Покаяние
Шрифт:
– Не стоит. Мне уже легче.
– Я бы так не сказала. – Недоверчивые холодные глаза внимательно всматривались в слегка позеленевшее лицо.
– Нет. Правда. Я сейчас же пойду к себе, если позволите.
И только сейчас до Фаины начали доходить сразу несколько откровений. Первое – благочинная впервые обратилась к ней по имени, а не «трудница»; второе – она проявила заботу; и третье – изначально матушка Варвара обратилась к ней с предложением провести ночь в молитве стоя на коленях на улице. Все это заставило Фаину собраться и выбросить из головы лишнее.
– Матушка благочинная, благословите
– Странно, конечно, ведь кроме вас, трудница, никто сегодня не жаловался на плохое самочувствие. Отравиться трапезничая вы точно не могли, если не грешили тайным чревоугодием? – Она подозрительно взглянула на Фаину, которая отрицательно закивала. От заботы в голосе благочинной ничего не осталось, он вновь напоминал унылую зимнюю стужу.- Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. (1Кор.8,8)
– У меня достаточно грехов, матушка благочинная Варвара, как у многих, но чрезмерная любовь к пище никогда не являлась одним из них.
– Я верю тебе, трудница. Значит, Отец наш небесный сотворил с тобою подобное чревоизвержении с какой-то целью. Он что-то хотел вложить в твою душу и сердце, подобным образом, но ЧТО, ведомо только ему. Отец небесный никогда ничего не делает ради забавы. Для того чтобы это понять тебе нужно время и я предоставлю тебе его. Эту ночь ты проведешь не на свежем воздухе, а в своем доме у центрального иконостаса. Ты должна молиться всю ночь. Когда поймешь ради какого блага Господь испытывал твой организм, я разрешаю тебе возвратиться в свою комнату и отойти ко сну.
– Хорошо, матушка. Благословите.
– Бог благословит.
Фаине хотелось возразить. Ей хотелось прокричать прямо в тучное лицо благочинной, что она и без того знает о причинах своего «чревоизвержения» и указать в ту сторону, где зародилось ее плохое самочувствие. Ей хотелось прокричать, что она не заслуживает наказаний, а совсем рядом происходят вещи намного ужаснее, чем ее вечерняя прогулка. Она многое могла бы сказать матушке, да вот только язык не повернулся. То, что происходило в альтанке, не ее заботы и не ее проблемы. Каждый волен идти по жизни своим путем. Благочинная права, Господь никогда ничего не делает просто так, для забавы.
4
Благочинная испарилась, а Фаина, уже никуда не спеша, продолжила свой путь домой. Когда она оказалась в слабо освещенном коридоре своего дома, и ее глазам открылось многообразие святых образов небольшого иконостаса, в памяти всплыли слова Насти - «Сделаю вид что у меня в голове одни молитвы или лоб на пятом поклоне расшибу и дело с концом!».
– Нет, я здесь не для кого-то, а ради собственного спасения.
Отмахнувшись от соблазна пойти в свою комнату, Фаина послушно принялась перебирать в голове молитвы. Около получаса она тщетно пыталась слиться в своих словах воедино с Господом, но из памяти никак не стиралась отвратительная картинка чьего-то совокупления. Всякий раз как Фаина прикрывала глаза, пытаясь сосредоточиться на произносимых словах, она видела женское лицо искаженное удовлетворением. Когда же в желании избавиться от навязчивого образа поднимала веки, образ любовников сливался с ликами святых, изображенных на бесчисленных иконах.
На одной из попыток прочтения молитвы Фаина решила прекратить все это. То, что выдавало ее сознание, было гораздо греховнее того, за что ее решила наказать благочинная. Бог поймет ее и простит. Глядеть на распятого Иисуса рядом с ликом которого ритмично покачивалась обнаженная женская грудь, или на руках у Девы Марии разглядеть силуэт обнаженной мужской ягодицы, было выше ее сил. Фаина чувствовала, что ее вот-вот нагонит новый приступ рвоты. Она больше не могла издеваться над своим организмом ни физически, ни духовно. Да простит ей Господь слабость, но она решительно вознамерилась прекратить все это. Лежа в собственной постели ей будет значительно легче отключить поврежденное сознание, да и подсознание тоже. Обо всем случившемся лучше вообще забыть и начиная с завтрашнего утра никогда не вспоминать.
– Ну как, понравилось? – стоило ей сделать шаг в сторону от иконостаса, как за спиной послышался колкий женский голосок.
Фаина обернулась. Будто острая спица клубок тугих нитей ее сознание пронзило очевидное – в альтанке была та, которая окликнула ее. Фаина молча всматривалась в растрепанный облик сестры Анастасии. В вечерних сумерках она могла лишь догадываться кто есть кто, но сейчас все стало ясным как божий день. Те шикарные локоны, стоны, и искаженное экстазом лицо, принадлежали именно Насте. «А кому же еще?» - с иронией прозвучало в мозгу.
– Что молчишь, вижу, что понравилось.
Легким движение головы Настя отправила опускавшиеся на грудь густые пряди волос за спину. Ее руки теребили вишневого цвета косынку, предназначение которой покрывать голову, а не выполнять роль эспандера. Ее губы расплывались в довольной улыбке, которую Фаине безумно захотелось соскрести с неприятной ей физиономии.
Фаина все еще продолжала молчать, от пережитого одного за другим шока, ей даже показалось, будто способность произносить слова она утратила навсегда. Глаза Насти же довольно сверкали, а губы продолжили выплескивать очередную порцию яда, которого, как оказалось, в ее маленьком организме было в избытке.
– Знаю, это была ты. Можешь не убеждать меня в обратном. – Настя приблизилась к Фаине так близко, что та моментально ощутила сильнейший запах спирта, секса, и никотина, и автоматически попятилась. – Что, не нравится аромат свободы? Не верю.
– Настя, ты пьяная и у тебя на лице написано, чем совсем недавно ты занималась, и это далеко не молитвы. Мой тебе совет, спрячься в свой комнате как минимум до завтрашнего утра, а то ведь не поздоровится. – Без тени жалости, холодно и сухо, отчеканила Фаина, проигнорировав глупые вопросы Анастасии.