Похититель звезд
Шрифт:
– Какая несправедливость, какая ужасная несправедливость… – прошептал он. – За что? Если бы я только знал…
Похороны состоялись на следующее утро, и на них явились почти все обитатели санатория. Катрин лежала в гробу во всем белом, как невеста. А вокруг были цветы, цветы, цветы. Море цветов, в котором почти тонуло бледное лицо умершей.
От их аромата и запаха ладана у Амалии немного кружилась голова. Эдит плакала, Мэтью стоял как окаменелый, и, лишь когда стали прощаться, его горе прорвалось, затопило несчастного целиком – англичанина долго не могли отвести от гроба, он все шептал что-то по-английски, и лицо
Но все и впрямь кончилось. Могилу на самом красивом участке кладбища, за который, не скупясь, заплатил Уилмингтон, засыпали землей, и все потянулись обратно в санаторий. Шарль де Вермон подошел к Амалии. Ему казалось, что со вчерашнего дня она общается с ним чуть холоднее, чем прежде, но это было неправдой. Даже при всем желании она не могла заставить себя сердиться на него.
– Что-то я отвык от похорон… – Шевалье старался говорить беззаботно, но лицо у него было бледное, напряженное. – Тело мадам Карнавале забрал ее племянник, Ипполито Маркези тоже увезли хоронить на родину… и только малышка Катрин осталась здесь. Красивое ей досталось место. Скоро где-то поблизости будет и моя могила.
Офицер закашлялся. Амалия взяла его под руку и повела за собой. Она прекрасно понимала его состояние и знала, что никакие слова не смогут ему помочь.
– Странно, что она так выглядела, – внезапно промолвил Шарль, когда кладбище осталось позади.
– Выглядела как? – озадаченно переспросила Амалия.
– Вы ничего не заметили?
Но у нее кружилась голова, и ей было не до того, как выглядела усопшая. Шарль посмотрел на баронессу и улыбнулся.
– Глупости я говорю, – объявил он. – Просто глупости. Уилмингтон шатается от горя, а я почему-то уверен, что через полгода англичанин женится. Природа не терпит пустоты, или что-то вроде того. Если я не умру, то буду одним из самых богатых людей в Ницце, но ведь я же знаю, что умру. Скажите, вы не выйдете за меня замуж?
Вопрос прозвучал так неожиданно, так нелепо, что у Амалии даже перестала болеть голова.
– Шарль, я… Я не могу.
– Почему? По-моему, отличная мысль. Во всяком случае, я недолго буду вас стеснять. Мы даже не успеем хорошенько надоесть друг другу. Идеальный брак, я бы сказал. А после моей смерти вы станете очень богаты. Нет, я знаю, что вы и так богаты, но деньги никогда не бывают лишними. Ну так как?
Шевалье улыбался, бросал на нее влюбленные взгляды, и Амалия растерялась, что бывало с ней нечасто. Однако она попыталась свести все к шутке:
– Шарль, ну право… Во-первых, я уже была замужем.
– И очень хорошо, – объявил офицер. – Не помню, говорил ли я вам, но неопытные девицы всегда внушали мне непреодолимое отвращение.
– Во-вторых, у меня скверный характер.
– У меня еще хуже. Положительно, мы созданы друг для друга.
Амалия остановилась. Все-таки ему удалось ее рассердить.
– Зачем это вам? – спросила она, глядя ему в глаза.
– Затем, что я вас люблю, – ответил офицер. – И затем, что мне хотелось бы, чтобы вы были рядом, когда я буду умирать. В смерти среди чужих людей есть что-то донельзя гадкое. Вот видите, я совершенно с вами откровенен.
Баронесса вздохнула и обратила взор на небо, по которому бежали легкие белые облака.
– Хорошо, – кивнула она, – обещаю, я буду с вами рядом, когда настанет час. Но что касается всего остального… – Амалия покачала головой.
– Понимаю, – вздохнул офицер. – Один неудачный брак отбивает всякую охоту повторять опыт.
Показалось ли ему или его спутница и в самом деле слегка изменилась в лице?
– Мой брак был очень счастливым, – возразила Амалия. – До тех пор, пока не ушла любовь. А я не могу оставаться рядом с человеком, которого больше не люблю. Сколько книг написано про рождение любви, но мало кто говорит о ее смерти. А ведь она вспыхивает в одно мгновение… и умирает тоже в одно мгновение, – добавила баронесса словно про себя. – Идемте, Шарль. Становится слишком ветрено.
В санатории было тихо и пустынно, и только по коридору слонялась давно знакомая Амалии серая кошка. Когда баронесса зашла к себе, кошка вбежала следом за ней, и молодая женщина не стала ее прогонять.
Она села в кресло, достала письма Аннабелл Адамс и вновь просмотрела те, в которых говорилось о ловком убийце. Амалия уже разговаривала с мадам Легран, и та заверила ее, что никто из обитателей санатория не получал наследства ни от какой кузины. Так как слуга Анри подтвердил слова сиделки, получалось, что расследование вновь зашло в тупик.
«Но ведь убийца сбыл кольцо бедняжки Аннабелл именно в Ницце… Значит, он действительно живет где-то здесь. Возможно, человек просто заезжал к Гийоме посоветоваться насчет легких… доктор же постоянно принимает в кабинете больных, помимо тех, кто живет в санатории… – И ее мысли незаметно потекли другим чередом. – Бедный Шарль… Интересно, что поделывает сейчас Рудольф? О Ла Палиссе я ему ничего не скажу, иначе он начнет думать бог весть что… И что за офицер в штатском бродит возле дома?»
Приняв какое-то решение, она поднялась, чем потревожила кошку, которая удобно устроилась возле ее ног, и убрала письма в ящик стола. Для начала необходимо прояснить один момент…
Доктор Гийоме изучал карту Эдит Лоуренс, состояние которой его беспокоило. То она казалась совершенно здоровой, то ее платки были красными от крови. Поэтому он сказал госпоже баронессе, что согласен уделить ей лишь несколько минут.
– Если вас беспокоит ваше здоровье, сударыня…
Но сударыня пришла сюда совершенно по другому поводу.
– Я полагаю, доктор, – произнесла она с самой очаровательной улыбкой, – вам уже известно, кому именно вы обязаны своим скорым освобождением.
– Да, – подтвердил Гийоме, – и, смею заверить, моя благодарность не знает границ.
– Услуга за услугу, – промолвила Амалия. – Мне хотелось бы узнать кое-что об одном человеке, который недавно покинул санаторий.
– О мадам Ревейер? – быстро спросил доктор.
Амалия покачала головой:
– Об Анн-Мари Карнавале. А также о той Анн-Мари, что была похоронена на кладбище города Антиб в 1850 году. Вы же знали ее, доктор, не так ли? Так же, как и некую Луизу Дюбрей.
Доктор Гийоме не умел притворяться, и чувства, которые промелькнули на его лице, едва Амалия назвала эти имена, вернее всех слов показали баронессе, что она находится на правильном пути.