Поиск-88: Приключения. Фантастика
Шрифт:
— Закопал я его, парни, — сказал он им тихо.
— Надо было хоть шкуру снять или когти на брелки оставить, — не унимался Сашка.
— Быстро ты на Камчатке освоился, — сказал тихо Семен. — Если останешься здесь жить, уж ты брелков понаделаешь.
— И действительно, жалко их бывает, — развил тему Андрей. — В восьмидесятом году я видел, как медведей на Олимпиаду заготавливали. Они тогда только встали — май месяц! — на снегу хорошо видно, а их с вертолета, из карабинов... Вот тогда очень жалко было! Им и спрятаться-то негде было...
— А зачем на Олимпиаду медведи? — удивился Сашка.
— Валюта. Шкура — интуристам на сувениры: «Мишка олимпийский», а мясо... вроде как на национальные блюда. Русская
— Ух ты... — выдохнул Сашка. — Да сколько их тут всего?
— Много.
— А шкура сколько может стоить?
— Ну, долларов семьсот-восемьсот... Черт его знает! Я не покупал.
— Семен! Хоть шкуру-то можно было снять! — зло сказал Сашка. — Семен, давай откопаем, а?
— Я вот тебе откопаю, — со спокойной угрозой сказал Семен и отодвинул его еще теплыми стволами ружья.
4
Так начался сезон. Через три дня пришел оранжевый «МИ-восьмой», привез по заявкам продукты и еще троих рабочих — дошли до начальства Семеновы радиограммы. Отряды комплектовали спешно.
Валерка опять встретился с Артамоном, разжалованным из радистов в рабочие. Третьим ему достался угрюмый кадр по фамилии Бородин, которому Валерка тут же припаял кличку Композитор.
Андрей, вздохнув, взял себе в отряд молодую специалистку Веру и вежливо пригласил «поработать вместе» Олега. На удивленно поднятую бровь Семена пояснил:
— Для разговоров. Начитанный парень.
Андрей явно темнил. Леха Бобров из Рудной партии, которому он пообещал охоту, рыбалку и третий разряд, должен был подлететь через несколько дней.
Сам Семен остался с остальными. Витек Назаров уже с первого дня занимался его хозяйством: сортировал ложки-плошки, презрительно усмехаясь, менял рукоятки топоров, выточенные какой-то артелью и купленные снабженцами, на свои — из крученой каменной березы, ошкуренные, осмоленные, изящно выгнутые топорища. Второй в отряде Сашка тоже развил бурную деятельность и кормил отряды отчаянно подгоревшей рисовой кашей с тушенкой. Валерка до самого отлета поддразнивал парня, разговаривая с ним с китайским акцентом, которому научился у себя в Забайкалье.
После того дня, когда Надежда заступила Семену дорогу и посмотрела серыми испуганными глазами, Семен старался избегать ее. Но вот улетел на точку первый отряд — Валеркин, и в тот же день они услышали по рации: «Р-работает «Базальт-45!» На следующий день опять пришел вертолет, и Андрей, нагнувшись — уже из салона, — пожал Семену руку: «Удачи тебе, старина!» И как-то так просто получилось, что молодой специалист техник-геофизик Надежда Белова осталась в отряде Семена.
Надежда — третья, сам — четвертый. Да еще Рыжий, который принес в зубах свою эмалированную миску на вертолетную площадку, когда увидел, что люди сняли палатку. Он сел рядом с ними, перебирая передними лапами и повизгивая, как, должно быть, ждали хозяев с кочевья его предки — корякские зверовые псы. Он раньше всех услышал вертолет, но не стал его высматривать в небе, как остальные, а вздохнул почти по-человечьи и положил голову на лапы.
А вертолет рокотал черной точкой над перевалом, рядом с взметенным в синеву остроконечным Вилючинским вулканом. Их вертолет...
Следующая точка была в Центральной Камчатке, на речке Радуге. Теперь на пять месяцев эта палатка, где в центре стоит аппаратура, по бокам раскладушки с марлевыми пологами — уже полезла ноющая на одной ноте ненавистная комариная нежить, — у входа железная печка. Работы сразу же навалилось много. Семену приходилось делать все — сидеть за аппаратурой, помогать Витюхе по хозяйству, учить народ электроразведочным премудростям. Работа казалась нехитрой, но здесь были нужны интуиция и опыт, что вырабатывался за десяток полевых
— ...Тогда мы еще на лошадях работали. Однажды три дня десятисекундники ловили. Короткопериодные идут редко, не пропустить их — вот в чем мастерство... Наконец записали, я проявил, быстренько станцию собрали, мужики уже палатку снимают — поле пошло, надо план делать... А ленточку на кустах, в тенечке сушить повесили. Тут одна из лошадей, кобыла по кличке Лягавая, подходит к кустам и начинает жевать осциллограмму. Наш Валерка подбежал, отобрал, смотрит — градуировку она уже скушала, снова надо переписывать... Такого он, конечно, не выдержал, схватил ее за уши и укусил за нос. Так эта кобыла до конца сезона его боялась: медведь рядом пройдет — это полбеды, а вот Валерка — шарахается и ржет так жалобно...
Он уже с первых дней определил, что в работу по-настоящему включаются только Надежда и Виктор. Девчонка подражает ему почти во всем, даже конспектик составила со всеми аппаратурными делами — настройками, переключениями и с вопросами лишний раз не лезет. А Витюха — мужик толковый. У него и в экспедиции кличка была, как у какого-то агента — Витька-Ноль-Девятый. Хотя агент тут, конечно, ни при чем, это от номера телефона, где справки дают. Семен с ним работал уже не один сезон, знал, что парня можно спокойно посадить писать ночные вариации. Работа простая, но требует исключительного внимания, а так — сиди, пей чай, поглядывай на осциллограф, а когда какой-нибудь из пяти бликов вздумает со шкалы осциллографа улизнуть — верни его компенсатором на место.
С Сашкой было хуже. Радиотехникой он не занимался, на все объяснения кивал кудрявой головой, его красивые голубые глаза становились такими умными, что Семен пару раз доверился — посадил за осциллограф. Но Сашка начинал хвататься за все переключатели сразу, портил запись и все больше терял доверие как будущий помощник. Рабочим вроде бы и не положено сидеть за аппаратурой, но в поле Семен устанавливал свои правила: сам себе и отдел кадров, и профсоюзный комитет. И не было еще сезона, чтобы у него кто-нибудь в палатке провалялся, место занимал.
Семен давно хотел попасть на речку Радугу. Название красивое, необычное для Камчатки... Здесь красоты своей хватает, может быть, поэтому народ на слова скуп.
В полевом журнале он коротко записал: «Точка расположена на левом берегу р. Радуги, в 580 метрах юго-восточнее триангуляционного пункта отметки 806,5 в 100 метрах севернее впадения в Радугу безымянного ручья и в 1350 метрах на юго-запад от отметки 1750 м».
Окатанный галечник влажно светился на отмелях. Как и положено речке с красивым названием, Радуга была чистой, холодной и рыбной. Борта речной долины поросли низким кедровым стланником и ольхачом, а узкие и глубокие тундровые ручьи изрезали ее замысловатой вязью. По берегам их вымахала высокая — в рост человека — трава. В таких местах всегда пахнет сырой землей, прелостью и теплой зеленью. И в густых зарослях проложены натоптанные тропы, там впечатаны в землю медвежьи следы, взрыта тропа когтями — даже цивилизованный человеческий нюх сразу же чувствует угрожающий запах зверя, даже замыленный городской суетой глаз мгновенно видит и клочья шерсти на кустах, и сломанную ветку, покачивающуюся в тишине... Хорошее это было место. Дикое. И рыба должна пойти со дня на день, и камешки цветные здесь должны быть.