Поиски счастья

Максимов Николай Иванович

— Ну, леший с тобой, — он безразлично махнул кистью руки. — Живи, — разрешил исправник.

И стал укладываться спать, предварительно выпроводив к соседям Тэнэт и ее мать.

Из-за непогоды выехать на следующий день в Энурмино не удалось.

* * *

Шнырявший по ярангам помощник исправника под вечер заметил какого-то, как ему показалось, подозрительного человека, входившего в поселение. Был он в собачьей дохе и такой же шапке, запорошенных снегом, в оленьих унтах; за спиной виднелся дорожный мешок.

Казак быстро распознал в нем русского.

— А ну, поди-ка сюды! — повелительно подозвал он, видя, что тот направился в жилище.

Богораз подошел. Как ни был он утомлен, но, услышав русскую речь, пусть даже грубоватую, Владимир Германович обрадовался.

— Документы! — потребовал помощник исправника, исподлобья уставившись на него своим тяжелым, холодным взглядом.

Зная нравы властей, этнограф, конечно, немедленно показал бы ему паспорт, если бы мог почти онемевшими от стужи руками забраться под доху, в карман пиджака. Но руки не слушались его.

— Дайте мне хотя бы обогреться с дороги.

— Обогреться? А потом сбежать? Обогреешься на каторге. Иди! — и казак жестом указал ему направление.

Измученному длинным переходом, озябшему Богоразу было не до спора. К тому же он знал, что всякие возражения были бы напрасны. Он подчинился.

Прямо в запорошенной снегом дохе казак едва не втолкнул его в полог. Ройс, исправник и Устюгов одновременно подняли головы. Перед ними выпрямлялся вползший сюда человек в заснеженной одежде. Его ресницы заиндевели и теперь, в тепле, слипались, закрывая глаза; он протирал их рукой. Следом за ним, тяжело дыша, вполз казак, доложил:

— Задержал! Беспаспортный бродяга, господин колымский исправник.

— Вы потрудитесь, — не выдержал Богораз, — потрудитесь, — повторил он, повышая голос, — узнать, с кем имеете дело, прежде чем… — он не договорил, снял шапку, белые от инея брови круто изогнулись, и уже спокойнее, обращаясь ко всем, он сказал:

— Здравствуйте.

Ему никто не ответил. Только Устюгов едва заметно кивнул головой.

— Разрешите раздеться? Кто здесь хозяин?

Василий быстро поднялся, чтобы помочь ему стянуть доху. Ройс слегка склонил голову, приоткрыл рот, стараясь понять, о чем говорят русские. Исправник и его помощник озадаченно переглянулись.

Вытерев платком оттаявшее лицо, этнограф представился:

— Владимир Богораз. По поручению Российской академии наук с разрешения министра внутренних дел занимаюсь изучением…

— Богораз? — переспросил исправник. — Вот оно что! Бо-го-раз… Ссыльный?

— Ссылку я отбыл давно. С кем имею честь? — спросил ученый, хотя ему и так было ясно, с кем свела его судьба.

— Давно, говоришь, отбыл? Знаю, что отбыл, видал тебя, помню твое обличье, — соврал исправник. В действительности он вспомнил фотографию Богораза, приложенную к секретному циркуляру министра об установлении негласного надзора. — Проверь, Иван, точно ли он тот, за кого выдает себя.

Помощник ознакомился с паспортом и открытым листом министра, где предписывалось «предъявителю сего оказывать всякое законное содействие к исполнению возложенных на него поручений».

— Так точно, господин колымский исправник, сия личность есть тот самый Богораз, о котором вы мне сказывали еще в Нижнеколымске.

Владимир Германович метнул на него быстрый взгляд.

— У вас еще будут вопросы или мне можно идти? — устало спросил он.

— А куда тебе идти по пурге? Будешь ночевать здесь. Да и обспросить тебя надо кое о чем. Не мне же к твоей милости с визитом являться?

— Как вас звать? — спросил Богораз Устюгова, видя, что от властей не избавиться так скоро, как хотелось бы.

— Василий, — отозвался тот. — А что?

— Дайте мне, пожалуйста, если можно, кружку кипятку. Продрог.

Чайник висел над жирником, и Устюгов тут же исполнил просьбу. Богораз развязал дорожный мешок, достал кусок сахару и сухарь.

Исправник заметил в рюкзаке книгу.

— Запрещенная?

— Что? Книга? Нет. Автор ее печатается в «Современнике», в «Восточном обозрении».

— А ну, Иван, проверь сию книжицу.

Помощник бесцеремонно полез в чужой вещевой мешок.

— Омулевский, — прочел он.

— Мулевский? Не слыхал. А ну, читай!

— «Дело святое за правду стоять», — начал казак и вопросительно взглянул на исправника.

— Так… — нараспев процедил тот, почесывая ухо. — А еще там про что писано?

— «Не думай, что труд наш бесследно пройдет, не бойся, что дум твоих мир не поймет, — монотонно читал казак. — Работай лишь с пользой, — продолжал он после паузы, — на ниве людей да сей только честные мысли на ней!»

— Будя, Иван, — остановил его исправник. Глаза его сузились. — А есть ли на ней государево дозволение к печати?

Иван внимательно оглядел первую страницу, но такого дозволения не обнаружил.

— Что-то не видать, господин колымский исправник.

— Изъять! — с наслаждением приказал тот. Составить протокол сей же час.

Богораз поставил на кожаный пол кружку с кипятком. Глаза его озорно блеснули.

— Пожалуйста! Я помню ее всю наизусть.

— Присовокупить! — взбешенный дерзостью, раздраженно скомандовал исправник и тут же велел проверить все, что имеется в мешке бывшего ссыльного.

Но там больше ничего любопытного для властей не оказалось. Коллекции же и записные книжки не интересовали исправника.

Иван составил акт, торжественно огласил его, поглядывая на своего начальника. Заставил Богораза расписаться.

— Куда теперь направляешься? — упорно обращаясь к нему на «ты», спросил исправник.

— В Уэном, потом — в бухту Строгую, затем — в Славянск, оттуда кораблем — разумеется, через Владивосток — в Петербург.

— Идешь откуда? — допытывался тот.

— Из тундры.