Поход
Шрифт:
Монах, спрятав меч за спину, поклонился. Я стоял в двух шагах от него и рассеянным взглядом смотрел перед собой.
— Лю Юн, не убивай его сразу. Наши воины должны увидеть, как ты играешься с этим казаком. Он хорошо подготовлен, поэтому играй, но будь осторожен, — произнёс Чжао. — Как только мы с господином Ли отойдём к уважаемому Чену, можешь начинать.
Я услышал за спиной удаляющиеся шаги, сам же продолжая следить за Лю рассеянным взглядом.
— Начали, — услышал я через несколько секунд громкую команду на русском от комбата Ли, хотевшего, видимо, хоть как-то помочь мне.
Монах, сделав широкий шаг правой ногой, ударил своей саблей-мечом снизу справа-налево и вверх. В верхней точке развернув лезвие сабли, полоснул
В этот момент монах нанёс быстрый колющий удар в мою стоящую впереди правую ногу, несмотря на мою реакцию, полностью избежать удара мне не удалось. Делая шаг назад, я почувствовал несильное касание кончика меча противника чуть выше колена.
— Лучше один укол, Лю, чем сто рубящих ударов?! В Шаолинь узнали об этой истине? — произнёс я на китайском в лицо противнику, чем вызвал его неподдельное удивление и сбил темп его следующего удара.
Сабля не так быстро в выпаде устремилась к моему левому плечу, и её лезвие встретило на своём пути моё левое предплечье. За моей спиной громко вскрикнули Тонких и Зарубин, но для меня их вскрик заглушил тихий скрип разрезаемых верёвок.
Именно такого удара противника я ждал в течение боя из-за того козыря, который был у меня в рукаве левой руки. Козырь назывался — кожаный чехол с двумя метательными ножами, который крепится на предплечье. Этот чехол мне подарили браты на моё двадцатилетие. Метательные ножи, которые в чехле прикрывали сверху и снизу предплечье, были изготовлены из крученого харалуга кузнецом дядькой Каллистратом по моим чертежам метательного ножа «Лидер» из моего времени. Этот нож из-за балансировки было сподручно и оптимально метать, держась за рукоять.
Как чехол с ножами не заметили, когда мне вязали руки я объяснить сам себе не смог. И хотя добраться до ножей я со связанными руками не мог, у меня теплилась надежда, что кто-то поможет мне освободиться. И вот этим помощником стал монах Лю. Лезвие его сабли под углом в сорок пять градусов прошлись по трём виткам верёвки, связывающей мои руки. Нож на внешней стороне предплечья и кожа чехла не позволили добраться клинку до тела.
Я отскочил назад на пару метров, разводя руки в стороны. Левая рука стала полностью свободной, на правой болтались остатки верёвки. Не медля и секунды, правой ладонью за спиной подбил вверх кончик ножен. Шашка в ножнах выскочила над моим левым плечом, была перехвачена за середину левой рукой. Дальше всё было отточено до автоматизма. Выдернуть шашку полностью, опуская её по дуге вниз, правой рукой за гусёк шашки и резко развести руки в стороны. Левая рука с ножнами пошла на отбив клинка Лю Юна, попытавшего достать меня следующим уколом в грудь, а правой с шашкой с доворотом тела попытался рубануть по шее прыткого монаха. Не достал. Тот, будучи шокированным такими резкими изменениями в вооружении противника, отскочил от меня на три-четыре метра, резко разорвав дистанцию.
Это мне и было нужно. Всю тактику и стратегию этого боя выстраивал под то, чтобы оказаться вооруженным рядом с главарями бандитов. Почему? Очень просто! У двух предводителей восставших были мой маузер и два нагана. А это двадцать четыре выстрела. Да и у комбата Ли на поясе была кобура, судя по торчащей из неё рукояти, с кольтом «Миротворцем». С этим оружием уже можно было попытаться вырваться из усадьбы. А дальше как Бог положит. В своей основе боксеры — бывшие крестьяне с соответствующей военной подготовкой. Так что у двух казачьих офицеров и старшего урядника за воротами шансы на выживание значительно повышались.
Резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, рубанул по шее худого Чжао, успевшего наполовину вытащить из-за спины свой меч-секиру дадао. Продолжая разворот, левой рукой, как копье метнул ножны в голову комбата Ли, только-только потянувшегося к кобуре. Четыре метра не расстояние. Обитый серебром кончик ножен попал точно в середину лба китайского офицера. Это я отметил в прыжке, летя к толстяку Чену с вздёрнутой шашкой над головой. Время замедлилось. Я вижу, как командир жёлтоповязочников поднимает, разворачивая в мою сторону маузер с примкнутой кобурой. Черный зрачок дула смотрит мне в глаза. Вот палец китайца начинает давить спусковой крючок. Ещё мгновение и я увижу огненный цветок, вылетающий из ставшего таким огромным тоннеля для пули. Слышу звук «кек-кек» и, коснувшись ногами земли, наношу удар. Время убыстряется, и отделившееся от туловища голова Чена, отлетает в сторону, падая на землю. Тело толстяка продолжает стоять, из остатков шеи вверх бьет струя крови.
Не обращая на это внимания, краем сознания отметив только то, что ремень кобуры я также перерубил и маузер упал на землю, бросаю свою шашку в сторону Зарубина так, чтобы она воткнулась у него перед ногами. Следующим движением выхватываю метательный нож и бросаю его в Вонга. Тот уже достал дадао и замахивался им на хорунжего, который в ступоре смотрел на меня. Увидев, как глаза Тонких испуганно распахиваются, ухожу кувырком в сторону упавшего маузера, успев за время этого кульбита достать и бросить второй нож в набегавшего на меня монаха. Попасть не попал, так как Лю смог увернуться, но это дало мне возможность схватить маузер и развернуться в сторону главного противника. Снимаю предохранитель. Понятно теперь, почему не повезло Чену. Выстрел. Многообещающий буддийский монах падает в шаге от меня с третьим глазом во лбу.
«Кунг-фу монастыря Шаолинь очень хорош, но кунг-фу товарища Маузера сильнее», — усмехнулся я про себя, расстреливая обойму, выбирая самых прытких и вооружённых огнестрелом боксёров.
Десятый выстрел — десятый труп. Как не жаль, бросаю пистолет. Прыжок к телу Чжао. Выхватываю из кобур на поясе свои наганы и только после этого бросаю взгляд назад. Вонг готов. Лежит с ножом в правом глазу. Лихо я, однако! Урядник уже освободился сам и сейчас режет верёвки на руках Тонких, который так и не вышел из ступора.
— Бегом к коновязи, — кричу я им, а сам, вскинув револьверы, также двинулся в ту сторону, стреляя на ходу. Дойдя до комбата Ли, остановился и продолжил, как в тире, расстрел одиннадцати китайцев, которые перегораживали ворота. Одиннадцатый выстрел, противник в воротах закончился. Наклоняюсь над китайским офицером и замечаю, как его веки начали подрагивать. Упираюсь стволом нагана в левой руке в грудь комбата, а второй револьвер, в котором не осталось патронов, поднёс к носу китайца.
— Ингуань Ли, я благодарен за то, что вы сделали для нас. Поэтому оставляю вас в живых.
Эту фразу я произнёс на китайском, что заставило Ли вздрогнуть и открыть глаза. Улыбнувшись в удивлённые глаза китайца, я дозированно ударил его по сонной артерии, выпустив перед этим из правой ладони, ставший бесполезным револьвер. Достал из кобуры китайца здоровенный кольт, побежал к коновязи, наведя револьверы на восставших, которые стояли справа от ворот, но не стреляя. Девять патронов на два ствола осталось. Еще могут пригодиться, тем более эти китайцы застыли, будто в столбняке.
События развивались столь стремительно, что не только Тонких завис. Большинство боксёров также не понимали, что происходит во дворе усадьбы. Слишком резко всё поменялось. Вот они собрались, чтобы посмотреть на казнь чужеземцев, меньше чем сто ударов сердца и их главари убиты, мёртв монах из Шаолинь, обучавший их, как надо владеть мечом, копьем, шестом. Убито больше двух десятков их товарищей из огнестрельного оружия, про которое говорили, что оно не может повредить восставшим. Было отчего остолбенеть. А тут ещё это бешеный казак на них свои убивающие железяки наводит.