Поход Хальбрунда
Шрифт:
Альсун задумчиво оглядел корабль, команду, слушающую Торвола, небо, море, и самого Торвола:
– Пурга затянулась...
– но он сказал это так тихо, что услышала только Савню, стоящая рядом. Она тихонько фыркнула и ответила:
– Лучше уж пусть гонят пургу, чем допивать пиво.
Торвол не унимался два дня:
– Потом надо построить ладью, больше чем сарай у бабки.
– Сарай будет пропускать воду...
– устало заметил Кирли. К тому времени он не только потерял нить рассказа, но и почти перестал осознавать окружающее. Гаснах, Бурст, Снеган и Турги, слушавшие отрывками, каждые полчаса уходили к веслам и гребли. Ветер был попутным, грести было незачем, но мерная работа как нельзя лучше способствовала полному отупению - а это было лучше чем многосерийная сказка Торвола.
К
– Жили у Медвежьей реки пикты. Были они невысокого роста, бороды у них росли плохо, но зато другие части тела были покрыты густой растительностью. Ходили они летом босые, считая обувь непозволительной роскошью, а может просто не умели ее шить. Плавали в долбленых лодках, охотились, рыбачили, собирали грибы и ягоды, и жили в землянках.
– Знаю пиктов!
– выкрикнул Гервел от мачты, - У нас, рядом с Изумрудным островом, в горах, есть их поселения. Они еще постоянно воюют с Клетчатыми Кланами, обзывают их «мак-ак»-ами - это такое ругательство. Так и говорят, не стесняясь - «Мак-Кормик», «Мак-Леуд», «Мак-Кавит», «Мак-Донал».
– Вот-вот, - продолжил Торвол, - Как-то раз, двое молодых пиктов пошли рыбачить подальше от деревни. Звали их Смагор и Дегор, и как раз у Дегора леска зацепилась за корягу. Нырнул он ее отцеплять, и нащупал в иле что-то странное. Сполоснув это в воде, он увидел красивое колечко, из которого можно было сделать замечательную блесну. Тут, как раз, увидел это Смагор и тонко намекнул: «У меня недавно был день рождения, колечко - хороший подарок...» Дегор и сам был не дурак, и ответил: «У меня тоже был день рождения!» Тогда Смагор и задушил своего друга. А колечко-то было не простое, а золотое...
Следующую неделю Торвол рассказывал как четверо пиктов, один тощий проводник с Изумрудного острова, коротышка-бородач с северных островов, еще воевода из Нового Города и один деревенский колдырь с нашего северного побережья, зачем-то таскали это золотое колечко аж за Зубчатые горы, через тайгу-дремучую, и кидали его в сопку Друинскую. Кабы они просто отнесли да выкинули, так и говорить было бы не о чем, но за ними гонялись и Черные - вроде нашего Кощея, и степняки с кривыми ногами и ятаганами, а в тайге встречали они леших - с дуб ростом. Лесной бродяга-охотник в конце оказался настоящим князем, а ведь сначала у него денег не было, чтоб свой сломанный меч перековать - пришлось плыть на Изумрудный остров, ему там один знакомый кузнец все бесплатно делал. Зато бравый воевода новогородский вышел к середине чуть ли не главным злым - хотел у пикта кольцо отобрать, а когда тот удрал, совсем взбесился - убежал в тайгу, наелся мухоморов, разгрыз весь свой щит, добрался до турьего рога, в который иногда трубил ночами, но на несчастье попался целый отряд степняков, шедших в набег - он их, конечно, изрубил в капусту, да мухоморы оказались крепковаты - там он и умер... Колдун сначала поскользнулся на узком мосту - потом долго шли без него, а к концу он снова откуда-то взялся. Его сперва снова хотели поубивать, но отчего-то передумали. Он угнал коней из чьего-то табуна, и все снова поехали к сопке. Только колдун опять сбежал, да еще и одного пикта с собой сманил. Дальше стало интересно - подряд пара битв и осад, штурм крепости, ходячие деревья... Пара пиктов, как раз с кольцом, шли тайком чуть не за Алатай.... Потом все-таки нашли проводника, но и он уродом оказался - боялся по веревке спускаться, завел к какой-то громадной медведице, еле ее закололи. А у самых сопок за пиктами стали гоняться те черные, что уже померли, но все еще ходят. Они и Горынычей как-то приручили - на них летали. Больше всего Хальбрунду понравился конец: пикты прямо на сопке передрались за кольцо с тем уродом-проводником, рухнули все вниз, но их успели подхватить орлы. Колдун оказался совсем ненастоящим - шел с армией и даже с мечом, говорил умные вещи. Тот оборванец, что стал князем, выкопал чуть не тыщу трупов, и они стали ходить за ним. Он потом стоял на холме и отбивался от всего вражеского войска - но его тоже орлы вытащили, и отнесли к пиктам, там снова колдун откуда-то взялся... Они пришли в город и там узнали что победили.
Солнце крутилось в небе день ото дня - как сумасшедшее. Дружину Гардарики спас от паники друид - он сжалился над южными народами и рассказал про полярный день, полярную ночь, а заодно и про полярное сияние. Долго еще викинги спрашивали у краснеющего Кирли заклятье, которым поворачивают избушки разных ведьм.
Тья-сан очень уважали в семье Карамуно - она знала восемнадцать способов чайной церемонии, вырезала нэцке, складывала оригами, хокку и танка, могла каллиграфически их записать на свиток тонкой рисовой бумаги красной и черной тушью с помощью мягкой кисти.... Но ее никто не хотел брать замуж - лучше жить совсем без жены, чем с женой, которая может показаться гостю умнее мужа. Тья не была виновата в том, что много знала, плохо было то, что она это не скрывала.
Именно поэтому Тья сейчас шла по дороге к побережью, обремененная только нагинатой, замаскированной под дорожный зонтик. Кстати, этой нагинатой она недурно владела - девушки из приличных семей получают недурное образование. Кроме нагинаты, одежды, еды и мешочка с очень полезными в дороге деньгами у девушки ничего с собой не было.
Три дня назад, подстригая бонсаи в комнате отца, она услышала голоса из-за ширм и невольно прислушалась, уловив свое имя. Отец говорил с самураем, приехавшим на закате - его конь и одежда пропитались потом и слились в серую статую, покрытую пылью. Самурай отсыпался сутки, а потом уединился с отцом - разговор действительно был серьезен:
– Дайме Мацушита действительно готов отдать рощу у реки?
– Мой господин, Митсубиси Фусо, не бросает весенние лепестки сакуры в быстротекущий ручей!
– Моя дочь строптива, не отошлет ли ее господин Фусо за манеры? Тогда я не буду знать, что мне с ней делать - спасти честь, сделав сэппуку, или же бросить ее в кратер Фудзи, на растерзание птицам.
– Владетель голубых просторов Нокиа, господин Мацушита, сможет проучить непокорную - ему необходимы жена и наследник. Как сказал ямабуси Биси Дору: «Люби жену, учи ее палкой, если она строптива!»
Именно поэтому Тья-сан в одночасье бросила родной дом, семью, и захватив только те деньги, которые смогла унести, ушла из дома. Она шла в горную обитель Кион-сю, там никто не мешал бы ей заниматься искусством. Тья оделась для путешествия как бедная крестьянка с западного побережья, идущая в город повидать своего сына, служащего у богатого господина. Девушка скрыла свою красоту и молодость под бесформенным кимоно расшитым журавлями, соломенной конической крестьянской шляпой и обильным слоем грима на лице. Самым сложным в роли бедной старушки было платить золотом, но и это Тья проделывала с изяществом - она протягивала монету дрожащей рукой и надтреснутым голосом говорила:
– Возьми, добрый человек, и ты уж не обмани со сдачей - ведь вся деревня собирала меня, чтобы смогла я в последний раз повидать сына, ушедшего в город...
На четвертый день путешествия девушку нагнали три человека. Трудно было встретить более странную пару - обедневший самурай с рулоном шелка на плечах, огромный борец-рикиси с длинными волосами, выбивающимися из традиционной прически, и хрупкий юноша с огромным рюкзаком за спиной, позади которого по дороге торжественно волоклась длинная веревка. Еще издали юноша окликнул Тья:
– Эй, красавица, куда путь держишь?
– его друзья засмеялись этой шутке, но юноша совсем не шутил. Подойдя ближе он стал критиковать:
– Кто так подделывает старушечью походку! Разве старухи так ходят? У них нет бедер, поэтому они ими не крутят.... Твой грим наводит на подозрение что тебя учила Сэймаку Сэндзи - только она может посоветовать пренебречь зеленым цветом выделяя морщины...
Тья-сан остановилась. Искусству грима ее действительно обучала Сэймаку Сэндзи. Вся троица устроила привал, самурай благородным жестом предложил присоединиться к походному обеду, путники представились, а наглый юнец продолжал ходить вокруг Тья и вслух обсуждать ее маскировку: