Поиски счастья
Шрифт:
Тымкар не говорил ему ничего про Кайпэ из стойбища Омрыквута. Однако по рассуждениям старика выходило, что юноша ходит в тундру наниматься «помогающим», чтобы жениться потом на дочери оленевода и со временем самому стать хозяином стада. И каждое возвращение Тымкара в Ванкарем радовало Вакатхыргина.
…Вместе с отцом к шатру подходила девушка.
Она еще издали приветствовала гостя, Тымкар ответил ей улыбаясь. Он стоял у входа в ярангу, высокий, стройный. Вползли в жилое помещение — низенькую комнатку из оленьих шкур. Эмкуль зажгла два жирника: над одним повесила чайник, над другим котел и лишь тогда вспомнила о подарке Джонсона, Вакатхыргин внимательно посмотрел на дочь, на Тымкара, на табак, рука уже доставала из-за пазухи трубку: он не курил целых два дня, но подарка не взял.
— ! Я не хочу его табака! — с раздражением, неожиданно громко отрезал старик и рунул трубку обратно за пазуху.
— Какомэй! — удивился Тымкар: ему очень хотелось курить, даже больше, чем есть.
— Ты молчи, — глаза старика сделались жесткими. — В этом шатре я хозяин.
— Конечно, конечно, — поспешил подтвердить гость, хотя вовсе еще не понимал, как можно отказаться от табака.
— У меня только одна Дочь. Мне не нужен его табак!
— Джон-американ просто так дал мне его, — поняв намек отца, смутилась девушка.
Старик не спускал глаз с дочери.
— Разве просил я у него? Дорогой товар! Плохие людишки — эти сильные товарами американы! Чем заплачу, Эмкуль? Карэм! — выкрикнул он. — Карэм!
Эмкуль заплакала, отбросила в сторону пачку. Разве это плохо, что она взяла табак для отца? Отец совсем стал старый…
Старик за чаем рассказал Тымкару о приставаниях купца к его дочери, о том, что Эмкуль уже третья, кого Джон зовет к себе «помогающими», а он, Вакатхыргин, старый, но потерявший разум морж, — согласился…
Девушка, пряча лицо, так согнулась, что черные косы касались пола.
— Ты с нами жить станешь, Тымкар? — спросил его старик перед сном.
— Не знаю, — уклончиво ответил Тымкар.
Вакатхыргин нахмурился.
— Разве ты не знаешь, что меня изгнали из родного селения? — удивился Тымкар.
Старик конечно это знал, но смолчал.
— Говорят, я убил таньга. Большую плату отдали за него уэномцы. Всех прогневил я. «Лучше бы нам не видеть тебя здесь», — сказал мне Кочак минувшей зимой.
Эмкуль и ее отец молчали. Человек, убивший человека, достоин презрения.
— Кто же захочет жить с убийцей? — хитрил Тымкар. — Что скажут ванкаремцы?
Старик достал трубку, бросил косой взгляд на пачку с табаком, что лежала в углу, отвернулся.
Кровля яранги шумела: поднималась пурга.
Все смолкли. Эмкуль и Тымкар вскоре заснули. И только старик ворочался на шкуре. Он был суеверен. Но разве не знал он сына Эттоя? Как мог сын его друга убить человека? Однако, уж верно ли это?
Как только стихла пурга, Тымкар собрался на охоту. Вакатхыргин дал ему свою теплую одежду и ружье с оставшимися четырьмя патронами.
Судя по пятнам на небе, разводья среди торосистых льдов были недалеко.
Проводив Тымкара, старик вернулся в спальное помещение. Эмкуль ушла к Джонсону. Она в тот же день вернула ему подарок, и Джонсон догадался о причине отказа старика принять его дар. Вообще этот Вакатхыргин не нравился ему. Мартин всегда чувствовал себя неуверенно, когда разговаривал с ним. Казалось почему-то, что старик проникает в его тайные замыслы, а это было Джонсону неприятно.
— Твой отец, видно, разбогател, — пренебрежительно бросил он своей служанке. — Положи на стол.
В эти дни Джонсон не приставал к Эмкуль, разговаривал с ней, что случалось редко, расспрашивал, ушел ли в тундру тот или иной чукча, а затем посылал ее позвать к нему жену какого-либо отсутствующего охотника, а Эмкуль отпускал домой.
Отец вначале удивлялся ранним возвращениям дочери, потом же, когда дочь рассказала ему о поручениях Джонсона, Вакатхыргин догадался о проделках американа. Он запретил дочери выполнять такие поручения, «Пусть сам зовет, однако, если ему нужно».
Сегодня Эмкуль опять возвратилась рано, но точно исполнила приказание отца: к Джонсону никто не пришел… Солнце еще не скрылось, а Эмкуль была уже дома. Она вышла на окраину, выглядывая Тымкара.
Тымкар не появлялся. Двумя выстрелами он убил двух нерп и теперь еще далеко-далеко от берега волоком тащил их, впрягшись в специальную упряжь.
Этой пищи хватит на семь, а то и на десять дней. Жира Для отопления старик запас летом: Тымкар видел три полных бурдюка из некроенных шкур тюленей.
Когда распухшее зимнее солнце, устав ползти по горизонту, улеглось между огненных столбов, Тымкар дотащился до яранги. И сразу же его окружили вдовы и те, чьи мужья ничего не добыли.
На следующее утро Тымкар вновь собрался в море, но старик остановил его:
— У тебя только два патрона. Где возьмем еще?
Тымкар понял, что нужно идти в тундру за пушниной, чтобы на нее выменять патронов. Джон-американ шкуры морских зверей не принимал.
Бродя летом по тундре, Тымкар приметил много песцовых и лисьих нор, но все они были слишком далеко.
Вакатхыргин еще накануне выварил в пахучих травах капканы и теперь указал на них Тымкару. Тот взял их специальной рукавицей, чтобы не оставить запаха человека, подвязал к поясу чистой камлейки и направился в тундру.
В этот день Джонсон пытался грубо овладеть Эмкуль, вначале накричав на нее за невыполнение вчерашнего поручения.
Эмкуль вырвалась и убежала домой.
Тымкар ночевать не вернулся. Всю долгую ночь старик прислушивался, не спал; наконец настало утро, Отец и дочь выпили чаю, старик пососал пустую трубку. «Только бы скорее вернулся Тымкар», — думал он: дочь рассказала ему о попытке Джона.