Похищение
Шрифт:
Так, как если бы бил по Эване.
Если бы смог.
Олекс бил и бил, пока трещавшая под ударами дверь не выдержала и не развалилась пополам, открывая доступ к этому…
«Ну, и где этот Хранитель?» — успел подумать Олекс, пролезая сквозь дверной проем, когда услышал — на чистом Всеобщем, без акцента, который накладывается на этот язык родным говором:
— Здравствуй. И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?
Голос был приятным и каким-то… по-юношески задорным что ли. И принадлежал он…
Олекс
Посреди огромного зала с разрисованным полом, с даратскими колоннами вдоль стен и со столом в дальней его половине, с факелами на стенах (а они упырям зачем?) стоял светловолосый упырь. Высокий, стройный, одетый в простой кожаный доспех поверх кольчуги, доходящей до колен, с наголенниками и наручами из кожи, в сандалиях из беаргского шелка, которые любят носить философы Морского Союза, выходя в парк порассуждать. Он держал в руках «волчий хвост», копье с зазубренными шипообразными веточками от наконечника до середины древка, которое Олекс видел только на картинках в книгах Мастера.
Упырь, чьи глаза были скрыты повязкой. Олекс захохотал. Говорят, боги лишают разума того, над кем хотят подшутить. Обман. Врут. Можно даже сказать — безбожно врут.
Боги не лишают разума того, над кем хотят подшутить. Боги лишают того удачи. Олекс пришел драться. Олекс пришел выплеснуть копящееся в нем безумие.
Но удача снова отвернулась от него. Как можно драться — с этим? Со слепым мальчишкой?
Упырь озадаченно повел головой, услышав смех.
— Твой смех… Ты рад? — спросил он.
— Рад?! — воскликнул Олекс. — Рад?!! Да я зол так, как не злились убоги, когда боги прогнали их в Нижние Реальности. Рад?! Как можно радоваться, когда ожидаешь встретить достойного противника, а видишь непонятно кого? О нет, кровосос, я не рад! Я убоговски не рад!
— Ты смеялся… — упырь пожал плечами и задумчиво прикоснулся к ближайшей веточке «хвоста». — Она тоже не понимает… Но ты не ответил на мой вопрос, нежданный гость.
— Какие, к убогам, вопросы? — Злость поднималась от живота к голове. Именно в животе злость возникала — как будто голод охватывал Олекса. Начинало покалывать в желудке, а потом вверх-вверх, до самого мозга, тысячами мелких лапок топоча по сознанию. — Если только ты хочешь спросить, пожалею ли я тебя…
— О нет! — покачал головой упырь. — Я просто повторю сказанное раньше. Хочешь ли ты умереть?
— Ты мне угрожаешь, кровосос? — осклабился Олекс.
Смешно. Не слишком ли шутка затянулась, а, боги?
— Это не ответ, человек.
Олекс, готовящий едкую реплику, запнулся. Как, убоги дери, он узнал?.. Как этот упырь узнал, что перед ним — человек? Он не должен…
— Ответом твоим должно быть: «Да, хочу» или «Нет, не хочу».
Злость окутывала сердце Олекса, черными — наверняка черными — коготками покалывая его.
— Уж поверь, кровосос, умирать я пока не собираюсь, — сжав кулаки, прошипел он сквозь зубы. — Доволен? А вот ты…
— Тогда, если не хочешь умереть, — перебил упырь, — ты должен немедленно покинуть это место.
«Ах ты тварь! — Чернота злости скользнула по горлу Олекса. — Да как ты смеешь… как ты смеешь?..»
— Я — Хранитель. Если тебе это о чем-нибудь говорит. И я из клана Таабил. Если и это что-либо тебе скажет.
Злость почти опутала Олекса, но остатки разума фиксировали сказанное упырем, воскрешая в памяти наставления Мастера.
— Таабил… — повторил Олекс. — Кровососы, чья Сила Крови — Правдивая Ложь, создание иллюзий… Однако…
Что там говорил Мастер? Таабил порождает иллюзию в сознании смертного, а затем из воздуха создает вторичную внешнюю иллюзию, соответствующую ментальной. Таким образом, иллюзии Таабил никогда не могут быть настоящими, они не существуют, они лишь кажутся реальными благодаря воображению, как поддельное золото алхимиков, которое выглядит настоящим, но таковым не является. Нужно четко это понимать, иначе последствия будут самыми неблагоприятными. Это не реальные воздействия, а всего лишь phantasticam apparitionem — воображаемое появление, но и оно способно навредить, если ему поддаться…
Но!
Таабил могут создавать иллюзии только посредством своих глаз. То ли лучи из них какие-то испускают, то ли гипнотизируют смертного сменой красок в зрачках. Подробности Олекс уже не помнил.
Боги, вы продолжаете шутить?
— Что может сделать Таабил с повязкой на глазах, а, мертвяк? — издевательски спросил Олекс.
— Да, я слеп, — признался Хранитель. — Это моя слабость и мой позор как Живущего в Ночи из клана Таабил. Но и твой ущерб тяготит тебя и не позволяет быть достойным твоей силы воина.
Снова? Откуда он знает? Нет, как он узнает?
— Поэтому я и говорю тебе — уходи. Я не хочу убивать того, кто подарил мне и ей мгновения настоящего. Но если не уйдешь, значит, ты соврал, и на самом деле ты хочешь умереть. Тогда я убью тебя.
— Если кто здесь и умрет, то только ты! — заорал разнервничавшийся Олекс. — Готовься, мертвяк, я вырву твое сердце, и оно сгорит в моих руках!
Злость стальной проволокой скрутила Олекса. Он мял эту злость в своих руках, ее чернота топила в себе его разум. И Олекс знал, кто причина этой злости.
Проклятый мертвяк-кровосос, провались он в Посмертие Тысячи Болей! Он не верит в силу Олекса! Он презирает его! Он смотрит… Ну, хорошо, смотреть он не может, но если бы и мог, то точно смотрел бы на Олекса сверху вниз!
Становилось больно. Как и злость, боль рождалась в животе, повторяя проложенную злостью дорогу. От этой боли хотелось, чтобы бытие стало небытием, лишь бы боль исчезла. И Олекс знал, как он мог избавиться от этой боли. Ненадолго. Но избавиться.
— Скажи, Хранитель, — улыбнувшись уголками рта, сказал Олекс, — есть ли в тебе дух? — Он чуть нагнулся вперед, напрягая мышцы и прикидывая расстояние до упыря. — Есть ли в тебе дух?