Похищенные часы счастья
Шрифт:
— До самой своей смерти я буду служить вам, — сказал он очень тихо.
На вокзале Чаринг-Кросс было еще более жарко, чем на лишенных свежего воздуха улицах. Огромные фонари ослепительно сияли, снопы голубовато-белого света то опускались, то подымались, словно зубы огромной жующей пасти. Толпы итальянцев, группы французов разговаривали, жестикулируя, у вагонов третьего класса. У Ди тоже был билет третьего класса, и Филь старался найти ей угловое место. Отдав проводнику весь свой наличный капитал, он добился того, что тот предоставил Ди место, занятое было каким-то другим пассажиром, и ее небольшой чемодан водворили в угол. Позади
Филь приготовил Ди бутерброды, купил ей на дорогу несколько недорогих книжек, разложил ее вещи. Теперь он стоял рядом с ней без шляпы. Очень высокий, он казался еще выше из-за своей худобы. Его светлые волосы блестели в ярком свете фонарей, серые глаза сияли на тонком лице.
— Вы были для меня дорогим другом, Филь, — сказала Диана.
Он ответил ей улыбкой:
— Оказать услугу товарищу, который спас тебе жизнь, — небольшое испытание для истинной дружбы.
Пассажиры начали занимать места. На платформу вышли пассажиры первого класса, для которых места были оставлены заранее; услужливые носильщики тащили впереди них дорогие чемоданы и несессеры.
Раздался свисток паровоза.
— Пишите мне, — произнес Филь срывающимся голосом.
— Обещаю вам это, — сказала Ди.
Она вошла в душный, плохо освещенный вагон. Филь остался у открытой двери; лицо его было теперь в тени.
— Сейчас поезд тронется, — сказал он.
Он стоял неподвижно. Ди старалась всеми силами хотя бы в эту минуту не думать о Гюге, прогнать от себя воспоминание о его поцелуях и прикосновениях.
Раздались возгласы кондукторов, послышался шум шагов, хлопанье дверей, смех и последние слова прощания.
— Филь! — крикнула Ди.
Он подошел ближе к вагону; она увидела его глаза, с выражением мольбы устремленные на нее, и еще раз почувствовала, какая благородная и самоотверженная душа скрывается под этой скромной внешней оболочкой.
— Я не поцеловала вас на прощанье, — сказала Ди дрогнувшим голосом. — Идите сюда, скорее!
Он встал на подножку вагона, она наклонилась и, взяв его голову в обе руки, крепко поцеловала в губы.
— Сходите, — раздался громкий голос, и Филь соскочил со ступеньки вагона.
Несколько мгновений он шел рядом с поездом.
— Клянусь вам этим поцелуем, — воскликнул он, — когда бы и на какую ничтожную роль я вам ни понадобился, я всегда буду к вашим услугам!
Поезд пошел быстрее, Филь побежал, чтобы не отстать от него.
— Прощайте, — закричал он, и среди шума и грохота колес голос его ясно донесся до нее, — каждую минуту я буду ждать вас!
Море было спокойно, и Ди благодарила за это судьбу. Она провела ночь на палубе, сидя на чьем-то сундуке и наблюдая, как постепенно гасло в волнах отражение огней парохода, пока, насколько мог хватить глаз, не стало видно ничего, кроме морской глади. Не стоило больше бороться с воспоминаниями. Теперь, когда Ди была совершенно одна, они победно овладели ее сердцем и сознанием. Ди снова переживала те недолгие минуты, когда она и Гюг забыли все окружающее, забыли весь мир, чувствуя только счастье близости...
На некоторое время этот восторг заставил Ди забыть о предстоящих мучительных днях. Но когда она достигла, наконец, Парижа и медленно передвигалась с одного вокзала на другой по огромному шумному городу, ее снова охватил ужас одиночества, она опять почувствовала себя несчастной.
Итак, любовь — это страстное желание, причиняющее острую боль; это — беспрерывная жажда услышать голос, почувствовать прикосновение любимого; это — ужас перед пустыми днями, лишенными его присутствия.
«Я не могу перенести этого», — в отчаянии шептала Диана, сознавая в то же время, что у нее нет другого выхода. Она не могла уснуть в поезде. Она видела, как рассвет расцветил небо нежными красками, смотрела на снежные шапки гор, будто выложенные изнутри зелеными и пурпурными драгоценными камнями. Ди хотела целиком отдаться их очарованию, наслаждению красотой природы, но не могла.
«Гюг, Гюг», — пели колеса поезда, и ее сердце отвечало им острой болью.
Виолетта была вполне права, когда говорила Гюгу, что в молодости невзгоды переживаются особенно остро. И ни одно переживание не может сравниться с потрясающими нас муками первой любви. Позже, когда мы становимся старше, умение анализировать и рассуждать умеряет силу чувств. Но при первых разочарованиях юношеской любви невозможно ничего видеть, ни о чем думать, ничего чувствовать, кроме нашего безграничного страдания.
Ди не осуждала Гюга за то, что он не сказал ей о том, что женат, она вообще ничего не ставила ему в вину — он был для нее божеством, не способным ни на что дурное.
ГЛАВА XIII
Слишком поздно
Длинная лента поезда «Ривьера-экспресс» остановилась у центрального вокзала Ниццы, и усталые пассажиры стали выходить из вагонов. В лучах заходящего солнца перед ними раскинулась красавица-Ницца. Море пламенело тысячами переливов, огромные белые здания отелей казались серебряными в яркой синеве неба.
Ди медленно вышла из вагона, крепко сжимая в руках свой чемодан и пальто.
Она была так измучена, что еле двигалась. Никто не встречал ее. Она не думала, что увидит отца на вокзале, хотя в глубине души и надеялась на это. Но ведь отчаяние ничему не помогает. Так как в кошельке у Ди оставался всего один франк, она пешком направилась к отелю. Местопребыванием ее отца служил на этот раз по-настоящему шикарный отель; очевидно, Лестер навсегда покончил с дешевыми пансионами и еще более дешевыми меблированными комнатами. Немногочисленные письма, полученные Ди от отца, были написаны на дорогой бумаге и украшены торжественными адресами, напечатанными золотыми буквами.
Облава в игорном доме не оказала, по-видимому, большого влияния на материальное положение ее мачехи; в одном из писем отец писал ей, что очень доволен своим своевременным отъездом из Лондона. А Ди прочла в газете, что Ивонна заплатила штраф, и на том дело об Эгхэм Кроссент заглохло.
Диана медленно тащилась по набережной с чемоданом в руках, остро ощущая как вес чемодана, так и тяжесть собственных уставших ног.
Спускались сумерки, обволакивая все лиловатым туманом и придавая окружающему таинственный вид. Ей казалось, что перед ней лежит какая-то сказочная страна с золотыми точками огней и белыми дорогами под низким розоватым небом. Ди устало смотрела на эти красоты, она мечтала сейчас только о ванне и удобной постели. С горькой иронией она подумала о том, что прямолинейные поступки почти всегда приводят к большим неудобствам. «Как жаль, что добродетель не получает немедленной награды».