской Америке их будет, конечно, значительно больше.
— Не может быть! Это лишь Ваши фантазии!
— Я базировался на прогнозах различных ученых Европы и Америки, хотя результирующие графики строил сам. У меня, кстати, получилось, что за сто лет население нашей планеты утроится – при условии, что медицина будет развиваться теми же темпами, что и сейчас. И конечно, при условии отсутствия мировых войн. Которые вот-вот на нас нагрянут.
— Про войны мы давно предупреждаем народы. В этом году, в августе, мы проводили 7 конгресс социалистического Интернационала в Штутгарте, на котором приняли резолюцию против развязывания европейской войны.
— Я читал про него в социал-демократических газетах Германии и могу сказать: вы противоречите в этой резолюции сами себе.
— В какой части резолюции?! – взвилась с места Роза.
— В последней: там, где вы угрожаете повернуть оружие, выданное мобилизованным солдатам из народа, против своих правительств. При этом во всех остальных частях заклинаете правительства не начинать войну. Где же логика? Революция возможна только при условии наличия у народа оружия – иначе она будет подавлена, как только что в России. Война даст народу это оружие – значит, вы должны приветствовать ее начало. И сразу развернуть пропаганду за перевод войны империалистической в войну гражданскую. А вы твердите: нет войне, не допустим ее….
— Хм… А ведь Вы правы, черт побери! Но формально, только формально! Потому что инстинкт говорит мне: если война начнется, ее быстро закончить не удастся! Лишь когда солдатам она осточертеет, тогда их можно будет распропагандировать. Но сколько сотен тысяч людей успеют полечь в ее битвах?
— Миллионов, госпожа Люксенбург, – поправил мрачно Макс.
— Вы страшный пессимист, Городецкий, – укорила его Роза. – А сначала показались мне порхающим по жизни оптимистом.
— Я и есть оптимист, но попавший в общество пессимистов. Вы, социалисты, видите жизнь в мрачном свете, выискиваете в ней борьбу классов и грозите как сто лет назад во Франции: "Аристократов на фонарь!". В итоге кровь дворянская лилась там рекой, а кто воспользовался ситуацией? Хваткий диктатор Наполеон. Едва-едва его всей Европой повязали и аристократов вернули, которые "ничего не забыли и ничего не поняли". Народ их скинул, нашел нового диктатора (ухудшенную копию Наполеона), пнул и его, а сейчас зарится на исконно немецкие земли на левой стороне Рейна (им, видите ли, хочется естественную речную границу установить). И ваши социалисты из Франции эту идею поддерживают!
— Мы им много раз это говорили, а они твердят что-то про историческую справедливость, Седан и Мец.
— Типичная болтология ура-патриотов, но
— А вот это типичный идеализм, – усмехнулась Роза. – Бытие определяет сознание, а не наоборот.
— Кто знает, кто знает… – пробормотал Макс. – От личностей в истории тоже очень многое всегда зависело! Без Наполеона история Франции была бы совсем другой….
— Так Вашим другом является граф? – спросил с некоторым пиететом Костя.
— Наследник графа, заядлый гонщик. А также княжна Ауэршперг, – улыбнулся Городецкий. – Большая любительница полетов на параплане и вообще своя в доску девушка! Я не могу представить их в числе своих классовых врагов.
— А Вы разве не дворянин? – спросила Роза язвительно.
— Вообще-то я бастард, но вырос приемышем в небогатой дворянской семье.
— Значит, все-таки дворянин. И в душе Вашей выстроена иерархия людей.
— Есть такая. На первом месте там стоят интеллектуалы, причем мне неважно, из какого теста они взошли: дворянского, купеческого, пролетарского или крестьянского. А также из каких наций и рас. Творчество – это высшая ступень человеческих занятий. Творцы нового всегда отыщут друг друга и будут совместно работать над избранной темой. Прочие люди, занятые рутинным трудом, им малоинтересны, – хотя усилия творческих людей ведут к постепенному прогрессу всего человечества.
— Демагогия в чистом виде, – заключила Роза. – Не бывает бескорневых интеллигентов. Классовая среда всегда сказывается на их политических взглядах.
— Не бывает бескорневых политиков – это да! В их кругу всегда видно, кто чей интерес защищает, причем интерес меркантильный. Подлинные интеллектуалы политики сторонятся, в их глазах – это самое недостойное, грязное занятие!
— Жить в обществе и быть свободным от общества – невозможно!
— Но к этому надо стремиться. Нашему небольшому кружку это вроде бы удается. Мы живем по своим законам, где меркантильности и сословности места нет.
— Типичный утопизм, подражание Сен-Симону, Фурье и Оуэну, коммуны которых в итоге распались!
— Мне кажется, численность коммун была великовата, да и собрались там далеко не одни интеллектуалы.
— Разумеется. Ведь кроме творцов в коммуне должны быть и реальные работники. Как с этим обстоит дело в вашем кружке?
— Мы сами делаем то, что можем, а прочее нам делают сторонние работники – за деньги.
— Удобно устроились. Видимо, ваши доходы превышают расходы.
— Продуктивные технические идеи хорошо оплачиваются.
— В общем, Вы – благополучный человек. В отличие от тысяч рабочих, живущих в нужде.
— Я, пожалуй, доверю вам еще одну свою тайну, – сказал, чуть понизив голос Макс. – В рождении новых идей мне помогает одно странное явление, которое сродни так называемому ясновидению. Когда я говорил вам о картине, помогшей созданию параплана, то немного слукавил: на самом деле я видел сон про этот парус, который принес не моряка, а меня на землю и мягко на нее опустил. Так же происходит и с другими новшествами: сначала я вижу их устройство во сне, а потом воспроизвожу на бумаге и в виде механизма. А последнее время я вижу будущее!