Поход клюнутого
Шрифт:
Бинго открыл рот, чтобы возразить, но вместо этого инстинктивно попробовал извиниться. Техникой извинения он отродясь не владел, потому сказалось им что-то невразумительное, типа:
– Не буду, ветчина с песнями, до самых седых подмышек!
И шмыгнул носом, рассчитывая сделать это трогательно и умилительно, но взамен того некрасиво заляпав пол и доспех кровью из поврежденной ноздри.
Капитан нимало не впечатлился и с сурового пути обрекающей своей мысли не свернул.
– Будем, стало быть, с тобою по-суровому, – обронил он веско. – А ну, за мной топай, да не думай свернуть или там сбежать – хуже будет. Благодарю за содействие, мэтр Крейг, за мною, вы ж знаете, не заржавеет. Да вот, кстати, могу ли еще об услуге попросить? Отрядите человека ко мне домой со словом к дворецкому. Пускай велит заседлать в поход
– Удачи, сэр капитан, да и тебе, сэр гоблин, – благодушно пожелал купец из-за спины сэра Малкольма. – Ежли я чего в жизни разумею, от сего момента она тебе ох как кстати придется.
Бинго панически всхлипнул и покорно поволокся за капитаном. Со страху в нем прорезалось понимание, что шутки и впрямь кончились, а когда без шуток – тогда затеваться не резон даже с маломерком. Так маленькая белочка, защищающая свое потомство, обращается в злобного демона, с коим не совладать и знатному клановому бойцу, и лучшее, что можно сделать, – не злить ее дальше, а позволить ей идти, куда хочет, не совершая резких движений. От переживаний гоблину опять захотелось кушать, а поскольку желудок его, имеющий какой ни на есть конечный объем, заполнен был и так практически до отказа, его вполне логично затошнило, но расставаться с поглощенной халявой и тем более выплескивать ее на голову мерно шагающего впереди капитана, этого клубка грядущих неприятностей, Бинго был не готов, так что ограничился глубоким паровозным пыхтением и мученическим выпучиванием глаз.
Сэр Малкольм стремительным нахрапом преодолел двор, внушил эквивалентные чувства и Клепсидре и вмиг взвился в седло. Бингхам, стесняясь заскулить, тоже полез на свою конягу, а капитан, не заботясь более его присутствием, немедля развернул кобылу в ведомом ему направлении и чувствительно ее пришпорил. Незримый поводок, протянутый меж ним и гоблином, натянулся и на миг опасно завибрировал, но выдержал. Взгромоздясь верхами и матеря про себя не понимающих шутки рыцарей, Бинго последовал за работодателем, забыв даже, что управлять лошадью не умеет, а оттого непривычно легко добившись от нее потребного.
На этот раз ведущий был столь суров и стремителен, что не состоялось ни разговоров, ни попутных приключений; стремительная скачка во весь опор, добавочно осложнившая болезненное положение Бингхамовой задницы, а в конце маршрута – самый натуральный казенный дом.
3
Кварталы пронеслись мимо и вскоре, к вящему опасению и неудовольствию Бингхама, обрели вид нежилой, но казенный. Совсем же испарились надежды гоблина на то, что все еще может обойтись, когда Амберсандер решительно припарковался возле здания, на вид донельзя сурового – сложенного из массивных серых глыб и забранного на всех окнах толстыми железными решетками, какие не факт что и при желании удастся выломать.
– Может, не надо?.. – осмелился пискнуть гоблин, с неприязнью оглядывая крупных парней при полном вооружении, вытянувшихся во фрунт при виде капитана.
– Надо, – сквозь зубы огрызнулся сэр Малкольм. Негодование, бурлившее в его недрах с самого момента исторической встречи, перестало полыхать ярким пламенем, зато смерзлось в ледышку, которая, как известно, при общем обморожении организма тоже может ощущаться как ощутимо теплящаяся. Паника, обуявшая гоблина, приятно оттеняла это иррациональное тепло, а осознание, что вот-вот кончится гоблинская масленица, сияло в мозгу капитана ярким светочем, идти на который в любой кромешной тьме легко и приятно. – Не отставай, не то заблудишься, и я тебя тут с удовольствием потеряю. Дубину свою прихвати, если хочешь.
Бинго постарался решить, хочет ли он прихватывать дубину, и уяснил для себя, что то, чего он хочет, находится миль за пять от нынешнего его местонахождения – все равно, в какую сторону. С лошади он сваливался совсем уже мешком, колени подрагивали, так что дубину прихватить все-таки пришлось – в основном в качестве посоха. Капитан широким шагом направился к самой неприятной на вид двери – обитой железом, снабженной засовом и опекаемой сразу четырьмя окольчуженными верзилами.
– Этот со мной, – кратко объяснил им сэр Малкольм. – Открывайте!
Спорить
– Отбой, – огорчил их капитан. – Сами обойдемся. Факел только дайте.
Факел немедленно появился из караулки, бородатый сержант споро высек на него искру и, прикинув субординационные моменты, вручил его Бингхаму в свободную руку.
– А еще чего-нибудь? – вяло пожелал Бинго, совершенно растерявшись, – то ли ему хотеть казаться как можно меньше и незаметнее, то ли, напротив, как можно больше и всех застращать. – Золото, брульянты, может, у кого дочка симпатишная?
– Арбалеты заготовьте, – оборвал его пожелания Амберсандер. – Коли этот крендель без меня возжелает выскочить, дырявьте его без жалости. Да на всяк случай бронебойными заряжайте, он из прочного семейства, сам давеча хвастал.
– Бронебойный дырявит хорошо, а убивает скверно, – уныло признал Бинго. – Может, срезнем лучше? Чик – и не мучайся.
– Ничего, помучаешься. Свети!
И двинулся капитан в темноту за дверью, а Бинго, ежась от скрипа за спиной арбалетных воротов, неволей потащился следом, высоко задрав факел. Самому-то ему этот неровный свет даром был не нужен, гоблины и в сумраке видят преотлично, а тут тем более смотреть было не на что – сплошные ровные каменные стены да лестница под уклон, время от времени загибающаяся налево под прямым углом. Глянув в лестничный колодец, Бинго немедленно пожалел о такой предприимчивости – лететь вниз получалось не так чтоб очень долго, но сугубо неприятно, ибо даже соломки подстелить не удосужились – через сотню футов ждал сплошной каменный пол, голый, как череп шамана. Из такого, поди, выбираться – сплошное удовольствие, но и оно теряется, если вспомнить про арбалеты с бронебойными игольчатыми болтами, ждущие наверху под ласковым солнышком.
– Ежли ты вдруг обиделся, таки ж я обратно говорю – не со зла я, – проблеял Бингхам жалобно. – Ну, тресни меня ответно, даром что я особо не кашляю... чего сразу в такие пенаты? Я птичка вольнолюбивая, горная, в эдаких казематах у меня эта, как бишь ее... проклятые эльфы горазды словеса выдумывать – язык сломаешь!.. клаустрофобия!
– Раньше сядешь – раньше выйдешь, – отмахнулся капитан от его излияний. – Молчи уже, береги дыхание, да и образ не порть. Даром, что ли, я тебя в герои ряжу?
– А я железную башку там забыл, на лошадке-то! Какой я герой с такой-то паскудной рожей? Мож, того... вернемся за ведром? Заодно сядем, дух переведем, перетрем за наше ничего... а?
Капитан ни возвращаться, ни поддерживать диалог не пожелал, а пожелал он со всей доступной скоростью преодолеть лестницу, опустившись на самое дно каземата. Здесь обнаружился длинный коридор, по обе стороны которого тянулись бесконечные ряды каморок, замкнутых толстенными решетками из деревянных брусьев, а где и из прутьев, в которых под ржавчиной угадывалось неплохое железо. Вот тут факельный свет оказался нелишним и для гоблина – настолько густой, непролазный мрак стоял в темнице. Смрад висел – куда там пресловутой гоблинской портянке, отродясь не стиранной. И не только нормальный, физический смрад нечистот и немытых тел, но и характерный для натуральной темницы запах безысходности, безнадежности, неволи. Бинго на миг даже забуксовал, размышляя, не разменять ли таки сулимое здесь сомнительное счастье на попытку прорваться через арбалетчиков – а то потом выбирайся еще и из камеры... но в последний миг смекнул, что в каталажку вот так вот, с факелом, палицей и при полном доспехе, обыкновенно не конопатят, так что собрал, сколько оставалось, самообладания и поволокся вслед за капитаном к самым дальним камерам. По пути огляделся по сторонам, утешая себя наблюдениями – и впрямь заросшие особи, донельзя неопрятные и грязные, не могли похвастаться наличием оружия и доспехов. Иные боязливо жались по углам своих каморок, некоторые же, напротив, приникали к решеткам, блестя в тусклом факельном свете глазами. Один аж длинную ручищу выпростал навстречу источнику света – капитан его миновал, не удостоив вниманием, а гоблин хотел было по совести отмахнуться дубиной, но разглядел длинный потек слюны, свисающий из бездумно оскаленного рта бедолаги, и сердобольно обошелся легким шлепком наотмашь, чисто чтобы дорогу не застил.