Поход клюнутого
Шрифт:
– Да не будем мы потолок рушить! Мы, дварфы, известные строители, а не какие-то там хунвейбины.
– А вот этот – вылитое оно, что бы сие слово ни значило!
– Этого я сейчас свяжу и спать завалю за шкап.
– Не советую, – кротко предупредил Бинго. – Мыться меня как раз ты и подначил, не забыл еще? Я чего, я чистый агнец, а вот с забурлениями шутки плохи.
– Какие еще забурления? – взвыл хозяин в неподдельном отчаянии.
– Ну, знаешь, такое вокруг меня, типа магического хаос шилда. Солдат спит – служба идет. Я ничего,
– Ты еще и колдун, не художник даже?! Вон, вон отсюда! Чтоб ноги вашей не было под моей крышей! Или за стражей ныне же иду, и тут уж не откреститесь – всех постояльцев подниму против вас свидетельствовать!
Когда двери «Ресторацио» с яростным стуком захлопнулись за спинами незадачливых постояльцев, Торгрим как мог отвел душу – сдернул с головы железную шляпу и отоварил ею Бингхама по пузу. Из мокрой одежды полетели брызги. Бинго охотно ойкнул.
– Откуда ж ты такой свалился на мою голову?! – возопил дварф, устремляя измученный взор к небесам, с которых ему издевательски ухмылялись звезды.
– Из Челябингска.
– Правда?
– Нет.
Торгрим в сердцах отвесил гоблину еще одну плюху капеллиной, за что был награжден новым каскадом брызг.
– Завязывай уже, – предложил Бинго миролюбиво и поежился, поскольку ночной ветерок теплым было не назвать. – А то начну падать во все стороны, потом от всего города откупаться придется.
– А ну, смирно стой, не теряй равновесия! В таком-то хоть положении авось ничего не взбурлит... или может?
– Затрудняюсь ответить. – Бинго непосредственнейше забурил в ноздрю длинный корявый перст. – Это типа как хворь, а хвори разве дело есть, стоишь ты или, к примеру, падаешь?
– От всякой хвори лекарство есть!
– Эгей, только давай без клистира. Это не там хворь, это тут. – Бинго потыкал все тем же пальцем в толстый свой череп. – Именно сюда меня клюнула злая тварь, которую в народе зовут гобломинго, а ученые эльфы величают гоблинским боевым задолбуем. Я всего-то хотел у ей из хвоста перьев позаимствовать, на здоровущую сосну за ней влез, а она как жахнет! Птица, это самое, удачи, ага. Предупредили бы, что к удаче такое идет в нагрузку, так я б...
– Что б ты?
– Ну, не знаю, корзину бы на эту тварь нахлобучил и с собою носил, дабы ею клевать каждого приглянувшегося. Мне б одному не так скучно забурлять было, и ущербным бы себя не чувствовал!
Дварф в сердцах снова замахнулся шляпой, но тяжко вздохнул и обвесил руку.
– Хватит дурствовать, начинай уже соображать. Где нам ночевать теперь?
– Брось ныть, борода. Пойдем по городу прогуляемся, познакомимся с тутошней ночной жизнью.
– Спасибо, я уже познакомился, насилу отбрехались от сержанта.
– Ты прекращай во всем видеть только темную сторону! Эдак вскоре речь твоя станет совершенно эльфийской, уши вытянутся, плечи усохнут, и свою детскую лошадку обзовешь Меланхолией.
– Что ж мне, восторгаться, что стою ночью посреди чужого города и даже в гостевую дверь
– А чего ты робкий такой? Пойдем-ка, постучимся во всякие двери! Мол, угости или напугаю, обогрей или поколочу, пусти ночевать или зарежу.
Бинго подобрал панцирь, вышвырнутый запальчивым хозяином вдогонку, и со вздохом его навьючил обратно на плечи.
– Вот так пристанет героический имидж, потом не отделаешься. Пойдем-ка, пошатаемся покамест, поговорим с людями за жизнь. Можешь сам говорить, а я на подпевках побуду.
– Не хочу я говорить с эдакими сумасбродами, которые ночами по улицам шляются.
– Ну и зря, среди них попадаются и синпатишные, даром что при ножах. – Бинго подсмыкнул перевязь с мечом. – Ладно, говорить я буду.
– Не о чем нам с ними говорить! Найти бы, где на ночь приткнуться, и ладно.
– Как же найти, язык не почесав?
– Будешь меня злить – брошу тебя посреди города, сам пойду попрошусь хоть в «Кувшин» тот же! На лавку, под лавку, в конюшню наконец – все не на ветру, в ожидании, из какой подворотни в спину арбалетом выпалят.
– Да ты, брат, совсем с глузда съехал от осторожности. – Бинго демонстративно огляделся по сторонам. – Это тебе не фронтир дикий, тут дуэргаров не водится. Которые убиватели, те отсюда давно выбрались. Кто попроще, те с Порвениром копьями меряться, а поумнее которые – в народные депутаты... или как там называются эти, которые всех либо запугали, либо купили и теперь в ус не дуют, по столичным особнякам сидючи.
– Разбойничьи атаманы?
– Нет, атаманы – это которые в поте лица честным грабежом промышляют, в лесных халупках ныкаясь и под конопляной теткой ходючи. Эй, почтенный, постой-погоди, дело есть! Как, освежи мою память, называются такие бессовестные... Куда ты, почтенный?!
Приблудный ночной прохожий не возжелал освежать Бингхамову короткую память и проворно юркнул между домами, спасаясь от познавательной беседы.
– Спешит, наверное, – смекнул Бинго. – Да прекрати же ты кукситься, мой компактный друг! Мир прекрасен – по крайней мере, в тех местах, где нас нет; небо ясное, ни тебе дождя из лягушек, ни грома и молний, ни града с куриное яйцо. Доставай свою трубку, может, хоть она тебе вернет душевное спокойствие.
Возражения у Торгрима как раз закончились, так что трубку он безропотно вытащил и принялся набивать, неспешно труся за отправившимся по улице Бингхамом. Хорошо хоть коней не вытолкали из пригостиничной конюшни – еще не хватало с ними бродить, подобно дикому табору. А то, чего доброго, гоблин начнет встречным гадать по ладошке, да такого нагадает, что потом не отмахаешься от обиженных.
– Городская жизнь не для слабых духом! – вещал Бинго нараспев, трюхая по улочке под уклон и звякая всеми пряжками на незастегнутом панцире. – Давят высокие стены этих бездумно огромных хибар, правда же? Для чего, к примеру, нужны три поверха? Это ж устанешь по лестницам бегать, а то еще и заблудишься!