Похититель звезд
Шрифт:
– Пожалуйста! Нет! – Эдит вдруг подбежала к ней и схватила за руку. – Не надо говорить доктору! Я должна остаться здесь! Я не хочу, чтобы он узнал!
– Должны? – Амалия вскинула брови. – С какой стати? Вы не больны, и на ваших щеках нет и следа того румянца, который господа романисты высокопарно именуют чахоточным. – Вот уж правда, щеки миниатюрной англичанки горели совсем по другой причине. – Что вам здесь делать? Нет, мисс Лоуренс, вам в санатории не место. Не говоря уже о том, что вы можете и в самом деле заболеть, если пробудете тут слишком долго. Так что не отговаривайте меня.
Баронесса выдернула руку, но Эдит забежала вперед нее и снова вцепилась в ее локоть.
– Прошу вас! – взмолилась она. – Я должна… я обязана тут остаться! Иначе я никогда… – Девушка закусила губу.
– Никогда – что? – спросила Амалия.
Эдит
– Если я расскажу вам, вы не выдадите меня доктору? – прошептала Эдит. – Уверяю вас, у меня были веские причины так поступить.
«Это уж я буду судить, веские или нет», – подумала Амалия, но вслух, разумеется, ничего подобного не сказала. Баронесса села за стол, а молодая англичанка вернулась на свое место. Она нервно сплетала и расплетала пальцы и, казалось, не знала, с чего начать.
– Вы сочтете меня фантазеркой, – наконец проговорила девушка.
– Не обязательно, – ответила Амалия. – Итак?
– Все случилось из-за Аннабелл, – начала Эдит. – Аннабелл – моя подруга детства. Мы знакомы очень… очень давно, как говорят, с пеленок. Наши родители были дружны, но ее отец потом умер. Впрочем, на нашу дружбу его смерть никак не повлияла. У нас не было друг от друга секретов, мы говорили обо всем: о поэзии, о музыке, о книгах. Нам всегда нравилось одно и то же, а если наши вкусы расходились, то мы только смеялись над этим. Мы никогда не ссорились. Если бы со мной случилась беда, она бы первая пришла мне на помощь. И я, я тоже бы все сделала для нее. А потом у нее началась чахотка. От отца Аннабелл унаследовала приличное состояние, поэтому найти хорошего доктора не стало для нее проблемой. Она лечилась четыре года, сначала в Швейцарии, потом здесь, во Франции. Каждую неделю подруга присылала мне письма. Очень хорошие письма, как и она сама. Потому что Аннабелл была очень хорошим человеком. – Эдит умолкла и залилась слезами. – Она была добрая, славная, открытая. Люди ее обожали. У нее был знакомый, очень хороший молодой человек, который сделал ей предложение, но она ответила, что сначала должна вылечиться. Это было разумно, но если бы я тогда знала, что будет… Я бы скорее уговорила ее выйти за него.
– И что с ней произошло? – спросила Амалия.
Эдит всхлипнула.
– Я тоже была помолвлена. Я… – Девушка вытерла слезы. – Мне не следовало так поступать, ведь получилось не по-дружески…
Я должна была обратить внимание на ее письмо, в котором она говорила, что встретила одного замечательного человека, француза. Аннабелл лечилась в Ментоне, и там же оказался и он. По его словам, он тоже страдал легкими. Подруга была очень счастлива, написала мне: врач сказал, что ее болезнь почти побеждена. И она собралась замуж за своего знакомого. Аннабелл говорила, он такой милый… Потом, он тоже был болен, что их и сближало. По-моему, он боялся вскоре умереть и торопил ее со свадьбой. А она была такая добрая… И не могла ему отказать. Если бы я приехала на свадьбу… – Слезы текли по щекам девушки, и Эдит уже не вытирала их. – Но мой жених отговорил меня. Я в Лондоне, Аннабелл – в Ментоне… далеко… Никогда себе не прощу, что уступила ему. Впрочем, я сразу же разорвала помолвку после того, как… как это случилось. Единственный раз в жизни я предала ее. Если бы я приехала… Если бы я хотя бы увидела, как он выглядит!
Амалия нахмурилась:
– Что случилось после свадьбы?
Но Эдит не слушала ее.
– Она была почти здорова… Почти, вы понимаете? Аннабелл была так счастлива… Писала мне письма, обещала прислать их фотографию… с мужем… Она его обожала. Но фотографию я так и не получила. Потому что моя подруга умерла. Они поплыли куда-то на яхте, и начался дождь. Они долго не могли вернуться в порт, а когда вернулись, Аннабелл уже промокла насквозь. Вы понимаете, что это значит… после чахотки… И я узнала слишком поздно. Я беспокоилась, что письма прекратились… Мы навели справки через посольство, и мой жених мне сказал… Я его сразу возненавидела, просто не могла его видеть. Это было ужасно… Ведь я была в Лондоне, танцевала и веселилась, а она в то самое время умирала… И я не знала, поймите, ничего не знала! Я все бросила и поехала в Ментону. Но опять опоздала… Тот человек, ее муж… – Эдит закусила губу. – Я навела справки в гостинице, и хозяин сказал, что целый день он не приглашал врача к жене… согласился только, когда она начала бредить. Когда было уже поздно и все понимали, что поздно… Ее похоронили в дешевом гробу в самом дальнем углу кладбища… И рядом никого не было, кроме мужа, даже священника не пригласили. В дешевом гробу! У нее было состояние, несколько тысяч фунтов… Но опять я догадалась слишком поздно. Когда я приехала в банк, оказалось, что все деньги исчезли. Ее муж забрал ценные бумаги, вещи, драгоценности… словом, все. Ну да, имел на это право, потому что Аннабелл была его женой, мало того – она составила завещание в его пользу… И только тогда я все поняла. Я пошла в полицию, но мне сказали, что ничего не смогут поделать… Что нет состава преступления, понимаете, нет! А ведь все так очевидно… Он все продумал, все предусмотрел. И да, с точки зрения закона он никого не убивал. Он лишь женился на девушке, зная, что та только что перенесла тяжелую болезнь и что любая простуда ее убьет. А затем повез ее кататься на яхте… Осенью, понимаете, осенью! И когда Аннабелл простудилась, муж не вызывал врача, пока не увидел, что она умирает. Это… это же ужасное преступление. – Губы Эдит дрожали. – Понимаете, даже разбойник… с ножом… на большой дороге… грабитель… конечно, мерзавец, но не такой… не до такой степени… Чтобы убить так хладнокровно, так гадко, так бесчеловечно… давая ей надежду на любовь, на жизнь, на счастье… Вот что особенно меня и сразило. Кем же надо быть, чтобы… чтобы так поступить? Поэтому я решила найти человека, за которого Аннабелл вышла замуж, найти любой ценой. Он думал, что неуязвим, что никто никогда не вступается за мертвых… Но он ошибся!
Амалия пристально посмотрела на девушку. Во время рассказа Эдит ее мучила одна мысль: правду ли говорит ей англичанка или лжет? Потому что баронесса не исключала того, что милая мисс Лоуренс могла являться агентом англичан и была послана в санаторий опять-таки с заданием добыть то самое письмо. Отсюда и манипуляции с термометром, и бутылочки с кровью в глубине ящика.
«Пока, – размышляла Амалия, – повествование выглядит очень убедительно… как и должно быть в легенде профессионального агента. Но слова девушки всегда можно проверить. Умершая подруга, ее муж, хозяин гостиницы, врач в Ментоне, который подругу лечил… слишком много названо лиц для подтверждения одной лжи».
– Как звали вашу подругу? Я имею в виду ее девичью фамилию?
– Адамс. Аннабелл Адамс.
– А ее врача?
– Пюи… Пюигренье. У французов такие сложные фамилии…
Так-так, стало быть, мы имеем дело со знаменитым Пюигренье… Нет, вряд ли рассказанное девушкой – легенда.
– И последний вопрос, – промолвила Амалия, откидываясь на спинку стула. – Ментона вовсе не по соседству с Ниццей, а доктор Гийоме не слишком жалует своего знаменитого коллегу, хоть и признает его заслуги. Почему вы решили, что убийцу вашей подруги надо искать именно здесь, в нашем санатории?
Эдит обескураженно поглядела на нее. Как просто эта красивая дама произнесла слово «убийца»… А ведь маленькая англичанка ожидала совсем другого – неприкрытых насмешек над собой, заявления, что у нее просто разыгралась фантазия. Вроде того, что ей довелось услышать от своего жениха… особенно когда она объявила ему, что никакой свадьбы не будет. О, тогда Эдит вообще узнала о себе много чего интересного!
– Имя… – прошептала она, – то имя, которым он назвался… Оно и привело меня сюда.
– И что же за имя? – спросила Амалия.
– Матьё Гийоме, – прозвучал тихий ответ.
Глава 20
Пиковый валет с задорным прищуром смотрел на Амалию со своей карты, лежащей на столе. И только сейчас молодая женщина сообразила, что он чем-то неуловимо напоминает ей шевалье де Вермона.
– Вы понимаете, – горячо продолжала Эдит, – Матьё – имя Мэтью Уилмингтона, только на французский лад… а Гийоме – фамилия доктора Пьера Гийоме. Тот, кто выбирал себе имя, наверняка знал их обоих. Значит, он бывал здесь, в санатории.
– Не обязательно, – возразила Амалия, которая привыкла скептически относиться ко всем выводам, от кого бы они ни исходили. – Фамилию Гийоме убийца мог встретить в газете, потому что наш доктор – не последний человек в своем деле, а Матьё, к примеру, – настоящее имя того господина.
Эдит кивнула.
– И поэтому я сначала приехала в Ниццу, – проговорила она, – осмотреться на месте. Мне стыдно признаться, но я подозревала и доктора тоже. Однако почти сразу же выяснилось, что у него… как это называется…