Поход клюнутого

Чичин Сергей

– Насчет скорости едва ли чем помогу, но в последние дни сильный восточный ветер. – Сержант указал на полощущиеся флаги над фортом. – То есть вам попутный.

– Точно, вояка! – возрадовался Бинго. – Надуем дварфовы штаны и полетим на них, как тот гномский исследователь на воздушном шаре.

– Летите, ежели угодно. Но я-то про что? За воротами через пяток миль будет развилка, и правая дорога поведет на север, к Серебрянке. По ней постоянно суда ходят – что вниз, что наверх, так вот вам наверх по течению

и надо – в аккурат к рухуджийской границе доставят. Слыхал я, от лишней охраны купцы не отказываются, ибо места там суровые.

– Наш борода воды боится, – наябедничал Бинго незамедлительно. – Правда, постоянно сей страх укрощает, макаясь мордой во всякую лужицу... кстати, тебе не повредит еще разок помыться, друже, больно от тебя разит.

– Твоими стараниями.

– Ну извини, впредь ты будешь с магами толковать, а я по злачным кварталам бегать, приключаться да экспу стричь.

– Чего стричь? Опять по-эльфийски?

– Нет-нет, это как раз чисто наше, гоблинское. «Прирастать пузом» значит.

– Ты скажи лучше, плавал ли на кораблях речных? Не выйдет ли впрямь преимущества в скорости?

– Корабли неспешны, к тому же против течения им пробиваться не всегда в радость. Но с другого конца ежели глянуть, они плывут круглый день, а еще им останавливаться не приходится – ни на обед, ни на подраться... все на плаву, попутно продвижению. Я б сказал, что идея хороша, аж неожиданно от хуманса при исполнении ее дождаться. А что, ты оборол свою робость всяких струй и готов тонуть?

– Тонуть я не готов, а вот плавать, ежели на пользу концессии, – как-нибудь прикушу себе бороду. Благодарим тебя, сержант, за ценный совет, общее гостеприимство, славное пиво, замечательный меч и за то, что не посадил сразу в кутузку.

– И за синее небо, и за зеленую траву, и в особенности за правильный дом с красными фонарями. – Бинго мечтательно вздохнул. – О, а это никак нашего подрядчика Филиона волокут... да с каким видом – не иначе на смертную казнь нагрешил чем-то!

Посланный за щитом стражник и впрямь вернулся, таща за холку молодого художника. Вид Филион имел самый бледный, то ли с перепугу, то ли от бессонной ночи за трудами, ногами заплетался, ерошил волосы и бормотал что-то издалека неслышное.

– Час от часу не легче. – Сержант выдвинулся на передний край. – Что там стряслось? У нас и так мародеров полные камеры!

– Этот вот паскудник покушался на рыцарскую честь и сотворил непотребное, даже и рассказывать совестно, – отрапортовал стражник и встряхнул художника. – Ну ты, давай-ка, покажи сержанту свою мазню!

– Ваша честь! – На глаза Филиона навернулись крупные крокодильи слезы. – Это ж я не по умыслу, то есть не по своему умыслу! Вон тот сударь заказать изволили, я возражал, что надобно иными образами, но они настаивали, бить лицо грозились за отклонения от диздока,

а также сапогом иные области обхаживать...

– Ну уж будто бы. – Бинго словно даже и смутился. – Не так уж я и страшен, скажи им, борода? Я шутил. Я веселый!

– Показывай, – велел сержант устало. – Недосуг мне с вами.

– Пусть уж сударь посмотрит и признает, что согласно его заказу исполнено!

– Смотри сюда, сударь. – Гилберт поманил гоблина пальцем и, выдернув из тряских рук художника завешенный тканью щит, резко сдернул с него обертку.

На полминуты повисла глухая тишина, в которой слышно стало, как вредоносный жук грызет дерево ворот и зевает на стене форта дрыхнущая кошка.

– Это вот ты и заказывал? – осведомился сержант деревянным голосом.

– Точно это, – тихо, но твердо признал Бинго. – За буквицы не уверен, не разбираю, но, судя по тому, как твое должностное лицо наливается, парнище и тут не подвел.

– Чё просили, то и написал, и стыдно же теперь! – плаксиво возопил Филион, делая попытку бухнуться на колени. – Да кто ж из мэтров от живописи после такого меня в ученики возьмет?! Пойду теперь домой, свистульки до конца жизни вырезывать!

– А десяток плетей за хулиганство и оскорбление нравственности не хочешь?

– Да я чего? Это все они!

– Это вовсе не «все они», – сурово отрезал гоблин и отобрал у сержанта щит. – Они только заказали, а сделал ты. Так что давай, давай, не отлынивай. Денежку передали тебе?

– Денежку передали, а насчет плетей не договаривались!

– Вот и договаривайтесь, а мы поехали, не то свой корабель пропустим. – Бинго почтил собрание лучезарной ухмылкой и повернулся к дварфу: – Давай загружайся на ослика! Видел мой щит? Теперь я всамделишный лыцарь, с гербом и девизом.

Торгрим глянул и присоединился к общему оцепенению. На круглом Бингхамовом щите, покрытом стараниями Филиона серебряной эмалью, красовалась весьма достоверная массивная латная перчатка, сжатая в грозный кулак... с выразительно оттопыренным средним пальцем. На этом фоне девиз, начертанный на красной ленте по верхнему краю золотыми буквами, не бросился в глаза так уж сразу; а когда глаза дварфа на нем наконец остановились, в горле возник непреодолимый сухой ком.

– Это не девиз, – сообщил Торгрим сдавленно.

– А что же? – удивился Бинго.

– Это хамство.

– Да, но почему не девиз? То, что ты хам, тебе же дварфом быть не мешает?

– Девиз – это краткое изречение...

– Оно краткое! И оно изречение! Хочешь, изреку?

– Девиз отражает главную, руководящую идею...

– А это она!

– «Ты #@й» – это твоя главная идея?!

– Самая стойкая и безошибочная! Э, мужики, вы на свой счет не берите! Это ж щит, он к врагу обращен, вот пусть враг и знает, что я о нем думаю!