Пока не проснулись сомнамбулы
Шрифт:
В трех шагах от скамейки, больше похожая на привидение, чем на живого человека, стояла Вера.
— Убью… Порву на куски мразь…
— Имеешь полное право…
— Гадина…
— Наверное, и это правильное определение…
— Тварь поганая…
— Согласен, но… Куда мы идем?
Мы шли от станции к жилым корпусам. Я еле поспевал за Верой. Ее кулаки были сжаты так сильно, что стали видны белые пятнышки костяшек. Внезапно она затормозила, да так резко, что я сходу налетел на нее.
— Как ты вообще мог допустить такое? Почему не оттолкнул?
— Прости. Я… растерялся.
— Растерялся он… Все вы теряетесь! Теряетесь, забываетесь, ошибаетесь… Миллион оправданий! Но такой наглости… Прямо у меня на глазах… Не жить тебе, сучка в сарафане…
— Подожди… — до меня потихоньку начало доходить, что все «теплые» слова были обращены вовсе не в мой адрес, и идем мы сейчас не на казнь, а если и на казнь, то не на мою. — Ты не злишься на меня?
— Конечно, злюсь! — Вера больно пнула меня в коленку, потом второй раз. — Конечно, я злюсь, черт тебя раздери, Лазарев! Ты такой же, как и все мужики, слабовольный слизняк! Тебе только покажи женское тело, и ты уже готовенький! Но я не слепая. И не дура. Я наблюдала за вами около минуты, и ничего не происходило, пока она не заметила меня. Лишь тогда она полезла к тебе целоваться.
— Уфф… — с души как будто свалился валун весом в тонну.
— Но ты все равно кобель! — Вера ткнула меня рукой в живот, добавила по уху. Я не сопротивлялся: пусть лучше сейчас выплеснет свою ярость: чем раньше, тем лучше. Тем более, я, кажется, совсем легко отделался.
— Ой… Ай…
— Так, хватит, — внезапно успокоилась она. — Теперь ты расскажешь мне, о чем вы разговаривали.
— Может, не надо?
Через десять минут Вера уже колотила в запертую изнутри дверь «женской» комнаты.
— Кто там? — отозвались изнутри.
Маша.
— Открывай, немедленно! — если моя жена что-то решила, остановить ее не проще, чем… В общем, не просто.
— Уходите! — к женскому голосу добавился мужской. Мне показалось, или это Сева?
— Ах, вот оно что… — глаза моей жены сузились в хищные щелки. — Обоих приголубила. Молодец. Все молодцы.
— Вы уйдете или нет?
Мне показалось, или с той стороны тоже сердятся? Вера в бессильной злобе сверлила взглядом вход в жилище, где обитал ее враг. Еще минута, и она просто бросилась бы царапать дверь ногтями.
— Филипп! — из-за двери раздался голос Маши. — Мы договорились, ты помнишь?
— Помню, — глухо отозвался я.
— Тогда уведи свою жену.
Вера обреченно пнула косяк: она сдалась.
— Хорошо, — выдохнула она. — Мы уедем. Заберем свои вещи и уедем. А вы делайте, что хотите.
Послышалось шебуршание, через минуту дверь приоткрылась, и наружу был выставлен чемодан Веры, на который были наложены мои скудные пожитки: сумка с документами и пистолетом, ключи от машины, зарядник от телефона. В дверном проеме мелькнуло лицо Севы.
— Все хорошо? — спросил я, заметив, что он не одет и лишь укутан в простыню наподобие древних эллинов.
— Все отлично, — ответил он хмуро. — Прошу вас, уезжайте. Мы приедем позже.
— Сомневаюсь, — я скептически покачал головой.
— Вера, Филипп, пока! — попрощался с нами голос невидимой Маши.
Через минуту перед нами снова была только закрытая дверь. Я нагнулся подобрать упавшие на пол вещи.
— Что теперь?
— Едем домой. Я устала.
Глава XVIII: О чем молчал Томми
Утром ни свет ни заря я уже был на работе и, сходу погрузившись в дела, предпринял заранее обреченную на провал попытку зарыться в рутине. Конечно же, попытка провалилась — недаром она звалась заранее обреченной: уже пятнадцать минут спустя я нервно глотал кофе и разгонял по углам памяти спутанные мысли.
Неразлучная троица так и не вернулась. Вчера вечером Вера позвонила им и выяснила, что они переехали в гостиницу, куда-то в район Ботанического сада, «чтобы больше нас не стеснять». Значит, Маша сдержала свое обещание не переступать порог нашего дома. Правда, сдержала в свойственной ей манере, прихватив с собой обоих ухажеров. Интересно, как они собираются уживаться? И вообще, что за сцену мы лицезрели перед отъездом? Очередная «шутка» наподобие поцелуя на скамейке?
Вера рвала и метала, грозилась поехать в гостиницу и «вышибить мозги этой (вырезано цензурой) (вырезано цензурой) (вырезано цензурой), чтобы она знала, как лезть в чужие семьи». Я пытался ее успокоить, но тщетно. Помогла, пусть и невольно, Алена, точнее, звонок от нее: Леше стало хуже, его перевозят в Москву. Услышав эту новость, Вера заплакала.
— Пусть делают что хотят, — наконец сказала она. — Не хочу их видеть, никого.
Так и я сдержал свое обещание: Маша и мальчики были предоставлены сами себе. И так погано теперь на душе… Вроде бы, ничего плохого не сделал, но внутри копошится чувство, какое бывает, когда мимо тебя проносится карманный воришка со спертой сумочкой, а ты не успеваешь его схватить и махаешь рукой: не моя проблема. Проблема, может, и не моя, но девушка, у которой украли сумку, плачет… Дома бардак, в голове бардак, в душе бардак — куда ни глянь, везде одно и то же.
В коридоре послышались негромкие шаги. Уборщица? Открылась дверь, вошла Ирина. Тихонько пройдя к своему месту, она лишь в самый последний момент заметила меня.
— Ой! Ты меня напугал. Привет.
— Привет. Извини, я не специально. Как дела?
— Я думала, еще никого нет…
— Запах кофе тебя не насторожил? — я протянул ей дымящуюся чашку, но она лишь поморщилась.
— Не обратила внимания.
— С тобой все в порядке? — я пристально вгляделся в ее лицо: бледное, осунувшееся, косметики явно больше обычного. А всего двое суток назад Ира лучилась здоровьем. — Ты не заболела?
— Нет, все хорошо…
Ладно, не хочешь говорить — не говори.
— Как прошли выходные? — не то, чтобы мне было очень уж интересно, но надо же о чем-то поговорить. А она вообще помнит, что каким-то образом оказалась у меня в кровати?
— Выходные… — Ирина вдруг выпрямилась. — Фил, давай не будем об этом, а? Вот придет твоя Валя с ней и поговоришь. А не со мной.
— Моя Валя? Она, вообще-то, не моя. А вы что, снова поругались?
— Скажи мне правду: мы действительно спали с тобой вместе?