Покаяние Агасфера: афонские рассказы
Шрифт:
Наконец, дьявол ударил большой костью по медному котлу, призывая подчинённых к вниманию.
— Так, а теперь заткнитесь все и слушайте меня! Кто-нибудь из вас знает послушника Василия из Ватопеда? Этот монах вызывает у меня серьёзные опасения. Чувствую я, из него может получиться великий старец. Кто-нибудь из вас, льстецов и лгунов, подобрал к нему ключ? Отвечайте!
Бесы снова наперебой завопили, что, мол, на редкость послушливый и добродетельный этот Василий; что старшим братьям не перечит, а с младшими — милосерден и
И вдруг один бесёнок выкрикнул, что, мол, знает он слабое место Василия. Дьявол рявкнул:
— Всем заткнуться! А этот пусть говорит!
Вмиг наступила тишина. Тогда бес взобрался на камень, словно на трибуну, и сказал:
— Василий во всём безупречен, но есть у него одна сердечная страсть — девушка по имени Эвридики. Я нащупал эту брешь, когда проверял его прошлое. Оказывается, он дружен с нею с самого детства, даже был влюблён в неё, и та отвечала ему взаимностью. После того, как Василий поступил в число послушников Ватопеда, Эвридики, скорбя о своей любви, не стала выбирать других женихов, а пошла в женский монастырь, что на острове близ Афона.
Бесёнок сделал паузу, явно упиваясь уделённым ему вниманием.
— И что дальше? — Дьявол грозно нахмурил брови.
— Владыка мой, — продолжил бес торжественно, — я возбудил в них обоих тоску друг к другу, и они начали переписываться, вспоминая своё детство с большой теплотой и любовью.
Дьявол довольно захохотал и даже прижал к себе бесёнка в порыве чувств. Затем он обвёл грозным взглядом толпу поникших демонов.
— Вот как надо искать изъяны в обороне воинов Христовых, вот как надо проверять их на вшивость…
Часам к шести демоническая планёрка закончилась, и Анфим, увидев пролетающего мимо бесёнка, того самого, что был поставлен в пример другим демонам, схватил его за хвост.
— Ой, Анфим, отпусти меня! — заверещал бес от страха. — Только не бей, Анфимушка, отпусти!
— Да не собираюсь я тебя бить, лукавый, — ответил старец. — Скажи мне только, ты ведь, я слышал, похвалялся, что собьёшь с пути ватопедского послушника Василия…
— Да не хвалился я вовсе…
— Не перебивай меня, успокойся, наконец, и послушай! Я хочу помочь тебе ввергнуть этого послушника в блуд.
— Ты? — Физиономия беса вытянулась от изумления. — С чего это тебе помогать мне, Анфим, ведь ты на Святой горе наш враг номер один?
— Так-то оно так, да вот подрастёт Василий, глядишь, стану врагом номер два.
— А — а-а! — протянул бесёнок, расплывшись в довольной улыбке. — Не хочешь быть вторым, верно? Я подозревал, что вы такие же, как мы, только гордости у вас побольше, потому и пытаетесь стать святыми.
— Считай, что ты меня раскусил, — сказал Анфим, — но не вздумай кому-нибудь рассказать об этом, а то шкуру с тебя спушу.
— Замётано… Ну, и как ты мне поможешь в этом деле?
— Слушай меня внимательно. Тебе нужно организовать недельную паломническую поездку по святым местам Греции…
— А это так необходимо? — скривился бес.
— Не перебивай! Внуши Эвридики пригласить Василия в эту поездку, а тому — обмануть игумена, выдумав причину, по которой он, якобы, должен на время оставить монастырь. После этого послушническая благодать отступит от Василия, и ты сможешь возжечь в них огонь настоящей страсти.
— Толково придумано!
— Я в твоей похвале не нуждаюсь, дух нечистый! Скажи лучше, сможешь ли ты побыстрей провернуть это дело?
— Да за неделю, запросто!
— Ну, тогда лети, — усмехнулся Анфим, и, раскрутив бесёнка за хвост, запустил его, как пращу, в небо. Бес несколько раз перекувырнулся в воздухе, брякнувшись головой о стену храма Преображения, заверещал от боли и, проклиная подвижника, скрылся в ночи.
Через неделю юродивый оправился в Ватопед и отыскал там Василия. Послушник низко поклонился подвижнику и попросил его святых молитв.
— Послушай, Василий. — Анфим взял послушника за руку. — Один монах сказал мне, что ты собираешься на неделю в Грецию, в паломническую поездку. Не делай этого, брат, останься на горе. Ты ещё молод и можешь подвергнуться дьявольскому искушению. Прислушайся к мнению старика, не надо ездить.
Василий вспыхнул.
— Я уважаю вас, отец Анфим, но вы не мой духовник, поэтому вмешиваться в мою жизнь не имеете права. У меня есть благословение игумена, и я поеду.
— А про Эвридики ты тоже сказал игумену?
Василий зарделся ещё больше.
— Я уверен, что Матерь Божья благоволит моему решению и чтобы разрешить этот вопрос, я прямо сейчас, на ваших глазах, брошу жребий.
Василий взял две бумажки и написал на одной «Богородица благоволит», а на другой — «Богородица не благоволит».
— Сейчас вы, отец Анфим, убедитесь, что эта поездка — по Божьей воле. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Вытащите жребий сами. — Он опустил обе бумажки в свою капу и потряс её. — Вытаскивайте, отец Анфим!
Юродивый, не колеблясь, достал одну из бумажек и, даже не взглянув на неё, протянул жребий молодому послушнику. Тот поднёс бумажку к глазам и тяжело вздохнул.
— Да, отче, вы были правы, Пресвятая действительно не желает этой поездки. — Он снова вздохнул. — Но пути назад уже нет, я пообещал участвовать в ней и даже взял благословение отца игумена… Думаю, Матерь Божья всё поймёт.
Анфим улыбнулся.
— А ты лучше не думай, Василий. Матерь Божья, конечно, всё поймёт. Просто выполни волю Божьей Матери и обрящешь благодать Святого Духа. А, если нарушишь Её волю, можешь подвергнуться большому искушению и даже впасть в смертный грех Правда, и разбитую чашку можно склеить, но сможет ли она после этого выдержать кипяток?