Поиск-89: Приключения. Фантастика

Другаль Сергей Александрович

Выслушав сбивчивый рассказ Шилова, Любовь Сергеевна вдруг выговорила:

— Можно, я вас поцелую?..

— Меня?!. — Лев Игнатьич опешил, но не успел и опомниться, как ее губы нежно коснулись его щеки. Шилов превратился в соляной столб.

Пока он так стоит, заметим, что Лев Игнатьич уже три года жил один. Единственная дочь, закончив институт в Москве, вышла замуж и уехала с мужем в Эфиопию на три года.

— Можно, и я вас поцелую? — вдруг придя в себя, несмело попросил Шилов.

Любовь Сергеевна ничего не ответила, она

только смутилась, и Лев Игнатьич, посчитав сие за согласие, поцеловал ее. Так они еще долго и легкомысленно целовались, пока солнце не зашло за дома и тень не легла на окна.

— «Джонни, ты меня не знаешь!..» — вдруг пропел Шилов.

— «Ты мне встреч не назначаешь…» — отозвалась Любовь Сергеевна. Потом они пили чай, а проголодавшись, готовили ужин, и напрасно беспрерывно звонил телефон в квартире Шилова. Он самолично уволил себя с поста председателя КВР, о чем в тот же вечер и доложил Римме Эммануиловне.

«Первый звон — чертям разгон», — любил средь бухгалтерской тишины изрекать Неверующий. И все знали, что Петр Иванович обнаружил у кого-то ошибку в подсчетах, что означало минус пять процентов квартальной премии. Оттого все затихали и боязливо поглядывали на него, а он не торопился объявить виновного, тянул, похмыкивал, накаляя без того жаркую атмосферу. Так случилось и в этот раз.. Прошло двадцать минут, все попритихли — а сидели в одной комнате, даже отдельного кабинета не имел Петр Иваныч, — как вдруг Боборыкина не выдержала:

— Может, хватит, Петр Иваныч, издеваться над коллективом?!.

— Что?!. — У Неверующего даже очки слетели с переносицы. — Вы что, Боборыкина, чертей всю ночь гоняли?!. Вы как разговариваете с главным бухгалтером?!.

— Вы для нас в первую очередь мужчина, а не главный бухгалтер и ведите себя как мужчина, а не как баба! — она так брякнула это слово «баба», с таким чувством, что вздох замирания пробежал по столам. В воздухе запахло электричеством. До обеда оставалось десять минут, и Пуговицына, старший кассир и старейший член бухгалтерии, неожиданно поднялась и, взяв кошелек, вышла. За Пуговицыной моментально выскочили остальные, оставив Боборыкину наедине с Неверующим.

«Прекрасно!» — заулыбалась Боборыкина, расценив этот уход как негласную поддержку подруг. Наедине можно не бояться, все высказать, свидетелей нет.

— Ну-ка, подойдите сюда! — Неверующий поманил ее пальчиком.

— Нет, это вы подойдите! — усмехнулась Боборыкина и, поманив Петра Иваныча пальчиком, указала на стул перед собой.

Неверующий даже оглянулся, точно это не его звали, а кого-то другого. Но в комнате, кроме них, никого не было. Он, конечно, мог возмутиться, закричать, но вместо этого Петр Иваныч поднялся, переместил резинки на рукавах, подошел к указанному стулу и сел. И Боборыкина сразу же растерялась.

Да, глянув на Петра Иваныча вблизи, она растерялась, но совсем по другому поводу. Та красавица, на которую заглядывался вчера в кафе Дождь,

была дочерью Неверующего! Как она сразу-то не сообразила! Те же чистые голубые глаза, то же красивое лицо, вылепленное природой с таким тщанием, что даже изгиб ноздрей сделан на особый манер. И этот чистый высокий лоб… «Ему бы очень пошли усы, — вдруг подумала она. — Да он просто красавец!.. И если бабы не кидаются, то только потому, что невысокий. А разве имеет значение рост?..»

— Ну что ж, Надежда Васильевна, — прервав ее молчание, заговорил Неверующий. — Я вас слушаю! Я, как мужчина, вы это верно заметили, даю вам право первой высказать свои претензии ко мне. Я вас внимательно слушаю!.. — И Петр Иваныч скрестил руки на груди.

Боборыкина помолчала, потом вдруг улыбнулась.

— Он вчера проводил меня до дома, а потом взял и улетел к вашей дочери, — проговорила она. — Он любит ее, Петр Иваныч, да еще как любит! А вы любили когда-нибудь?

Петр Иваныч, приготовившись выслушивать град попреков, опешил. До него не сразу все это дошло. Он долго соображал, глядя на Боборыкину. И увидел вдруг, что перед ним сидит красивая женщина и как-то странно, непривычно смотрит на него.

— Я? Ну, знаете, это… При чем здесь любовь?!. Мы остались, надеюсь, объясниться совсем по другому поводу…

— Когда мужчина с женщиной остаются одни, другие поводы просто смешны, — мудро сказала Надежда и улыбнулась.

— Как это смешны?!. — упорствовал Неверующий. — Нет уж, давайте разберемся сначала в наших служебных отношениях! То, что вы мне сказали…

— Никогда не надо воспринимать так серьезно слова женщины. Она говорит одно, а думает другое. И, кроме того, сейчас уже перерыв…

Петр Иваныч взглянул на часы. Они показывали две минуты второго.

— Вас ведь волнует судьба дочери?..

— А при чем тут дочь?! — пробурчал он.

— А о своей судьбе вы задумывались?

— При чем здесь моя судьба?! Вы мне сказали весьма обидные слова, и это слышали все! Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?!

— Нет, — вздохнула Боборыкина. — Я говорю одно, а чувствую другое…

Неверующий помолчал.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — неуверенно проговорил он. — Вы изъясняетесь более чем странно!..

— Скажите честно, я вам не нравлюсь? — вдруг спросила она.

Вопрос застал Петра Иваныча врасплох. Он уже чувствовал, что такой вопрос последует, и страшился его, ибо правду сказать совсем было невозможно: Боборыкина ему нравилась! А она ждала от него только правды, ибо ложь тотчас бы открылась, да и Неверующий не умел лгать, он был родом из другого поколения.

— Да, вы мне нравитесь, — дотянув паузу до последнего, пробормотал он. — Но я бы хотел закончить служебный разговор…

Когда Пуговицына привела за две минуты до конца перерыва верный отряд бухгалтеров в их тесную комнату, надеясь узреть следы битвы титанов, ни Неверующего, ни Боборыкиной там уже не было.