Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране
Шрифт:
особенно обострилась.
Испытывая необходимость в дополнительной поддержке, Хаменеи вступил в непрямые контакты с
частью высшего иранского духовенства, принадлежащей к обществу «Ходжатие».
Контакты состоялись при посредничестве Исфаганского теологического центра, тесно связанного с
теологическим центром Мешхеда, где находится штаб-квартира общества, ортодоксальным
духовенством Хузестана — третьим по значению центром этой организации — и частью
духовенства Кумского
авторитетным противником группировки имама, приверженцем «Ходжатие». В результате возник
новый альянс.
Новые политические альянсы в Иране — явление частое. Они зависят от личных, клановых и
корпоративных интересов участников на каждом отдельном этапе борьбы за власть. Уникальность
данного случая заключается в том, что президент Хаменеи вступил в контакт с силами,
выступающими против самих основ нынешней формы государственного правления.
Общество «Ходжатие» по структуре аналогично масонской ложе. Оно является одной из самых
влиятельных религиозно-политических организаций страны. В нем объединены авторитетные
представители ортодоксальной части высшего иранского духовенства, которые выступают против
единоличной власти Хомейни и ведут с ним непримиримую скрытую борьбу.
В настоящее время связь с «Ходжатие», даже через посредников, представляет для президента
высшую степень риска, но в стратегическом отношении открывает путь к самым широким
возможностям.
Союз с «Ходжатие» дает Хаменеи реальный шанс занять место имама после его ухода со сцены.
ЗАБЛУДИВШИЙСЯ АН{[46]}
Они летели из Герата на юг. Сбились с курса. Пытались сориентироваться визуально. Но внизу
песчаная буря — ни черта не видать. По прикидке штурмана аэродром назначения был где-то
рядом. Снизились, и вот удача, в просвете мелькнула взлетная полоса. «Садимся, командир, —
облегченно выкрикнул штурман, — приехали!»
Маленький АН-26РТ приземлился. Он совершал транспортный перелет, вез людей и никакой
боевой задачи не выполнял. Экипаж и несколько наших военных инструкторов спустились с борта
и огляделись. Местность для здешних краев обычная: солончак, две чахлые пальмы, одинокий
сараюшка, но почему-то пустое летное поле и ни души. Зашли в помещение. Сидевший там служка
подобострастно привстал, залопотал что-то по-своему, видно, приветственное. У наших
переводчика не было, сами языка не знали. Поэтому поздоровались («салам» он и в Африке
«салам») и спросили по-русски, где самолеты и люди — военные «шурави». Служка оказался
какой-то странный, не смея присесть, с ужасом глядел на них и ни слова не понимал. «Тупой
какой-то!» — подумал
В те годы в Афганистане люди, связанные с техникой, тем более авиацией, русский язык знали.
Пустой разговор «на пальцах» шел минут сорок. Отчаявшись втолковать этому дураку
элементарные вещи, командир устало поднял глаза и увидел, портрет Хомейни!
Это был не Афганистан! Это был Иран! {[47]}
Мгновенно оценив ситуацию, наши бросились к самолету. Но на полосе перед АН-26 уже стоял
тяжелый бульдозер, а периметр поля окружала пехота.
Поначалу иранцы опешили и до смерти перепугались. Еще бы, среди бела дня им на голову
падает зеленый самолет с красными звездами, из которого выпрыгивают вооруженные люди в
советской форме и по-хозяйски, как у себя дома, направляются к зданию аэропорта. Первая
мысль, которая пришла иранцам в голову, — это начало вторжения! Но надо отдать им должное, они быстро опомнились. К аэродрому стянулись пасдары.
Наши всё же пытались взлететь. Они решили объехать бульдозер, но иранцы открыли огонь и
попали в мотор. Самолет встал. Через пару часов из Тегерана прибыла группа сотрудников
контрразведки с переводчиком русского языка. Нашим предложили сдаться. В ответ командир
потребовал вызвать советского консула.
Это было наивно. Иранцы ответили, что консул если и не стоит за ближайшей пальмой, то вот-вот
там появится.
А пока он не подоспел, лучше все-таки выйти и сложить оружие. Наши на ложь не поддались и
приготовились драться.
Надо понять состояние этих людей. Они прилетели из войны. На этой войне, в каких-то сорока
километрах отсюда, каждый день убивали. Чем Иран в этом смысле лучше Афгана, ребята не
знали. Но знали отлично, что плен — это лютая смерть, в пытках и муках: отрежут язык, нос, уши, яйца, живьем сдерут кожу. Так было на той войне, откуда они прилетели. Они считали, что будут
убиты, но хотели от пули в бою.
Захват самолета начался ночью. Его со всех сторон осветили прожекторами, открыли отчаянную
автоматно- пулеметную стрельбу в воздух, закидали дымовыми шашками, пустили слезоточивый
газ. Наши, ослепленные газом, задыхающиеся, стали выпрыгивать наружу. Их били прикладами и
вязали. Внутри самолета остался штурман — виновник ошибки. Он застрелился.
Их везли в Тегеран с завязанными глазами, допрашивали в контрразведке, тоже не снимая
повязок.
И вдруг решили освободить (?!) Да еще вернуть самолет!!!
Причем без шума: ни тебе прессы, ни ТВ. Только одна заметка в «Джомхурие эслами» со ссылкой
на общее мнение имама, президента, председателя меджлиса и премьера: «Мол, это не